Есть у Михайлова одна вещь о себе, о своем детстве - "Моя Гиперборея". В ней сдержанно, даже суховато, как в летописях, повествуется о 1933 годе, когда отец, охотник и рыбак, чтобы прокормить семью, подался с женой и детьми на берег Баренцева моря на промысел семги. "Год провели мы в земляной бугре на берегу моря в полном одиночестве, тяжелейший год в жизни нашей семьи. Сейчас и представить трудно, как все это можно пережить". Хладнокровное описание и безжалостные подробности той жизни оставляют сильнейшее впечатление.
Так же скудно говорит Михайлов и о войне, откуда он вернулся с четырьмя ранениями и несколькими боевыми орденами.
Александр Алексеевич занимал разные высокие должности: был секретарем СП СССР, возглавлял столичную писательскую организацию, но основной своей заслугой считает долгие годы работы проректором Литинститута и редактором журнала "Литературная учеба". На молодых не жалел ни времени, ни сил и сегодня с удовольствием вспоминает об этом. Сказалась, видать, привычка с детства тянуть лямку, будучи старшим ребенком в громадной семьей...
Сегодня он стал строже к себе, тоньше в суждениях, точнее в разборах, изящнее в письме. Мне импонируют его стремление к совершенствованию, привычка к углубленному чтению (сейчас достаточно редкая), полное отсутствие какого бы то ни было самодовольства, самолюбования, внимание и уважение к чужому мнению, воспитанность. И, конечно, - его жизнестойкость.
Закончить эти заметки я позволю себе стихами, написанными ранее и посвященными юбиляру.
* * *
Ал.Михайлову
Я считаю, нет моей вины,
Что в Москве мне видится сиянье
Той воды, где Северной Двины
И прекрасной Вычегды слиянье.
Часто мне ночами не спалось.
Не бывает, чтобы все сбылось,
Есть еще несбывшееся что-то,
И всегда со мной моя забота.
Но неяркий северный уют,
Эти реки, просеки, болотца
Почему-то силы придают,
Чтобы жить, работать и бороться.
Север мой незыблемо стоит,
На ветру сияет и сквозит.
Где-то за горами, за долами,
Будто весь обставлен зеркалами.
... Как бы жил на свете без него,
Пахнущего горькою сосною?..
Мне уже не страшно ничего
За его зубчатою стеною.