"Вам повезло, - говорит Марина, когда я начинаю отчаиваться. - Руслан - московский старожил, с 11 лет на вокзале". Руслан - высокий, чернявый, пятнадцатилетний подросток с хитрой улыбкой. Итальянские джинсы Diesel, испанские ботинки Camper и красивый пуховик болотного цвета. Он отправляет SMSку на Motorola-книжке. "Водку и деньги не предлагать", - предупреждает меня Марина. "Я водки не пью, - комментирует Руслан, не отрываясь от телефона. - Кто пьет водку, на улице долго не живет. А деньги дело хорошее. Марина, это не мент?"
Хлебных для беспризорников мест в Москве несколько: Курский вокзал, Поклонная гора, главный вход ВВЦ, зоопарк и Пушкинская площадь. Руслану нужно на Поклонную. Я берусь его подвезти.
Мать привезла Руслана в Москву на экскурсию. Из Северной Осетии. Ему понравилось. Он сбежал и остался в столице. Правильно "поставил" себя на Курском вокзале. Проблем с другими беспризорниками не имел. Несколько раз ловила милиция и отправляла в Осетию. Он возвращался. Говорит: "Город красивый, и денег в нем много. Надо только уметь милиции не попадаться. Если ты "круто" одет, не пьян и не привлекаешь к себе внимания - не попадешься".
ПАССИОНАРНЫЕ
В Москве сегодня до 500 иногородних и до 1000 местных беспризорников. Четыре года назад их было на порядок больше и были они другими. У памятника Гагарину оборванцы нюхали клей, а милостыню просили в каждом столичном переходе. Процветала детская проституция. Милиция отводила глаза. По правилам детей нужно было отправлять в милицейский приемник-распределитель в Алтуфьево (и содержать вместе со взрослыми преступниками). Потом же их все равно отпускали на улицу.
Теперь все изменилось.
- В январе 2002-го Путин распорядился принять срочные меры по преодолению детской беспризорности, - рассказывает начальник отдела "Помощь кризисным семьям" спеццентра "Перекресток" Вячеслав Москвичев. - И меры были приняты.
Теперь милиция на железнодорожном транспорте на подступах к мегаполисам снимает детей с электричек. Правоохранители двух столиц стали забирать любого ребенка без родителей, смахивающего на беспризорника. Действует схема "продвижения детей" после попадания в милицию: двухнедельный карантин и медобследование в одной из трех московских больниц (Морозовская, Тушинская, 21-я), потом приют для безнад-зорных детей (в каждом округе) и отправка по месту жительства. Далее либо возвращение в родную семью (у 95% из 800 тысяч российских беспризорников есть живые родители), либо распределение в дет-дома.
Часть беспризорников этими методами с улиц удалось убрать. Но самые упорные из них снова бегут. И учатся жить по новым правилам.
РЕЦЕПТЫ ВЫЖИВАНИЯ
- Откуда у тебя такой телефон? - поинтересовался я у Руслана.
- Завидуешь? Надо дождаться вечера. Поехать на вокзал или пройти по автобусным остановкам. Найти спящего, пьяного, хорошо одетого человека и присесть рядом. Оглядеться. Если вокруг никого нет, кончиками пальцев ощупать карманы. Вот так, - Руслан пробежал пальцами над карманами моей куртки. - Потом забрать что нужно и спокойно уйти.
Руслан... отдал мне мои права и сигареты.
- А законных способов добыть денег ты не знаешь?
- Пахать? Я тебя со своим узбекским другом Маратом познакомлю.
У торговых палаток парка Победы Руслан поздоровался с приятным и хорошо одетым подростком Маратом. Ему 14. Он приехал в Москву два года назад из Ташкента на заработки. И зарабатывает неплохо. Но вернуться с деньгами в Ташкент у Марата не получается: "Подвис". Все его доходы растворяются в зале игровых автоматов.
Марат зарабатывает честно. Говорит, что отнести два больших чемодана к поезду на Курском вокзале стоит 400 рублей. Приходится делиться с носильщиками, но за день можно заработать от 3 до 5 тысяч рублей.
- На вас модная одежда, - поинтересовался я. - Покупаете?
- Да нет, - в два голоса удивились Руслан и Марат. - Зачем?
На любом вещевом рынке у торговцев остаются бракованные вещи - петля спущена, шов разошелся. За нехитрую работу сторожа или грузчика беспризорники получают массу таких вещей.
- Смотри, - задрал руку Марат. - На куртке под мышкой шов разошелся, и мне ее отдали. У меня столько шмоток, что я могу всех своих 9 братьев и сестер в Ташкенте два раза одеть.
За два часа, что мы провели в парке Победы, мои знакомые раз десять отходили поговорить с другими подростками из своей среды. По внешним признакам отличить их от "домашних" московских детей невозможно.
Ближе к 15 часам Марат сказал, что дел у него в столице больше нет, и засобирался домой. Летом он помогал ремонтировать частный дом в Салтыковке. Хозяева разрешили ему в этом доме зимовать. Руслан иногда живет у Марата, иногда остается у земляков-гастарбайтеров в Москве.
- То есть, - подытожил я, - в подвалах и на чердаках бездомные дети больше не ночуют?
- Такие, как мы, нет! - с гордостью ответил Руслан. - Но есть другие. Они пьют водку и нюхают клей. Ищи их на платформе "Серп и молот".
ЗА ГРАНЬЮ
Столичная беспризорность делится на два отдельных мира. Хорошо одетые, крепко стоящие на ногах дети - иногородние беспризорники. В 2000 году их было 2-4 тысячи в Москве. Теперь осталось 500. Эти 500 - самые энергичные, хваткие и жизнеспособные из всех.
Отдельно стоят беспризорники-аборигены. Их также ловит милиция. Они также проходят карантин, приют для несовершеннолетних и попадают к родителям или в детдом. Но при желании им ничто не мешает снова выйти на улицу и вернуться к пьянству, токсикомании, проституции и прочим занятиям уличной жизни.
Под платформой "Серп и молот" живут именно такие дети. 26 человек, из них 6 девочек.
Я приехал на "Серп" к 9 утра. Среди снующих по перрону пассажиров несложно было разглядеть двух лежащих на лавочке подростков. Одежда их грязна, волосы всклокочены, лица помяты. Они шептались и взрывались нездоровым хохотом. Из руки одного свисал наполовину обмороженный нарцисс.
Я приобрел в палатке два джин-тоника. Живительная влага сделала свое дело - подростки подлечились от похмелья и представились. Того, что с цветком, ожидавшего на платформе дядю из Орехова-Зуева, мелкого, белобрысого, почти утратившего человеческое выражение лица, зовут Сашка-Деликс. Ему 17 лет. Второй, высокий и очень худой, 14-летний беглый кадет представился Жирафом.
Деликс и Жираф пригласили меня в "дом". Жираф спрыгнул с перрона на рельсы и исчез под платформой. Следом спрыгнул Деликс. Он снял рваную куртку, передал ее под перрон и голый по пояс исчез вслед за курткой и Жирафом. Кожа на его плечах и груди несла следы страшного ожога.
Прошла электричка. За ней на пути спрыгнул я и... обнаружил в бетонном фасаде перрона отверстие 50 на 30 сантиметров на высоте груди. Пока я мялся, высунулась грязная физиономия Деликса: "Чего тормозишь! Или хочешь, чтобы электричкой полчерепа снесло, как Таньке на прошлой неделе?" Я не хотел, передал Деликсу рюкзак и куртку и еле протиснулся в "скворечник".
Вонь нестерпимая, тьма кромешная. Ноги утопали в чем-то мягком, видимо, куче гниющего тряпья. "Это и есть дом?" - спросил я. Оказалось, это холл. Появился Деликс с горящей свечкой, отодвинул тряпичную портьеру и показал на вход. На корточках я пролез мимо портьеры в дом.
Квадратную бетонную конуру (2,5 на 2,5 метра) сотрясали проходящие составы. На утоптанной земле пола четыре импровизированных спальных места (рваные одеяла, старые пальто и пр.). На двух из них еще спали, закутавшись с головой, жильцы. Свеча выхватывала фотографию Жасмин и полиграфическую иконку Божьей Матери на стене. В углу валялись грязные стаканы и исправная спиртовая горелка. Деликс и Жираф присели вокруг деревянного ящика. Я вытащил из рюкзака колбасу и хлеб, которые дети быстро и молча уничтожили. Разомлевший Деликс сунул мне в руку что-то теплое и нежное: "Щенок. Вчера родился. Я думал крыса, схватил, а он не кусается..." Щенок повертелся у меня в руках и заснул, выставив вверх толстое розовое пузо.
- Что за ожоги у тебя по всей груди? - спросил я.
- Это его спартаковские фаны жгли, - встрял Жираф. - Облили лаком из баллончика и подожгли. Он к нам бежит, горит и орет. Насилу потушили.
- И где лечился?
- Мокрыми тряпками обвязали. Через два месяца все прошло.
НЕ ДЕТСТВО
Среди постояльцев "Серпа и молота" лишь пятеро сирот. Мамы и папы остальных лишены родительских прав. Каждый из этих детей по 7-10 раз убегал из приютов, детдомов и даже от патронажных родителей.
Под платформой им хорошо. Живут они там почти круглый год. Лишь в морозы за 20 перебираются в окрестные подъезды. Деньги зарабатывают по-прошайничеством или мойкой автомобилей. Тратят на клей, пиво и спиртные коктейли. Водку любят не очень, говорят: "Чересчур быстро срубает". Ведут ночной образ жизни, а большую часть дня спят.
У них нет будущего. Эксперты уверены, что реабилитировать их для жизни в нормальном обществе почти невозможно. Кто-то замерзнет, кого-то собьет электричкой, кто-то ввяжется в свою последнюю пьяную драку или умрет в тюрьме. По достижению 18-летия город выделит каждому по однокомнатной квартире. Но и эта щедрость мало что изменит. Они уже не откажутся от привычного образа жизни. Квартиры будут сдавать, а деньги пропивать. Вопрос: "Ради чего все это? Что хорошего в жизни под платформой?" заставил Жирафа и Деликса задуматься. "Мы получаем свободу... и уважение. Меня здесь уважают все. Мне доверяют, меня знают, - пьяненько выговаривал Деликс. - Здесь мой дом, и я из него не уйду!"
Что ставит детей в такие условия и можно ли с этим бороться?
ДОМ БЕЗ ЛЮБВИ - СМЕРТЬ
"Уход из семьи - всегда результат насилия над ребенком. Справиться с беспризорностью можно, только победив насилие в семьях. Иначе мы лечим симптом, игнорируя болезнь", - считает ведущий эксперт России по проблеме беспризорности, член Общественной палаты РФ, доцент, психиатр Олег ЗЫКОВ.
- Ребенок из приличной семьи никогда не уйдет из дома?
- Ему это и в голову не придет. Чтобы ребенок ушел из дома, зло жизни в доме должно быть больше зла жизни на улице. Беспризорники - дети, выбравшие из двух зол.
- Разве жизнь под платформой может быть меньшим злом?
- Да. Лучшая питательная среда для насилия - закрытое пространство. Насилие на улице всегда менее трагическое и системное, чем в семье. Я участвовал в разборе одного дела. Отец, высокопоставленный управленец, отучал 12-летнего сына писать левой рукой - прищемлял левую руку сына дверью. Когда ребенка госпитализировали с переломанными пальцами, отец на обвинение в садизме искренне возмущался и говорил: "Мой ребенок, как хочу, так и воспитываю".
- Иногда ребенку правильнее уйти?
- Порой, если ребенок не находит сил и возможностей уйти, его психика может быть исковеркана. Юный человек, научившийся воспринимать насилие как норму жизни, потом будет воспроизводить его как норму всю жизнь. Станет или маньяком-убийцей, или наполнит насилием будущую семью. Я не воспринимаю уход ребенка на улицу как зло. Зло - причина, заставляющая его уйти. И механический подход к проблеме - поймать ребенка и вернуть его туда, откуда он сбежал, не пытаясь разобраться, - считаю самым глупым, что может сделать общество.
- Что есть насилие в семье?
- Для одного ребенка безразличие родителей - непереносимое испытание. Для другого норма - ежесубботняя порка. Общее для любой родительской жестокости - отсутствие эмоционального контакта с ребенком, любви и уважения к его личности. Бывает, что прямое сексуальное насилие не воспринимается ребенком как таковое, потому что происходит... с чувствами и любовью. Но множество подростков бегут на улицу из статусных и материально благополучных семей из-за того, что их не замечают или, напротив, пытаются опекать, как левреток.
- Слово "насилие" употребляется условно?
- Для взрослых - да. Для детей - нет. Каждый ребенок приходит в мир, чтобы "явить себя миру". Для любого ребенка факт собственного существования абсолютен. И ребенок ждет соответственной реакции со стороны родителей. Мы с вами должны поддерживать эмоциональный контакт с детьми, давать им возможность излагать свои ежедневные проблемы и отвечать не демагогическими наставлениями, а примерами из собственной жизни. Так появляются искренность и доверие. Их отсутствие становится главной трагедией ребенка. Чем меньше любви, тем больше влияние улицы, где ребенок пытается завоевать то уважение, в котором ему отказали дома.
- Государство способно разобраться с такой тонкой и сложной проблемой?
- Нет! Не государственное это дело. Но 80% финансирования общественных организаций по работе с проблемами несовершеннолетних в развитом мире обеспечивает государство. Это система соцзаказов.
- Что не может сделать госорганизация и может общественная?
- Для ведомственного мышления главное - не судьба ребенка, а осваивание средств и отчет за них. В России 10% детдомовцев кончают жизнь самоубийством, 40% - зарегистрированные правонарушители, 30% - алкоголики и наркоманы. Но разрушить интернатную систему тяжело - там недвижимость, ставки, стабильное финансирование, воровство гуманитарной помощи. А общественные организации создают энтузиасты.
- У нас все так плохо?
- Не все. Московский приют "Отрадное" - великолепное место. Благодаря инициативе его директора Татьяны Барсуковой. А в Самаре не осталось детдомов. Регион сделал ставку на развитие приемных и опекунских семей. Содержание ребенка в опекунской семье выходит для государства втрое дешевле, чем в детдоме. В Ростовской области нет рецидивной преступности среди несовершеннолетних - там организована система детских судов.
- Вы открыли первый в стране приют для беспризорников "Дорога к дому" еще в 92-м. Вас тогда чуть не посадили за это в тюрьму...
- Меня обвинили в незаконной деятельности. Понятий "приют" и "беспризорник" тогда официально не существовало. Меня мучили проверками из СЭС и Управления по делам несовершеннолетних, потом возбудили уголовное дело. За меня вступились влиятельные люди. Приют "Дорога к дому" здравствует.
Надо создавать систему ювенальных судов по всей стране. Помогать, а не репрессировать. Границы между ребенком-жертвой и ребенком-преступником нет.