Попутного «Реквиема» вам, культурные туристы

Очередной перекрестный российско-французский год открыли заупокойной мессой Берлиоза 

5 апреля на исторической сцене Большого театра исполнили «Реквием» Берлиоза – одно из самых грандиозных и самых редко звучащих в России произведений великого французского композитора. Эта масштабная акция объединила Национальный оркестр Капитолия Тулузы и ГАБТ (а именно – хор), что неслучайно: главным дирижером в обоих коллективах является Туган Сохиев. Эффектности афише придало имя весьма востребованного сегодня албанского тенора Саймира Пиргу. И хотя выбор сочинения для старта Российско-французского перекрестного года культурного туризма кого-то может удивить, художественный результат, на взгляд корреспондента «Труда» оправдал затраченные усилия.

Музыку Берлиоза мы знаем крайне неравномерно. Популярнейшая «Фантастическая симфония» – один из мировых оркестровых блокбастеров. Драматическая симфония «Ромео и Джульетта» вряд ли менее ярка, но исполняется уже гораздо реже, т.к.требует наличия нескольких хоров и солистов. То же касается драматической легенды «Осуждение Фауста». И уж совсем раритет – посвященный жертвам июльской революции «Реквием», с его гигантским исполнительским составом, включающим, помимо обычного симфонического оркестра, несколько духовых, размещенных в разных частях зала... Однако не забудем: одно из первых зарубежных исполнений «Реквиема», отделенное от парижской премьеры всего четырьмя годами, состоялось в Петербурге в 1841-м. То есть Россия уже тогда в некоторых художественных проявлениях шла чуть ли не впереди планеты всей. Так что нынешнее исполнение – в какой-то степени дело чести, подтверждение прочности нашей любви к Берлиозу.

Ну и партитура того стоит! Ведь исторически это второй, после моцартовского, из великих реквиемов мира. Появившийся задолго до аналогичных сочинений Верди, Дворжака, Брамса... Притом ярко индивидуальный в своем решении.

Конечно, первое, на что обращаешь внимание – внешние отличия. Например, грандиозность Tuba mirum, с его апокалиптическими перекличками медных групп на ярусах зала. Моцарт здесь обошелся скромным дуэтом баса и тромбона... Или неожиданно мажорный Rex tremendae – светло-грозный гимн, в котором больше света, чем грозы. Или удивительно «жизелевская» по образности Lacrimosa с ее балетно-летящим ритмом 9/8.

Но более важно другое отличие: в «Реквиеме» Берлиоза гораздо больше молитвенности и пространственного ощущения храма. Вместо чудесных арий и ансамблей Моцарта, которые с равным успехом могли быть поручены и лирическим оперным героям, здесь звучат декламационные мелодии, прямо ассоциирующиеся с человеческими голосами во время реальной молитвы. А диалоги-сопоставления хоровых и оркестровых групп – это же продолжение старинной традиции церковных антифонов, дававших молящемуся ощущение огромного пространства, где он един с Творцом.

Особенно необычен Sanctus – прозрачный монолог тенора, начисто лишенный обычного в таких случаях пафоса.

А какая тонкость оркестровых красок, сколько тихого сияния и небесной глубины в струнных дивизи Benedictus, дополняемых парящим соло флейты! Как фантастичны гармонии Agnus Dei, словно уносящие нас во все более далекие и прекрасные горние пространства... Это – мостик к тому же Верди, до поздних партитур которого, однако, не менее 40 лет, и дальше, к экспрессионизму начала ХХ века…

Правда, хор Большого театра, как показалось, не сразу встроился в интонационный мир берлиозовской партитуры. В первых номерах он звучал слишком открыто, в «акающей» манере, да и интонация могла быть поточнее. Голос щедро расхваленного в программке Саймира Пиргу тоже слегка разочаровал сочетанием приторности и матовой стертости... Хотя, может быть, в таком сочинении павароттиевской ослепительности и не требовалось. То же самое можно сказать об оркестре: все звучало грамотно, хотя от коллектива, прекрасно исполняющего ту же «Фантастическую» или импрессионистов, кто-то, вероятно, ждал более яркой игры.

Возможно, будь на месте Тугана Сохиева, допустим, Бернстайн, или Караян, или Гергиев – появились бы и яркость, и ослепительные контрасты, и могучая страсть... Но Сохиев – другой. Он сдержан, интеллигентен и, безусловно, стилен. Ждать от него иного исполнения вряд ли стоит.

В заключение добавим, что концертом в Большом театре Россия и Франция открыли Год перекрестного культурного туризма. О чем в начале вечера со сцены сказали официальные представители обеих стран. Программу года не уточняли, заметив только, что это – крупные обменные выставки, гастроли, фестивали... Возможно, иные остряки не преминут здесь поехидничать на счет того, что столь важное дело ознаменовали заупокойной молитвой. Кто-то даже, вероятно, увидит здесь печальную символику. Мы же давайте просто порадуемся доброй инициативе людей культуры в пору новой волны всемирного отчуждения.