Анна и Нюра, Марфа и Мария

Они боятся мышей, но заходят в горящие избы

В конце 1870-х почти одновременно ушли из дома две знаменитые героини: ибсеновская Нора и толстовская Нюра — пардон, Анна. Нора покинула уютный дом, где была «любимой куколкой», чтобы «набраться опыта», «стать человеком». Толстой, однако, очень убедительно изобразил, что, покинув классическую, признанную миром семью, женщина не только не приобретает счастья, но и теряет материнские чувства к рожденному в любви ребенку, старается влюблять в себя каждого встречного мужчину, а ее возросший интерес к серьезному чтению — не более чем попытка заглушить тоску по утраченному раю.

Я, конечно, не Толстой, но тоже подозреваю, что никакого неразрешимого конфликта между семейным и «общественным» долгом нет: сотни тысяч, если не миллионы российских женщин сумели и набраться опыта, и стать людьми, не сбрасывая никаких традиционных обязанностей. Они умеют и работать, и зарабатывать, но в любимых куколок превращаются лишь в редкие часы беспечности. В остальное время они надежные друзья и соратники своих мужчин, если даже те не слишком этого достойны. Они гениально перевоплощаются из хлопотливой Марфы в возвышенную Марию: в театрах, в музеях, в библиотеках — всюду они. Они поразительно сочетают мудрость и детское простодушие, робость и героизм, они могут бояться мышей и войти в горящую избу.

Часто сетуют, что женщины слабо присутствуют в политике: как было бы хорошо для детей, если бы их мамы набрались политического опыта — научились улыбаться, держа камень за пазухой, спокойно перешагивали через вчерашних друзей, давали уверенные обещания, ни мгновения не предполагая их выполнить:

Короче говоря, в женском вопросе я тоже консерватор — я не хочу, чтобы женщины сравнялись с мужчинами, я хочу, чтобы они оставались лучше нас, порождая в нас желание бороться за их расположение, защищать их, прощать и делиться последним куском. Не будет настоящих женщин — не будет и настоящих мужчин, они порождают друг друга.

Прогресс последних десятилетий слишком часто уничтожал лучшее и сохранял худшее, но, пока у нас есть главное наше национальное достояние — наши женщины, Россия не погибнет. Какое бы свинство ни навязывал им большой мир, свое гнездышко они будут устраивать по законам чистоты и доброты, и их детей, с пеленок усвоивших эти законы, будет нелегко расчеловечить даже российскому телевидению.

Я готов повторять снова и снова, что считаю интеллигентную российскую женщину одним из высших достижений мировой цивилизации, и надеюсь, что даже Лев Николаевич простил бы ей избыточную тягу к культуре и склонность к брючным костюмам, к «неприлично обтягивающей одежде» — по-моему, она им очень к лицу и ко всем прочим частям тела.

Нищие духом уверяют нас, что, когда-де от семьи не будет материальной пользы, она и скончается. И люди утратят последнюю ячейку, где их ценят не в обмен за услуги, а просто так. Чего нам в глубине души хочется больше всего на свете.

И главная сила, хранящая этот уголок бескорыстного тепла, — женщина. Пока мы ее бережем, она тоже будет беречь нас.