У казны не нашлось денег на каталог памятников России
У отдела свода памятников Государственного института искусствознания — сезон летних экспедиций. Ученые уехали в эти поездки, по сути, за свой счет: исследовательскую программу свода втихую, не предупреждая ее участников, просто выбросили из госпрограммы «Культура России» на 2012 год. Бюджет сэкономил 2 млн рублей. Сколько при этом потеряло дело сбережения нашей исторической памяти, выяснял «Труд».
Ведущий научный сотрудник отдела свода памятников архитектуры и монументального искусства Елена Щеболева около двух десятилетий занимается северо-восточным кустом центральных областей России: Костромская, Ярославская, Ивановская... Но сфотографировать и обмерить старинную церковь, усадьбу или особняк — еще не значит обеспечить их сохранность. Пример: в Костроме на улице Советской, 47, стоял такой дом-памятник и при нем — двухэтажный флигель. По веяниям нынешнего времени владение решили передать в частные руки. Новый хозяин не хотел возиться со «старьем», у него уже был план на современную застройку участка. Щеболеву попросили дать экспертное заключение о том, что особняк можно снять с охраны как памятник. Но дом, рассказывает Елена Геннадиевна, был в приличном техническом состоянии, а во флигеле даже сохранялись элементы старинного интерьера. Вывод: снять с охраны нельзя... Через год, приехав в Кострому, эксперт увидела на месте дома развалины — «рухнул от ветхости», объяснили ей. Хотя даже при поверхностном осмотре легко было видеть, что тавровые балки подпилены: зданию помогли упасть.
Будем справедливы: зачастую в плохом состоянии памятника, находящегося в частных руках, виноват не только и не столько владелец, сколько российское законодательство. Скажем, в городе Шуе соседней Ивановской области у бабушки из избушки, числящейся памятником (здесь таких домов-памятников — чуть ли не каждый второй), поломалось крыльцо. В обычном доме ремонт обошелся бы в
Особая проблема — сохранение культовых сооружений. Их теперь массовым порядком передают епархиям. Восстановление исторической справедливости? Бесспорно, но сам объект при этом часто страдает и даже утрачивается как памятник. Ведь распоряжается им теперь настоятель, а его воля, особенно в монастырях, решает все. Вот, допустим, в подворье Толгского монастыря в селе Введенском, что под Ярославлем, в церкви XVIII века сохранялась уникальная роспись начала XIX века — прекрасный и редкий для наших храмов образец живописи классицизма. А рядом, в трапезной, — грубая, явно современная стилизация под Андрея Рублева. «Что, здесь старинные фрески не сохранились?» — спросили московские исследователи. «Были, — ответила монахиня, — но матушка велела их записать. А на будущий год и остальное распишем...» Этот пример — еще не самый худший: теоретически запись когда-нибудь можно будет расчистить. Но в большинстве случаев старую фреску просто сбивают. Всего, считает Щеболева, в храмах, переданных церкви, гибнет 80% исторических росписей.
Если вернуться в Кострому, то наибольшую тревогу внушает — вы не поверите — Ипатьевский монастырь. Да-да, самый известный памятник области, охраняемый на федеральном уровне. Но здесь по инициативе церковного начальства решили воссоздавать Богородице-Рождественский собор — здание XIX века, одно из детищ знаменитого строителя храма Христа Спасителя в Москве Константина Тона, так же, как и его собрат, снесенное в
Раньше, когда подобные объекты имели только одного хозяина — государство, все касающиеся их проекты проходили экспертизу Министерства культуры и того же Института искусствознания. Еще два года назад прежний глава Костромской епархии митрополит Александр (Могилев) был открыт для сотрудничества с учеными, но теперешний архиепископ Костромской и Галичский Алексий (Анатолий Фролов) эти контакты порвал, не дает благословения даже на фотографирование в храмах.
Логика владыки такова: церковь отделена от государства — и не вмешивайтесь в наши дела. Однако, например, Богородице-Рождественский собор воссоздается при государственной поддержке — тут, как видим, «вмешательство» допускается...
Конечно, случаи, когда культура и культ дружат, тоже встречаются — например, стараниями протоиерея Георгия (Эдельштейна) в Воскресенской церкви села Карабаново тщательно сохранена старинная роспись свода. Но такие случаи — исключение, подобных просвещенных священников можно пересчитать по пальцам.
Судьба большей же части храмов в глубинке — разорение. Недавно по «России 1» прошел парадный репортаж — губернатор (теперь уже бывший) Костромской области Игорь Слюняев вместе со школьниками навестил на квадроциклах усадьбу Нероново, отданную в частные руки. Школьники поклонились памяти бывших хозяев усадьбы, графов Черевиных, в Воскресенской церкви... На самом деле, рассказывает Щеболева, поклоняться там больше нечему: богатейшая церковная утварь, практически полностью сохранявшаяся все советское время (хотя храм тогда не действовал), в последние годы растащена. Церковь Благовещения в Протасово до недавнего времени была в хорошем состоянии, но село обезлюдело — и из покинутого храма унесли все, что представляло хоть какую-то ценность. Та же судьба — у церкви в Спас-Верховье: от уникального иконостаса с богатой скульптурой не осталось ничего. А если из брошенного здания еще и выпилят чугунные решетки окон, на которые опирается кладка стен, то оно просто сложится. И таких храмов — десятки, если не сотни.
Тут судьба памятников тесно переплетается с экономической, социальной историей края. Костромская область — в своем кусте самая неблагополучная. Соседнюю Ярославскую помогают держать на плаву московские дачники. В Вологодской сохранились колхозы и совхозы, а с ними хоть какое-то сельское хозяйство. Но в Костромской нет ни того ни другого: коллективные хозяйства разогнали, фермерство не прижилось. Пашни зарастают лесом. Племенное скотоводство (знаменитая караваевская порода коров — отсюда) в упадке. Край безлюдеет на глазах... Это видят и исследователи памятников: чтобы найти, допустим, храм в урочище Мостов Погост Галичского района, одной из недавних московских экспедиций пришлось пройти 12 километров лесной чащей с проводником из местных, да и он полдня не мог найти заглохшую дорогу. Иногда, бывает, сам проводник по дороге теряется, приходится его искать и спасать из дебрей. Не XXI век, а просто времена Соловья-разбойника!
Но вот экспедиции, преодолев средневековые трудности и добыв драгоценные сведения о еще сохраняющихся памятниках, вернулись в Москву. Какова дальнейшая судьба их трудов? Как рассказывает Елена Щеболева, из намеченных девяти томов свода по Тверской области выпущено два. Третий уже два года лежит в издательстве — нет денег на печать. Точно так же залег первый том по Рязанской области. Сколько отлеживаться подготавливаемому Костромскому тому — никому пока не известно. А ведь эти каталоги составляются не просто ради научного любопытства. В частности, именно на них предстоит опираться местным властям при передаче объектов в частные руки и определении охранных обязательств, которые должны на себя взять новые владельцы. Чем дольше будут тормозиться эти книги, тем больше мы будем терять исторических зданий, фресок, иконостасов...
«Труд» решил выяснить, как все же вышло, что программа свода памятников архитектуры и монументального искусства оказалась за бортом федерального бюджета 2012 года, где она в предшествующие годы исправно присутствовала.
Отыскать концы в переживающем реорганизацию Министерстве культуры оказалось непросто. Обзвон мы начали с руководителя Департамента государственного контроля и надзора в сфере культурного наследия Владимира Цветнова. Он посоветовал связаться с Департаментом экономики, финансов и имущественных отношений. «Что вы хотите, такой бюджет утвердило правительство Российской Федерации, — сказала замруководителя департамента Марина Назарова. — Какие могут быть к нему претензии?» На вопрос, кто именно в министерстве готовил предложения правительству, Марина Филипповна порекомендовала обратиться в отдел целевых программ Департамента имущества и инвестиционной политики. Его начальник Виталий Хрипченко переадресовал звонок в уже знакомый нам Департамент госконтроля и надзора в сфере культурного наследия, к начальнику отдела государственной охраны объектов культурного наследия Олегу Мосолову. Круг замкнулся. Но поговорить с Олегом Павловичем нам уже не удалось: на многочисленные вызовы его телефон не отвечал.