ВОТ ГДЕ БОБИК ЗАРЫТ

Нашу публику трудно удивить Чеховым - в Москве перебывало такое количество "Трех сестер", что впору говорить о 333 сестрах. Но три девахи из спектакля мюнхенского театра "Каммершпиле" оказались, пожалуй, самыми эксцентричными и жизнерадостными из всех.

О том, что с чеховской пьесой здесь обойдутся безо всякого почтения, зрителя предупреждают еще в прологе. На сцену поднимается пожилой трансвестит, в котором публика должна угадать пародию на всемирно известную немецкую актрису Ютту Лампе, и выражает сочувствие актеру, которому сейчас предстоит сыграть Чебутыкина в спектакле этого чертова Андреаса Кригенбурга. "Больше получаса не высидеть", - предрекает он (она?), и это предсказание сбывается: после первого акта зал театра имени Пушкина, где проходил финал фестиваля NET, опустел наполовину. В отличие от дисциплинированной немецкой публики, считающей своим долгом досидеть до конца и лишь затем выкрикнуть свое негодующее "Бу!", русские голосуют ногами.
Однако сколько бы народу ни осталось в зале к финалу, пустым штукачеством постановку Андреаса Кригенбурга все же не назовешь. Дав чувствительный пинок под зад классической пьесе, в которой все реплики знакомы наизусть, и подняв на смех вселенскую тоску чеховских героев, режиссер заместил ее своим весьма внятным, хотя и хулиганским авторским высказыванием. Спектакль начнется с неудержимого трепа Ольги, которая, бодро щелкая орехи, ухитряется проболтать реплики за всех и за каждого. Видимо, каждый год в день рождения Ирины гости произносят примерно одни и те же речи, и Ольге Сергеевне известно, что скажут Чебутыкин, Тузенбах и Соленый, не хуже нас, зрителей.
Поддерживая взвинченный градус этого представления, Кригенбург непрестанно взбадривает публику всевозможными аттракционами и топит всю честную компанию то в горе орехов, невесть почему падающих с потолка, то в Монблане постельного белья, который будет воздвигнут на сцене после антракта. Временами режиссер превращает чеховских героев и вовсе в каких-то кукольных монстров с несоразмерными головами из папье-маше на плечах. Он убеждает зрителя в том, что этот провинциальный чеховский город заслуживает быть стертым с лица земли не в меньшей степени, чем Догвилль Ларса фон Триера. Пожар, уничтожающий в пьесе несколько жилых кварталов, с точки зрения режиссера не случаен - так материализовалась тайная мысль трех сестер, пожелавших этому городу сгореть синим пламенем.
Не испытывая ровно никакой жалости к этим людям, пустившим на ветер свою жизнь, Кригенбург даже одышливого толстяка Андрея делает чуть ли не маньяком из триллера: на вопрос Наташи, куда же подевался Бобик, он мрачно советует ей, взяв лопатку, копнуть в саду под грушей.