Фильм Федора Бондарчука отдает грандиозным фейерверком
На этой неделе на экраны страны выходит щедро профинансированный (30 млн долларов) и отменно разрекламированный фильм «Сталинград». Это новое полотно режиссера Федора Бондарчука и продюсера Александра Роднянского (они вместе делали фильмы «9 рота», «Обитаемый остров») в условиях строжайшей секретности уже было выдвинуто на американскую премию «Оскар». В самой же России картина, говорят, будет показана сразу на двух тысячах экранов. Такой массированной раскрутки наше кино еще не знало.
Широкого проката, впрочем, «Сталинград» заслуживает уже хотя бы потому, что это первый российский фильм в формате IMAX 3D, который так любят подростки — основные посетители кинотеатров. Война, которую до сих пор снимают порой в черно-белой гамме, и разудалое трехмерное изображение, которое больше пристало фантастическим боевикам, — многим казалось, что это две вещи несовместные. Бондарчук рискнул их совместить, достигнув, как мне кажется, весьма противоречивого творческого результата. Что касается результата коммерческого, то, не исключаю, он может оказаться и успешным.
Война в прочтении режиссера предстала на экране во всем своем жестоком, кровавом и страшном великолепии — как ни покажется кому-то странным такое определение. Багровые сполохи пожарищ во всю ширину экрана, изъеденные снарядами остовы домов (под Питером в натуральную величину выстроили декорации нескольких кварталов Сталинграда), охваченные огнем советские солдаты, на глазах превращающиеся в живые факелы, рукопашные схватки, похожие своей пластикой на восточные единоборства, пули, свистящие у зрительского виска... Все это пиршество современных экранных технологий ослепляет, оглушает, завораживает. И, как ни странно, в какой-то момент начинает заслонять от нас подлинный масштаб трагедии, силу и пронзительность человеческих драм, жестокую суть войны.
«Война — совсем не фейерверк», — писал поэт-фронтовик Михаил Кульчицкий, и он знал, о чем говорил. Большое двухчасовое кино, претендующее на некое новое слово о войне, не может держаться на одних лишь визуальных, пиротехнических, технологических «фейерверках», оно нуждается во внятно прописанной истории, в крупных характерах, в осмысленной концепции. А с этим в картине Бондарчука не все ладно. Сюжет неловко петляет и хромает, герои прописаны большей частью бегло, концепция подменяется финальным пафосным текстом от автора о величии нашей победы.
Основой для фильма стали главы романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», недавно экранизированного Сергеем Урсуляком, и это сослужило «Сталинграду» не лучшую службу. Видимо, желая уйти от сравнений с замечательным, выдержанным в строгой документальной стилистике сериалом Урсуляка, авторы «Сталинграда» стали уходить и от главных сюжетных коллизий, и, увы, от философской глубины великого романа. В итоге в грандиозную визуальную «оболочку» фильма оказалось вписано практически новое и чрезвычайно облегченное по отношению к первоисточнику содержание. Более того, временами даже возникает ощущение, что сценаристы Илья Тилькин и Сергей Снежкин умудрились собрать все ходовые штампы, которые только есть в современном кино.
Чего стоит, например, поединок фашистского и советского офицеров (Томас Кречман и Петр Федоров соответственно), который красной нитью проходит через весь фильм. Герои не раз встречаются в смертельной схватке, но всякий раз остаются живыми и невредимыми. И только в финале, в упор разрядив друг в друга магазины своих пистолетов, они сливаются в смертельных объятьях, символизируя, надо думать, бессмысленную гибельность войны.
Но в фильме «Сталинград» не только умирают (хотя вот странность — многочисленные смерти почему-то не трогают, не вызывают сочувствия и жалости), а еще много и пылко любят. Уже упоминавшийся немецкий офицер влюблен в изящно завитую блондинку Машу (Янина Студилина). Она сначала с гневом отвергает тушенку и ухаживания фашиста, но потом отдается во власть чувства, пока ее не найдет пуля русского снайпера: немецкой подстилке — собачья смерть. Пятеро советских солдат, в свою очередь, влюблены в юную девушку Катю (Мария Смольникова) — обитательницу дома, который они защищают от врага. Катя восхищается певческим талантом одного, спит на коленях у другого, целуется с третьим, учится стрелять из пулемета с четвертым, а зачинает ребенка, как выяснятся в конце фильма, почему-то от пятого, с которым любуется на охваченное сполохами взрывов небо, как будто это не страшное зарево войны, а праздничный салют. Зачатый в ту ночь ребенок вырастет (это произойдет за кадром) и в эпилоге фильма в составе бригады МЧС спасет немецкую туристку из-под завалов Фукусимы...
Все эти наивные сюжетные ходы, типовые мелодраматические клише, неловкие исторические параллели меньше резали бы глаз в рассказе о неком безымянном сражении Великой Отечественной. Но фильм называется «Сталинград». И эти отдающие оперной условностью сценарные решения, как мне кажется, резко диссонируют с горькой и страшной реальностью Сталинградской битвы. Где, напомню, с обеих сторон погибло более 2 миллионов человек, где от первой фашистской бомбежки города под завалами домов остались лежать 40 тысяч мирных жителей, где средняя продолжительность жизни советского солдата составляла менее суток. И пять пудов любви, щедро принесенных авторами фильма на алтарь экранной Сталинградской битвы, — не является ли это тревожным знаком того, что даже картины на военную тему все чаще становятся у нас всего лишь отлично продаваемым киношным продуктом? Который, не исключаю, неплохо конвертируется и на «Оскаре»...
Федор Бондарчук, постановщик «Сталинграда»
— Мы хотели сделать фильм, который сами никогда не видели. Признаюсь, я не думал, что моим следующим проектом станет масштабная военная драма. Для чего сейчас еще одно высказывание о войне? И я сам себе ответил на этот вопрос. IMAX 3D-технологии сегодня позволяют добиться невероятно подробного и убедительного, да еще и объемного мира. Мне захотелось погрузить современного зрителя в осажденный, выжженный город ноября 1942 года, добиться эффекта присутствия. Это вечное стремление кинематографистов попробовать стереть границу между экраном и аудиторией. С одной стороны, мы говорим о новых технологиях и о нашем желании разными способами сделать стереоэффект максимально впечатляющим. С другой — помимо этого сознательно выбранного курса мы вернулись к классическому повествованию, к первоисточнику — к внутрикадровому монтажу, к длинным сценам и длинным планам. Когда ты решаешь всю сцену внутри двух длинных склеек, например.