- Леня, это что - новый имидж?
- Да нет, это я все еще "в образе". Вместе с Германом мы долго думали, как должен выглядеть мой герой - дон Румата. В итоге сошлись на таком вот внешнем облике - с длинной испанской бородкой, косичкой. Я, признаться, уже привык.
- На сколько дней отпустил вас Герман в Сочи?
- Я у него не отпрашивался, просто у нас перерыв в работе образовался. В конце апреля мы закончили экспедицию в Чехии и на весь май разбрелись в разные стороны. Сейчас в Питере фактурят павильоны, Герман там принимает работу. Думаю, числа 13-15 июня мы возобновим съемки. А пока я вроде как в увольнительной нахожусь.
- А с чего началось ваше сотрудничество, как вы вообще вышли друг на друга?
- Я до сих пор этого не знаю. Конечно, я никак не ожидал, что Герман заинтересуется мной как артистом. У него кино совсем не такое, в каком я привык работать. Мне казалось, он свою экранную реальность из какого-то другого актерского материала лепит. На самом деле он лепит ее из всего талантливого, живого, настоящего. А комик перед ним или трагик - не столь уж важно. Вы только вспомните: у него самые серьезные роли играли артисты, которые обычно несли с экрана радость: Андрюша Миронов, Ролан Быков, Юрий Никулин, Людмила Гурченко... Это такая "фенечка", такой секретик германовский. Одно дело, когда на экране изначально страдает актер с трагической наружностью, и другое - когда нам становится до слез жалко человека, который излучал улыбку, добро, свет. В этом случае, как мне кажется, "царапает" сильнее.
- Нам подумалось, что Герман должен был увлечься идеей поработать с вами после фильма "Барак", где вы талантливо сыграли на стыке драмы и фарса...
- "Барак" Герман посмотрел, но, как он утверждает, не целиком - Алексей Юрьевич требовательный зритель. Я вообще не уверен, что он много картин с моим участием видел. Скорее, я ему надоел по телевидению, участвуя в бесконечном количестве развлекательных и прочих передач. Все-таки телевизор - это как холодильник, хочешь не хочешь, а в доме держишь. Видимо, я ему запал в глаз, в память, и мысль обо мне в нем постепенно вызревала. Во всяком случае поначалу он меня в роли Руматы не видел. Я когда в "Бременских музыкантах" на "Ленфильме" снимался, Герман в это время уже делал актерские пробы к своей картине. Мы встречались в коридорах, в павильонах, но никаких таких поползновений с его стороны не было. И только месяца через два после того, как я уехал из Питера, мне позвонили и попросили прочитать сценарий - мол, Алексей Юрьевич хотел бы познакомиться и попробовать меня на роль Руматы. И вот началась длинная полугодовая эпопея с пробами. Я ездил в Питер три или четыре раза, сидел там по неделе, мы искали внешний облик моего персонажа, много снимали, разговаривали, ругались, целовались, снова ругались. Я не горжусь этим, не бахвалюсь, но у меня непростой характер. И Герман - он ужасно жесткий и принципиальный человек, и эгоист в придачу. И я, представьте, такой же. Сначала это мешало, возникло некое противодействие, а потом нас потянуло друг к другу.
- Кто еще пробовался на эту роль?
- Да особых проб и не было. Он рассматривал на роль Руматы меня и Сашу Лыкова, хорошего питерского актера, он в "Ментах" снимался, знаете, такой с носом, кажется, он Казанову играл...
- Что за интерес такой у Германа к носатеньким, не в обиду вам будет сказано?
- Думаю, он не хочет выводить на экране героя в традиционном понимании этого слова. У нас как привыкли: герой - значит, с внешностью комсорга. Но возьмите блестящих американских актеров Дастина Хоффмана, Джека Николсона, Роберта де Ниро - они ведь совсем не красавцы. Именно поэтому их героям веришь. Вот и Германа интересует не внешность актера, а то, что у него внутри. Я надеюсь, он что-то такое во мне особенное рассмотрел.
- Как вам работается у Германа сегодня? Стало хоть чуточку легче?
- Работать по-прежнему мучительно трудно. Но я знал, на что шел. Скажу честно: после длительных проб я сам засомневался: стоит ли обрекать себя на дальнейшие мучения. Слава Богу, умница жена надоумила. Она сказала, что такого уникального шанса судьба мне больше может и не предоставить. И я с ней по здравому размышлению согласился. И дело вовсе не в том, что может получиться фильм, который станет событием в нашем кино. Мне интересен сегодня не результат, а сам процесс работы с этим уникальным режиссером. Иногда я, правда, готов буквально растерзать Германа в отместку за его педантизм, занудство. Но потом понимаю, что, только будучи таким вот занудой, он смог снять свои выдающиеся фильмы: "Проверка на дорогах", "Двадцать дней без войны", "Мой друг Иван Лапшин"...
- Один человек из нашего кинематографического содружества сказал нам здесь на "Кинотавре", что в российском кино есть только два настоящих режиссера - Герман и Панфилов...
- На самом деле их, конечно, больше, но я понимаю, о чем идет речь. Как-то в Праге, в перерыве между съемками мы сидели с Андрюшей Макаревичем и замечательным публицистом, писателем, умницей Петром Вайлем и доболтались, добазарили до того, что стали прикидывать, кого из нынешних "властителей дум" будут вспоминать через 50-100 лет. И сошлись на том, что многих успеют забыть, а вот Бродский и Герман останутся. В своем творчестве они прикасаются к таким вечным понятиям, которые с течением лет не поддаются девальвации.
- Известно, что Герман может снимать свои фильмы по 7-8 лет. У вас нет опасений, что и этот проект завянет?
- Я надеюсь, что это не произойдет хотя бы потому, что моему герою должно быть 40 лет, ну, самое большое, 42 года. Хоть мне и делают комплименты, что я нахожусь в хорошей физической форме, но мне уже 47. И если мы будем снимать еще пять-семь лет, то вряд ли без серьезных усилий гримеров я смогу соответствовать возрасту своего персонажа. Но, думаю, что Герман в этот раз снимет кино гораздо быстрее. Слава Богу, у него нет тех финансовых проблем, какие были во время работы над "Хрусталевым... " По нашим планам, мы должны к декабрю-январю закончить съемки, потом озвучивание...
- Герман использует вас только как актера? Вы не думали стать сопродюсером этого фильма, благо, такой опыт у вас есть?
- Я был бы рад помочь фильму еще и в качестве продюсера, но Герман не захотел. И он прав: это бы помешало нашему общению на съемочной площадке, возникла бы двусмысленная ситуация: он от меня зависит как от продюсера, я от него завишу как от режиссера. А так все просто и ясно: я ему нужен как актер, и здесь он выжимает из меня все до последней капли.
- Мы знаем, что он даже запретил вам появляться на телеэкране...
- В самом начале нашей работы Алексей Юрьевич предупредил меня, что условия работы будут особые. Так вот, когда мы подписывали контракт, он попросил меня уйти из еженедельных цикловых телепрограмм. И я этому не стал противиться, отдавая себе отчет, что он снимает меня в совершенно новом качестве. А это требует сосредоточенности и терпения, что не вяжется с мельтешением на телеэкране. Теперь моя жизнь строится в зависимости от занятости у Германа. Правда, после года нашей совместной работы Алексей Юрьевич разрешил мне вернуться на телевидение, видимо, он понял, что это меня не испортит. Но у меня у самого нет сейчас дикого желания торчать с утра до ночи в ящике. Сверхъестественных идей телевизионных у меня нет, а выходить в эфир только для того, чтобы лишний раз "засветиться"... Впрочем, зарекаться не буду: вдруг осенит? Но в любом случае, надо сначала закончить кино.
- Кстати, про что оно будет? Ведь книгу Стругацких можно прочитать на экране и как фэнтэзи, и как чистый экшн, и как социальную, философскую притчу... Вы с Германом в какую сторону движетесь?
- Мы движемся в том направлении, которое задал сам роман. Герман в фильме ничего специально менять не стал. Действие, как и в книге, происходит в средние века. Но фильм будет пронизан сегодняшними мыслями и настроениями. Это будет философское осмысление законов человеческого бытия, человеческого общежития. Это кино о власти, о силе власти, о жажде власти, о предательстве, жестокости, подлости - с одной стороны. И о силе характера, силе воли, силе данного слова - с другой. Это будет жесткое, мужское, совсем не утешительное кино про то, что род человеческий в своих жизненных основах с течением лет, веков не меняется. Во всяком случае, в лучшую сторону...
- А стиль будет типично германовский - вязкий, подробный, въедливый?
- Вязкий, плотный, многоплановый. То есть не будет таких лобовых противопоставлений: вот это добро, а это зло. Зритель должен будет сам для себя решать вопрос: это нам сейчас что показали - какие люди жестокие или, наоборот, справедливые? Это в герое сейчас что сработало - слабость или сила?
- Вы так интересно рассказываете о чужом фильме, что, на наш взгляд, созрели для того, чтобы снять свое собственное кино...
- Не дождетесь! Я считаю, что у меня мозги не режиссерские. Я, конечно, могу посмотреть полуготовую картину, предложить что-то, накидать идеи, но строить здание фильма от фундамента не умею. Меня вообще оскорбляет легкомысленное отношение многих артистов, эстрадных "звезд" к режиссерской профессии, к кино в целом. У нас все, кому не лень, ринулись нынче в режиссуру. И снимают такое, что удавиться хочется. А лучше бы - удивиться. Меня, например, по-хорошему поразил фильм моего друга Олега Янковского "Приходи на меня посмотреть", который он снял вместе с Михаилом Аграновичем. В этой картине, которая, кстати, участвует в конкурсе "Кинотавра", есть вкус, такт, мастерство, щемящее ощущение подлинной жизни. У меня бы так точно не получилось. Знаете, Жванецкий говорил: писать надо так же, как и писать - когда уже терпеть не можешь. Я пока терплю...
- Но вы в последнее время все чаще продюсируете фильмы. Что на очереди?
- Это уже не тайна: я мечтаю сделать фильм "Камера обскура" по Набокову в качестве продюсера и исполнителя главной роли. Эта идея "варится" у меня уже около года. Идет работа над сценарием. В фильме, надеюсь, будет занят уже упоминавшийся Олег Янковский, а больше пока ничего не могу сказать.
- По нашим наблюдениям, на "Кинотавре" вы не столько работаете, сколько отдыхаете. Вас нередко можно увидеть за бильярдным столом. Говорят, вы даже стали чемпионом Москвы...
- Это случилось четыре года назад, когда никто не умел играть толком. Вдобавок, чемпионом я стал среди двенадцати моих коллег. С тех пор многие освоили тонкости этой игры. И Станислав Говорухин, и Коля Расторгуев, и Макаревич, и Агутин, и Якубович... Они рванули вперед, а я из-за съемок отстал, так что я теперь герой вчерашних дней. Рву на части одного только Рудинштейна, а остальным чаще уступаю. Но я еще отыграюсь...
- А вы азартный человек?
- Очень!
- И в чем это проявляется?
- Во всем. И в игре, и в кино, и в жизни...