В Русском музее открылась главная выставка сезона
В главных залах Михайловского дворца Петербурга (он же Русский музей) открылась долгожданная и самая яркая выставка этой осени, посвященная 225-летию со дня рождения Карла Павловича Брюллова. Даже если бы он написал в жизни одно-единственное полотно, «Последний день Помпеи», уже остался бы в истории мировой живописи как Великий Карл. Но творчество его многогранно и масштабно.
В нынешней экспозиции нашлось место как живописи, так и любимым им акварелям, графике, рисункам, как портретам, так пейзажам и жанру. Всего на выставке предстали 400 произведений, в основном из Русского музея и Третьяковской галереи, а также частных собраний.
То, что акцент будет сделан на крупноформатной (456,5×651 см) и многофигурной «Помпее», не вызывало сомнений. Притягательная сила этого холста со временем, кажется, только растет. К тому же незадолго до выставки она прошла комплексную научную реставрацию. Удивительно, но за 191 год существования картину ни разу не обновляли. Разве что восполняли кое-какие утраты, заделывали трещины. В середине 1990-х решили было взяться основательнее, но времена были непростые, и дело ограничилось консервацией. Теперь все получилось.
— Перед реставрацией мы просвечивали полотно инфракрасной камерой, — рассказал Марат Дашкин, завотделом реставрации станковой масляной живописи музея. — Увидели места, которые Брюллов переписывал, меняя освещение, ракурс персонажей ради драматизации основного сюжета. Например, у девушки в правой нижней части картины голова изначально была поднята. То есть героиня в тот момент оставалась живой. Но в итоговом варианте погибла: юноша держит на руках ее бездыханное тело...
В начале большой комплексной работы по восстановлению картины много говорилось о необходимости возвращения ей авторского цвета. Даже неспециалистам было заметно, что, например, слой лака, покрывавший холст, пожелтел, а часть красок поблекла. Расчищали его, предварительно укрепив с обратной стороны дополнительным материалом, «вживую» — в одном из залов музейного корпуса Бенуа. Стенку, которой отгородили рабочую зону от посетителей, сделали прозрачной, так что весь процесс могла наблюдать публика. Так шедевр стал еще ближе и понятнее зрителю.
Результат многомесячного труда в прямом смысле слова налицо: у фигур на картине даже глаза наполнились еще большим ужасом, усиливая впечатление от полотна. А через утоньшение (профессиональный термин) поверхностного лака реставраторы добились четкости большого количества деталей, которые ранее были скрыты. Как признавался по окончании реставрации многоопытный Марат Дашкин, во время этой работы он снова и снова открывал для себя Карла Павловича «как безусловно гениального рисовальщика». Благодаря команде реставраторов Русского музея «Последний день Помпеи» предстал на выставке таким, каким задумывал его сам художник.
Теперь знаменитая картина Великого Карла снова в главном — своем родном! — зале Михайловского дворца, разве что на другой, торцовой стене. И как прежде, в центре притяжения посетителей.
К слову, сам этот зал Брюллов много лет делил с Айвазовским. Два столь несхожих русских гения удачно дополняли друг друга своими масштабными холстами. Сейчас маринист Айвазовский «готовится» к выставке шедевров академической живописи в Инженерном замке, так что у Брюллова появилось еще больше пространства. Туда кураторы «поселили» портреты.
Карл Павлович писал их часто, с явным удовольствием, и не столько по заказам, сколько по зову сердца. Известно, что отказал своему ровеснику Пушкину, когда тот, уже первый поэт России, просил его написать Наталью Гончарову. Ну не восхищала она Карла Павловича как портретная героиня. Другое дело — графиня Самойлова, вдохновившая художника на многие работы. Она у него то «Всадница», то «Одалиска», то с приемной дочерью, а то и среди руин гибнущей «Помпеи»... Красивое лицо, великолепная фигура, утонченный вкус. И пылкий, как у Брюллова, темперамент, пробивающийся даже сквозь холсты.
Лиц брюлловских современников на выставке много. Карл Павлович слыл самым модным портретистом эпохи. Любил писать и себя в разных техниках. Чем заслужил у современников сравнение с Рембрандтом, которого, заметим, считал одним из главных своих учителей. При этом каждый автопортрет (их более 20) — как взгляд со стороны, способ самопознания. И своего рода хронология жизни и творчества. Последний был написан в Петербурге незадолго до отъезда на лечение в любимую Италию, где через четыре года мастер и умрет. А ушло на его создание, утверждал автор, всего два часа. С небольшого полотна глядит на нас бледное, изможденное лицо; взгляд тяжелый, усталый; безвольно свисает «рабочая» рука... Не сравнить с тем полным жизни и творческого задора молодцом, каким Брюллов выглядит на портрете работы Тропинина 12 годами ранее. Обе эти картины — на выставке, ближе к концу экспозиции.
Но вернемся в главный зал, к шедевру номер один. Посетители поднимаются к нему... по пандусу лазурного цвета. Выглядит мощно. Первая мысль: потребовался для монтажа «Последнего дня Помпеи», а разобрать до открытия не успели. Но нет. Все дело, оказалось, в замысле архитектора выставки Андрея Воронова. Как объяснил он журналистам, идея была создать образ достижения Брюлловым своей творческой вершины, а затем спуска вниз, к преждевременному уходу из жизни в 52 года.
А перепад высот до 2 метров? Фальшполы в других залах — тоже лазурные, прямо как новые автобусы на питерских улицах? Оказалось, так задумано, чтобы поместить небольшие картины и графику как можно ближе к публике, на расстояние вытянутой руки. Эти миниатюры «упаковали» в столы — витрины под черной салфеткой, чтобы не мешал свет. Увы, проверено: все равно мешает...
Так ли уж нужны все эти вычурные архитекторские придумки на выставке? Когда стоишь у картин Брюллова, такого вопроса не возникает. Все наносное просто исчезает. Остается Русское Искусство. И один из главных его столпов — Великий Карл.