Композиторов ранга Пахмутовой в русской песне немного: Соловьев-Седой, Блантер, Новиков, Дунаевский... Нельзя сказать, что она более велика, чем они. Но отчего вокруг ее — а не их — творчества не только не утихают, но становятся все горячее споры? Отчего именно с ее мелодий, будь то «Песня о тревожной молодости» или «Нежность», начинаются многие рейтинги отечественных шлягеров ХХ века? Отчего попасть на ее недавний концерт в Кремле (хоть на галерку) можно было лишь за сумму, приближающуюся к пятизначной, а съезд публики по блеску и пестроте напоминал концерты величайших западных звезд?
«Орлята» в исполнении всероссийского детского хора и Валерия Гергиева на Олимпиаде в Сочи. Симфоническая программа в Санкт-Петербургской филармонии. Авторский песенный концерт на Красной площади в день святых равноапостольных Кирилла и Мефодия... Вот пунктир избранных пахмутовских событий только за последний год. Никак не назовешь это поздним эхом тихого творческого заката. Самая настоящая музыкальная вспышка!
Притом как минимум два из этих событий вызвали крайне разноречивую реакцию. Да, тысячи людей на площадях городов радостно подпевали лучшим профессиональным коллективам, исполнявшим «Мелодию», «Надежду», «Беловежскую пущу» — лучшие из 400 пахмутовских песен... Однако самая интеллектуальная из интеллектуальных, самая хипстерская из хипстерских радиостанция страны устами своей ведущей возмущалась: опять эти пионерские марши, этот ужасный официоз...
Но разве «Нежность» — марш? Разве «Песня о тревожной молодости» (которой, кстати, заканчивали один из своих концертов в России наикрутейшие немецкие металлисты Rammstein) — официоз?
А горькие песни 90-х «Остаюсь с обманутым народом», «О господах и госпоже», которые в ельцинской России воспринимались крамолой, а сегодня просто не звучат (видно, не перевелись в стране негласные цензоры, которые считают их несвоевременными), — разве потеряли свою трагическую актуальность? Стоит только отъехать на несколько километров от Садового кольца и увидеть, как живут миллионы обыкновенных людей, и ответ будет ясен.
За что же любят музыку Пахмутовой эти миллионы? И за что ее можно НЕ любить?
Сама Александра Николаевна и ее супруг, поэт Николай Добронравов, в последнее время соглашаются на интервью только в одном случае: если речь идет о памяти их ушедших творческих соратников. Например, летом этого года, в дни 85-летия Татьяны Лиозновой, они рассказали «Труду» о том, как в общении с великим режиссером создавалась музыка к легендарному фильму «Три тополя на Плющихе». Но от юбилейной беседы о «себе, любимой» композитор категорически отказалась.
Однако есть много других людей, чье слово о Пахмутовой весомо и глубоко. «Труд» обратился к некоторым из них.
Владимир Дашкевич, композитор
— Мы с Александрой Николаевной всегда с симпатией общались, она мне выражала добрые чувства, и когда вышел «Бумбараш» с моей музыкой, и когда другие мои сочинения исполнялись... Между прочим, у нее есть одно замечательное свойство: так строить разговор, чтобы он всегда закруглялся на нужной для нее точке. Это дается только людям, которые окружены всеобщим обожанием.
А если более серьезно — я ее отношу к песенникам-симфонистам мирового уровня. Особенность Пахмутовой в том, что русскую мелодическую культуру она соединила с французским шармом, с песенной формой, где яркая мелодическая идея находит развитие в протяженном ряде неожиданных и очень красивых секвенций. Другие таким талантом симфонического развития песенных тем не обладал никто — кроме, пожалуй, Марка Фрадкина. Но, в отличие от него, пахмутовская мелодика откровенно женственна. Эти интонационные краски создают очень обаятельный музыкальный портрет, узнаваемый во всем семействе ее песен. При этом у нее в столе немалое количество симфонических произведений, которые она по какой-то причине в свет не пускает. Может быть, не будучи приученной к тому, что произведения надо специально продвигать. Но сейчас ведь у нас такая ситуация — дирижеры-небожители к подобной музыке относятся плохо, считая ее неподходящей для своего высокого стиля: лучше уж они лишний раз сыграют какую-нибудь занудливую немецкую партитуру, с которой зато можно будет ездить по Европе. Есть, правда, молодой и чрезвычайно одаренный Владимир Юровский, чьи музыкальные интересы крайне широки. Я уверен, он вполне мог бы сыграть, допустим, Концерт для трубы с оркестром Пахмутовой. Но он разрывается между Россией и Англией, и он — исключение. И это превращается в государственную проблему. Потому что таким образом композиторы-мелодисты — Рыбников, Артемьев, Пахмутова, Гладков, Дашкевич — оказываются отрезаны от слушателя. Хотя когда случаются наши концерты, они проходят с переаншлагами — возьмите вы хоть недавнее исполнение «Обыкновенного чуда» Геннадия Гладкова. Или теперешний пахмутовский вечер. Но было бы намного легче, если бы существовало правительственное решение о том, что, допустим, 15 процентов бюджетов исполнительских коллективов идет на исполнение современной отечественной музыки. Такие решения, кстати, действуют во многих европейских странах. И симфонические сочинения Пахмутовой разлетались бы как горячие пирожки, потому что они, как и ее песни, очень мелодичны.
Теперь к вопросу о «пионерских маршах». Разве этот жанр плох? Разве вообще бывают плохие жанры? Бывает плохая музыка! А сколько замечательных «пионерских маршей» написал Шуберт! Они до сих пор исполняются всеми оркестрами мира, и никто не скажет, что это неуместно даже в самый торжественный праздник. То же самое можно сказать о Пахмутовой, о Шаинском... В Бразилии в церкви вообще танцуют, и это прекрасно.
Еще один распространенный упрек в сторону Пахмутовой — якобы ее песни излишне идеологизированы. Тут, думаю, люди смешивают то внимание, которое власти проявляли к композитору, с реальной степенью ангажированности. На мой взгляд, в совместных работах Пахмутовой и тех поэтов, с которыми она сотрудничала (прежде всего, Добронравова), идеологизированность если и присутствует, то очень ненавязчиво.
Возьмите вы «Песню о тревожной молодости», которую привычно связывают с устремлением молодежи на комсомольские стройки. Но ведь по интонации это типичная КСПшная вещь (клубы самодеятельной песни — популярное в нашей стране движение периода оттепели. — «Труд»). Если бы такую сочинил Городницкий, я бы не очень удивился. У него и у Пахмутовой, кстати, вполне сравнимая мощь выражения. Но если у Городницкого эта мощность заключена прежде всего в словах, то у Пахмутовой она скрыта за женственным изяществом и пластикой мелодии. Эта властная энергетика в сочетании с обаятельным стилем заставляет любить ее музыку людей очень разного спектра. Во всяком случае, таких, которым музыка Пахмутовой бы не нравилась, я не встречал.
На самом деле она, конечно, не только и не столько идеолог советской власти, сколько шестидесятник, для которого личный тон высказывания и душевность — главное. А душевность для искусства, обращенного к миллионам, может быть, даже более дорогое качество, чем духовность.
Тамара Гвердцители, певица
— В прошедшем на днях концерте я пела «Нежность» и «Влюбленную весну»... Конечно, после блистательного исполнения Майи Кристалинской тяжело себе представить, что кто-то другой может спеть «Нежность», но песня должна жить, и наша задача — чтобы продолжение было достойным. Эту песню Александра Николаевна мне доверила достаточно давно, в начале 90-х. К тому моменту она меня уже хорошо знала — с 1981 года, когда как председатель жюри Всесоюзного конкурса молодых эстрадных исполнителей в Днепропетровске вручала мне вторую премию... Александра Николаевна предопределила мой путь на большую сцену. Я училась в Тбилисской консерватории как пианистка, собиралась уходить в классический вокал, но именно она сказала, что я должна посвятить себя песне.
Она больше чем звезда, она величайший композитор, а ведь женщин почти нет среди композиторов. И она влюблена в красивые голоса и талантливую молодежь. Это понятно по ее песням, посвященным Муслиму Магомаеву, другим лучшим певцам страны.
Александра Николаевна была со мной и в самые трудные годы, когда на наших глазах распался Советский Союз и каждый остался в своей стране. Я вполне могла бы разделить судьбу тех грузинских певцов, которых сегодня в России никто не знает. Но благодаря судьбе после 1995 года у нас с Александрой Николаевной случился второй виток сотрудничества, я продолжила петь на русском и сохранила здесь свою публику. И так случилось не только со мной, но с целым рядом артистов из бывших республик СССР, которых, несмотря на все роковые события, собрала вместе и сохранила для России Пахмутова.
Пою «Нежность», «Как молоды мы были» и в Грузии. Это звучит очень ностальгично, люди плачут — а заставить сегодня людей, повидавших всякое, плакать от звуков песни нелегко. Причем это не только представители старшего поколения, но и молодежь, понимающая, что русская культура — не та, от которой надо отворачиваться.
Когда наблюдаешь Александру Николаевну и Николая Николаевича в окружении их знаменитых друзей, лишний раз понимаешь масштаб этих творцов. Но он всегда остается масштабом человеческим и человечным. И когда Валентина Терешкова плачет под песню «Нежность», где бы это ни было, в маленьком зале под фортепиано или в громадном дворце под оркестр, в Москве или в далеком провинциальном городе, возникает чудесное чувство, хочется сказать: остановись, мгновенье, ты прекрасно.
И конечно, прекрасны те мгновения, когда мы просто общаемся у Александры Николаевны дома. Обсуждаем музыку «от Баха до Оффенбаха», спорим о политике, переходим на женские темы... Появляется Николай Николаевич, читает что-то из русской классической поэзии, и звучание его голоса (он же актер мхатовской школы) завораживает... Каждая встреча с этими людьми событийна и неповторима, это счастливые минуты, помогающие человеку почувствовать себя полноценным, забыть хотя бы на время о том, что в жизни пытается тебя унизить. Они — спасатели чувства собственного достоинства.
Роман Синельников, инженер телекоммуникационных систем, создатель сайта об Александре Пахмутовой
— Я принадлежу к тому поколению, которое эти песни, звучавшие по радио, увлекли с детства. Они пробуждали неравнодушие к окружающему миру, и это запоминалось, откладывалось... Потом мы стали подростками, Советский Союз рухнул, и эти песни на несколько лет исчезли. Когда с появлением «Радио Ретро» они, извлеченные из архивов Гостелерадио, вдруг снова зазвучали, это произвело потрясение, причем двоякое. Хотя кажется, что эти песни привязаны к советскому прошлому, на самом деле они вне времени. Даже если поется о Ленине, который «такой молодой». Второе подтвердилось, когда я уже познакомился с Александрой Николаевной и Николаем Николаевичем: меня потряс сильный нравственный стержень, который присутствует в их песнях, как и в них самих.
Могу при свидетелях поклясться, что в истории наших отношений, а им 20 лет, не было ни одного случая, чтобы Александра Николаевна повела себя ниже самой высокой нравственной планки. Рядом со мной больше нет другого такого примера безупречной порядочности, ни разу не давшей основания в себе усомниться. Даже сам этот семейный союз, давний и нерушимый, думаю, для многих людей, их знающих, послужил образцом и помог поддержать собственные союзы.
Это, кстати, особый талант Александры Николаевны. Она колоссально влияет на судьбы людей: качество уже не композитора, и даже больше чем общественного деятеля — это признак духовного лидера. На любой из ее концертов приходят политики самых разных партий (хотя сама она никогда не входила ни в одну партию), ученые, космонавты, студенты... Приходят те, кто стоит на убеждении, что «жизнь дается один раз, и прожить ее надо...» — ну, дальше все знают фразу Николая Островского, кто-то сегодня над ней посмеивается, хотя это просто кредо человека, для которого служение обществу выше служения собственному благу.
Дело в том, что начиная где-то с 70-х годов традиционный строй русской жизни, для которого характерна общественность — люди сообща трудились, вместе отмечали свадьбы, собирали друзьям деньги на похороны, — начал постепенно оттесняться индивидуализмом, когда каждый конкурент каждому. И в искусстве произошло разделение. Возникло индивидуалистическое искусство, подчас очень талантливое — авангард Шнитке, Денисова, Губайдулиной.
Между прочим, Пахмутова вполне могла пойти по тому же пути, в конце 50-х у нее появляются симфонические партитуры достаточно радикального звучания. Ее записи и ноты издаются в Европе и Америке. В сегодняшней системе ценностей она вполне могла уехать на Запад и состояться там как элитарный симфонический композитор. Но она по-другому отреагировала на начавшуюся оттепель. На первый спутник, на новые станции в Антарктиде и открытие месторождений алмазов, на Братскую и Усть-Илимскую ГЭС... Это определило ее жизненный выбор. А на самом деле, как призналась она мне однажды, выбора и не было, все прошло естественно. Ей стало интересно вот это: маленький, трехминутный жанр, в котором, как на трех страницах у Чехова, умещается то, что у иных не уместится и в громадную симфонию или роман. Миниатюра, но какая!
Кого-то раздражает ее «советскость». Но ведь она воплощает вовсе не советский официоз, а ту гуманную сторону, которая в тогдашнем образе жизни присутствовала, может, отчетливей, чем в последующем капитализме. Да и какие чувства может испытывать человек к стране, которая в годы самой страшной войны вывезла его из сталинградского пекла в Москву, дала возможность учиться в лучшей музыкальной школе, потом в консерватории у великих педагогов... Конечно, и среди соучеников Пахмутовой были разные люди, кто-то повел себя как благодарный сын страны, кто-то увидел в ее устройстве больше отрицательного и уехал. Она выбрала первый путь. И, будучи человеком исключительного таланта, тем самым повлияла на многих других. Можно сказать, на развитие всего общества.
Вспомните, в Крыму, когда он возвращался в Россию, звучали песни Пахмутовой. И в Луганске 9 ноября будут звучать ее песни — она почетный гражданин города. А кто-то другой будет отмечать в этот день 25-летие крушения Берлинской стены. В 1999 году, в десятилетие этого бесспорно эпохального события, многим казалось, что со Стеной рухнули все барьеры между людьми, и все центральные телеканалы были полны берлинскими сюжетами, а вот юбилей Пахмутовой остался для ТВ практически незамеченным. В нынешний праздник канал «Культура» дает фильм о Стене — а сразу за ним программу об Александре Николаевне. Страна изменилась. После времени разбрасывания камней наступило время их собирания.
Теперь об «Орлятах» — знаете, о ком эта песня? Ну да, о смелых молодых птицах, которые учатся летать. Но есть у нее и более конкретная смысловая привязка: Александра Николаевна написала ее во всероссийском пионерском лагере «Орленок», куда впервые приехала в 1965 году и была поражена царившей там совершенно неформальной атмосферой, резко противоречащей духу официальной советской педагогики. Например, одной из тем, которые вожатые обсуждали с ребятами, была такая: должен ли (заметьте, «должен», а не «может») комсомолец слушать радио «Голос Америки». Потом, конечно, были разборки, на Александру Николаевну написали донос, будто бы она участвовала в антисоветских разговорах... Вот этот дух свободы и романтики — «то прямо к солнцу в пламень алый, то камнем падая о скалы», вызывающий ненависть у трусливых и подглядывающих — «а где-то в гнездах шепчут птицы, что так недолго и разбиться», — прекрасно передан в песне. Как ее пропустила цензура — не понимаю...
Это, конечно, сугубо личное обстоятельство, и вы можете об этом не писать, но я тоже воспитанник «Орленка» — успел побывать там в 1990 году. И на первую встречу с Александрой Николаевной шел с орлятским значком на груди.
Р.S. После слов Пахмутовой «спасибо за Крым» на встрече с президентом Владимиром Путиным в либеральном интернете поднялась новая волна выступлений против композитора — вплоть до требований запретить исполнение ее песен на Украине. Как уже запретили там показы фильмов с актером Пореченковым... Ну, насчет запрета фильмов: как ни относиться к поступку Пореченкова, трудно назвать ответ Украины адекватным. Невозможно представить, чтобы, например, в России сегодня запретили фильмы голливудских деятелей, которые допускают недружественные жесты в адрес нашей страны. И уж тем более закрыть им въезд, как это немедленно сделали по отношению к российскому актеру Латвия и Эстония.
Что же касается Пахмутовой — запретить ее песни просто невозможно. Ведь для исполнения той же «Надежды» достаточно лишь голоса и души. А того и другого на Украине, смеем надеяться, хватает.
