Но в актерской жизни, которая как раз и является постоянным стрессом, Мордюкова не боялась ни воды, ни огня, ни медных труб. Она не жила по традиционным стандартам, когда мечты о новых ролях сочетаются с завистью к тем, кому они могут достаться, с интригами и романами... После роли Ульяны Громовой в "Молодой гвардии" Сергея Герасимова и Сталинской премии первой степени ей разонравилось бывать на званых приемах в Кремле, она отказывалась вступать в партию - власть напоминала "жернова", а барьеры, которые преодолевали люди, стремившиеся в КПСС ради званий и комфорта, - "колючую проволоку".
Зато Краснодон (родина молодогвардейцев, где проходили съемки фильма) стал ей почти родным. Там она с удовольствием общалась с простыми людьми и не видела той фальши, которой всю свою жизнь интуитивно старалась избегать: "Мое спасение было в том, что я всегда была неграмотной по линии актерских выкрутасов".
Ее естественность, цельность и огромная внутренняя сила были таковы, что Мордюкову можно было сравнить со стихией - грозой, ветром. Кто бы еще смог сказать герою Михаила Ульянова, тоже человеку не слабому, такие слова: "Хороший ты мужик, но не орел", чтобы это выглядело правдиво?
Это не только талант, это тоже подарено природой, как и умение заполнять собой кадр, притягивать все внимание к себе, даже играя маленькую роль. Подобное было и в "Добровольцах", где актриса играла в массовке, и в социальном ролике относительной давности, где Мордюкова и Римма Маркова играли путевых обходчиц в оранжевых жилетах - женщин, чья жизнь - терпение, чья миссия - не склоняться. Женщин, которых восхищенно называют солью земли и потом стараются пореже о них вспоминать, чтобы собственная жизнь не выглядела фальшивой и неосмысленной.
А на съемках "Мамы" Дениса Евстигнеева некоторые журналисты опасались просить о личном интервью с Мордюковой: мол, еще скажет что-нибудь, как теща из "Родни" Никиты Михалкова, для которой жизнь ее родных и знакомых, которую они сами считали нормальной, была неправильной, ненастоящей.
Великий режиссер Александр Довженко красиво сказал о Нонне Мордюковой на защите ее диплома: "Я видел ее профиль на скифских вазах". И это тоже о ее силе и вечности. Может быть, когда-нибудь и появится актриса такой же мощи, но ей придется меняться или временами быть невостребованной, потому что нет таких героинь в современных сценариях. Цельные и сильные люди обычно не умеют приспосабливаться, и потому актеры масштаба Мордюковой переходят в разряд "уходящей натуры".
Мордюкова не любила Москву - просто "приехала ее завоевывать, а она так и осталась незавоеванной". Но радовалась тому, что в Ейске на площади Киноискусства будет стоять ей памятник - зрители будут ходить в кинотеатр, а она будет их там встречать - босая крестьянка с корзиной абрикосов.
"БОЛЬШОМУ ДЕРЕВУ ТРУДНО СРЕДИ МАЛЕНЬКИХ"
Олег Табаков, актер, режиссер:
- Когда говорят, что Мордюкова включена в список десяти лучших актрис современности, я, честно говоря, не знаю, как это прокомментировать. Для меня она единственная, ни в какие рейтинги не входящая. И меньше всего меня интересуют глобальные соотношения.
Впервые увидел ее еще школьником, она уже была знаменитой артисткой, сыграла в "Молодой гвардии". И люблю я ее прежде всего за ту огромную радость, которую она мне доставила как зрителю. Ее драма была в том, что она не вписывалась ни в какие стандарты. Разрушала стереотипы, а не культивировала их. Выламывалась из советской актерской эстетики. Была сильна своей индивидуальностью, которая поддерживалась мощной корневой системой. Но из-за этого чувствовала себя в жизни неуютно - так же, как среди мелких деревьев бывает неуютно большому дереву, принимающему на себя все бури.
А главная драма ее жизни, думаю, случилась с приходом капитализма и усреднением задач, поставленных перед актерами. Возобладала массовость производства, а количество режиссеров-мастеров катастрофически уменьшилось.
Еще одна беда была в том, что наше сообщество - и театральное, и кинематографическое - до сих пор не удосужилось организовать достойную социальную защиту наших собратьев. Это все сведено к уровню сердечной доброты отдельных из нас - тех, кто может и хочет такую поддержку оказать нуждающимся коллегам. А Нонна Викторовна в ней нуждалась.
Жаль, что никому, в том числе и мне, не удалось привлечь ее на театральную сцену. Я рассчитывал ее позвать на две роли в "Табакерку", но не получилось.
А вот сняться с ней в нескольких картинах удалось - "Лев Гурыч Синичкин", "Гори, гори, моя звезда", еще где-то... Правда, это было давно. Работать с таким ярким человеком непросто. Впрочем, я и сам кое-что собой в кадре представляю, все-таки вешу 105 килограммов... Могу только сказать, что, глядя на героинь Мордюковой, я испытывал восторг, и это вызывало во мне желание репетировать с удвоенной, даже утроенной силой.
"ЛУЧШЕ ВСЕГО ЕЙ УДАВАЛИСЬ ПЕРВЫЕ ДУБЛИ"
Денис Евстигнеев, режиссер продюсер:
- Трагическое известие. Для всех нас это большая утрата. Нонна Викторовна - великая актриса и незаурядная личность нашей страны. Встреча с Мордюковой и наши с ней проекты для меня оказались одними из главных событий в жизни. Так получилось, что для нее они стали последними работами в кино. Все началось в середине 90-х с социального ролика "Русский проект", где они с Риммой Марковой сыграли путевых обходчиц. Я позвонил Мордюковой, представился и сказал, что нужно за полторы минуты "сыграть судьбу" с диапазоном от слезной трагедии до воодушевляющего веселья. Она сразу же отказалась: "Иногда это трудно сделать за полтора часа, а за полторы минуты - невозможно вообще". Но я ее все-таки уговорил. Не знаю, кто бы еще так сыграл в этом крошечном шедевре. Ролик ей понравился. И вскоре мы развили это настроение в фильме "Мама", который формально вырос из газетных материалов о матери и ее сыновьях-подростках Овечкиных, пытавшихся угнать самолет, чтобы на нем эмигрировать из СССР. Но мы сочинили свою историю, не имеющую к несчастным Овечкиным никакого отношения: мать отсидела большой срок и поехала по стране "собирать" уже взрослых сыновей, которых сыграли Меньшиков, Машков, Миронов, Кравченко...
Нонна Викторовна была человеком непростым, ее не удовлетворяли очевидные решения. Мы много спорили. Но с ней было интересно и легко, поскольку, как настоящий профессионал, она, заслышав команду "Мотор!", все свои колебания отбрасывала и полностью доверялась режиссеру. Что интересно, лучше всего ей удавались первые дубли, так называемые актерские, где она в полной мере могла раскрыть свою природную органику. А вот вторые, третьи и двадцатые, где режиссер уже чего-то хотел от себя привнести, получались бледнее.
После "Мамы" у нас больше не было возможности вместе поработать. Она уже не очень хорошо себя чувствовала, но главное - я снимал молодежные фильмы, где для нее не было достойной роли. А другие режиссеры почему-то побаивались с ней связываться. Жаль. Таких почти уже не осталось. Она была одной из последних.
"МОЖНО БЫЛО НАТОЛКНУТЬСЯ НА ЕЕ ГРУБОСТЬ"
Зинаида Кириенко, народная артистка России:
- Я восхищалась ее талантом, а Нонне Викторовне очень нравилось, о чем она не раз мне говорила, как я сыграла Наталию в "Тихом Доне". Мне рассказывали, что одно время в комнате Нонны Викторовны даже висел мой портрет и якобы она считала меня красавицей. Но Нонна Викторовна (пусть земля ей будет пухом) была настолько противоречивым и непростым в общении человеком, что иногда можно было натолкнуться на ее грубость. Когда я показала Нонне Викторовне фотографию своих сыновей, то про старшего она сказала: "Этот - вылитый Валерка" (мой муж), а про младшего, за что я на нее тогда сильно обиделась: "А у этого твоя колхозная морда!" Так что в результате я так и не поняла, красивой я была в представлении Нонны Мордюковой или напротив. Она была стопроцентной казачкой, и очень жаль, что ее мечта сыграть Аксинью в "Тихом Доне" никогда не исполнилась.
НОННА МОРДЮКОВА: "СТАРОСТЬ ВСТРЕЧАЮ ОДНА"
Одно из последних своих интервью великая актриса дала именно "Труду". Это была откровенная беседа с Леонидом Павлючиком о ее непростой семейной жизни с Вячеславом Тихоновым в канун его юбилея. Сегодня мы повторно публикуем фрагмент этого обжигающего диалога.
- Оба мы виноваты. Наша неудача в супружестве была предопределена, она крупными буквами была написана на небесах, но мы этих знаков не разглядели. Мы же были детьми, горькими детьми, которые ничего не понимали ни в семейной жизни, ни в любви. Тихонову тогда исполнилось 19 лет, я на два года была его старше. Он был тихий, чистый, неиспорченный мальчик из Павловского Посада, а я из станицы приехала, где нравы были строгие. У меня никого до него не было, а у него - до меня. И мы попали с ним в ту рощу, в которую нам ходить было еще рано-прерано. Мы ведь как тогда думали: нормальное положение стула - когда он стоит в комнате. Нормальные отношения между мужчиной и женщиной - это когда они состоят в браке. Нам бы походить вместе, повстречаться, присмотреться друг к другу, с родителями познакомиться, а мы сразу побежали в загс, хотя к семейной жизни и тем более к рождению ребенка были совсем не готовы.
Но сегодня я больше виню в нашей семейной неудаче себя. Слава ведь поначалу совсем не испытывал ко мне интереса, а я, завороженная его красотой, напором своим, желанием своим, закружила ему голову. Он, бедный, в ответ загорелся. И тут я поняла, что он мне активно, трагически не нужен. Но ребенок уже появился, и мы по христианскому обычаю стали жить. Вернее, не жить, а мучиться. Ни ему идти домой не хотелось, ни мне. Тем более что жили мы бедно, сиро, скученно...
- Но почему? Вы же оба снимались, были популярны, гонорары, наверное, хорошие получали...
- А мы не успели с Тихоновым дожить до больших денег, до внешней респектабельности. Мы же поступили во ВГИК в 1945 году. Только что страшная война закончилась. Очень голодно было. Помню, есть хотелось круглосуточно. Во сне мне снился хлеб, картошка снилась. Слава поедет к родителям в свой Павловский Посад, привезет банку квашеной капусты, лепешек, непонятно из чего испеченных, - и это уже для нас праздник, пир. Меня ведь после Ульяны Громовой в "Молодой гвардии" долго не снимали, Тихонову повезло чуть больше: он уехал, помню, в экспедицию с фильмом "Звезды на крыльях", но денег актерских ему еле на еду хватало, ничего он домой не присылал. Сколько помню наше супружество, едва от зарплаты до зарплаты перебивались. Снимали углы, спали с ребенком в проходной комнате, через нас люди чужие десять лет ходили. Нет, тяжело, безденежно мы жили. Когда разводились, и делить ничего не надо было.
- И тем не менее вы прожили вместе 13 лет...
- А стыдно было расходиться, тогда же времена другие были, иначе на эти вещи смотрели. Да еще мама... Приедет в Москву с Кубани, а я плачу в голос: ой, мамочка, не могу с ним жить, хочу развестись. А она расплачется в ответ и причитает: не бросай его, дочка, а то останешься на всю жизнь одна. Мама опытный, прозорливый человек была, она своим женским чутьем понимала, что честности, порядочности, стабильности у моего мужа не отнять. Он не выпивал, по сторонам не смотрел, думаю, что и не изменил мне ни разу. Впрочем, как и я ему. Но только мама умерла, мы через два дня после ее похорон и расстались. Тихонов, подозреваю, вздохнул с облегчением, когда снова женился - на этот раз на своей женщине. А я, как и предсказывала мама, встречаю нынче старость одна. Хотя и влюблялась, и страдала, и ревновала, и от женихов отбоя не было. Но это уже другой разговор.