Но в самый разгар рабочего дня Владимир Ипполитович вдруг почувствовал острую боль в груди. Коллеги, а среди них были и медики, сразу определили - плохо с сердцем. Врачи медотдела управления начали оказывать первую помощь, тут же вызвали и "скорую".
На станции вызов зафиксировали в 14 часов 17 минут. С этого момента начался отсчет времени, отведенного на спасение жизни Владимира Канаева. Теперь все зависело от обстоятельств - состояния организма, профессионализма врачей и, конечно же, удачи. По отзывам коллег, на здоровье полковник вроде бы особо не жаловался. Специализированная бригада "скорой" тоже прибыла довольно быстро. Сняв кардиограмму, врач Геннадий Дмитриев и фельдшер Павел Коновалов определили: у больного нарушение сердечного ритма. Ввели необходимое лекарство. Не помогло. Оставался один выход - срочно доставить пациента в кардиоцентр. Что и было незамедлительно сделано. Стрелки на циферблате показывали 15 часов 12 минут.
- Как потом мне доложила наша бригада, первоначальный диагноз кардиологи подтвердили. "Да, явная аритмия сердца", - рассказывает главный врач станции скорой медицинской помощи города Владимира Анатолий Мелкомуков. - Но еще они заметили заторможенность больного, его неадекватную реакцию на происходящее, невнятную речь. Это и смутило кардиологов. "Вероятно, у пациента нарушено мозговое кровообращение, а потому и сердце так работает", - резюмировали они и посоветовали везти больного в неврологическое отделение второй городской больницы: "Это, всего скорее, их пациент".
Вновь - вызов "скорой", вновь - носилки, вновь - дорога, тряска, потеря столь драгоценного времени. Было уже 16 часов 42 минуты. Состояние больного явно ухудшалось. Не помогала теперь и капельница.
В отделении неврологии с диагнозом кардиологов согласились: "Да, здесь явное нарушение мозгового кровообращения. Но больной - ведомственный, страхового полиса у него нет. Стало быть, лечить его надо не у нас, а по профессиональной принадлежности - в больнице Управления внутренних дел". Та же бригада "скорой" еще несколько километров петляет по городу. И, наконец, вот она - родная больница и последняя надежда на спасение. Здесь полковника, конечно, приняли. Только вот помочь уже ничем не могли. В больнице УВД нет отделения реанимации и специалистов-кардиологов, в помощи которых так нуждался больной. В свидетельстве о смерти зафиксирована одна короткая фраза - коронарная недостаточность. С начала приступа прошло почти четыре часа. Едва ли не половина этого времени потрачена на перевозки, которые лишь ухудшали состояние Владимира Ипполитовича.
В различных инстанциях города Владимира мне говорили: "Ну что вы ворошите эту историю? Человека не вернуть, а родные и друзья до сих пор больно переживают его смерть. К чему лишнее напоминание?" Возможно, в этом есть доля справедливости. А потому я прошу прощения у супруги Владимира Ипполитовича, его друзей. Но ведь правда и то, что мы, живые, не должны оставаться заложниками чьей-то безответственности, непрофессионализма, плохой организации дела. Давайте задумаемся: что же стоит за смертью полковника Канаева - внезапно сдавший организм, дефицит нужных в тот момент лекарств, отсутствие уникального оборудования, безысходность ситуации? Допустим, в какой-то степени было и все это. Но не хватило-то профессионализма, ответственности, сострадания, сердечности - тех качеств, которые не выдаются в аптечном складе, не вручаются вместе с клятвой Гиппократа, а бывают врожденными либо воспитываются с того дня, когда человек принял решение посвятить себя самой гуманной профессии.
Этими мыслями я поделился с некоторыми участниками рассказанных выше событий. И, к удивлению своему, услышал разную оценку случившегося. Вот что сказал Александр Ярошов, начальник медицинского отдела Управления исполнения наказаний: "Начальствующий состав нашей системы нередко страдает из-за того, что люди не имеют на руках страхового полиса, и мы должны лечиться только в своей ведомственной больнице. Но кто знает, когда и где настигнет тот же сердечный приступ? К тому же в нашей ведомственной больнице нет ни отделения кардиологии, ни реанимации. В случае с Владимиром Канаевым, я считаю, нарушено элементарное требование - сначала окажи больному помощь, а уже потом выясняй, за чей счет его лечить дальше".
Главный врач "скорой" Анатолий Мелкомуков тоже обеспокоен существующей организацией оказания экстренной медицинской помощи во Владимире: "Конечно, порой обстоятельства бывают выше нас, медиков. Но в данном случае бесспорно одно - Владимира Канаева должны были госпитализировать только в кардиоцентре, а не возить несколько часов по городу. И столь печальный случай в практике "скорой", к сожалению, не единственный. Я могу привести достаточное количество примеров, когда наши бригады по три-четыре часа колесят по городу, пока то или иное лечебное учреждение согласится принять больного. Особенно это касается больных без определенного места жительства. Порой после нескольких часов подобных мытарств медработники со слезами звонят мне с маршрута: "Больного нигде не берут, а ему все хуже и хуже, мы уже не знаем, что делать" Иногда подобные вояжи заканчиваются смертью пациента. Поверьте, такие стрессы не проходят бесследно и для наших бригад. А нам еще надо объясняться с родными больного...
Можно ли изменить ситуацию? Считаю, что вся проблема - в организации дела. В городе должна быть больница по типу скорой медицинской помощи со всем необходимым набором отделений. Это сразу значительно повысит ее эффективность и спасет многие жизни. Ведь тогда, даже в случае первоначальной ошибки в диагнозе, пациента в считанные минуты можно перевести из отделения в отделение и без промедления принимать действенные меры. А мы сегодня тратим на это часы, теряя не только драгоценное время и средства, но порой и жизнь человека, который стал заложником нашей системы здравоохранения".
Заведующий кардиодиспансером Анатолий Ярков пытливо выспрашивал, зачем мне надо знать все подробности происшедшего, а потом ошарашил: "Да тут и писать-то, по-моему, не о чем. Ничего такого не случилось. Наступила внезапная смерть, вот и все". Вскоре, правда, признал, что случай этот все же был подробно разобран в городском отделе и областном департаменте здравоохранения, специалистами кардиодиспансера даны по нему необходимые объяснения. В дальнейшей беседе выяснилось, что и врачи кардиодиспансера согласились: больного ни в коем случае нельзя было отправлять в другую больницу. Словом, формально ошибку как бы признали, но не почувствовал я в голосе заведующего диспансером ни нотки сожаления по поводу происшедшего, никаких угрызений совести. Что вы шум поднимаете, обычный случай, - читалось в глазах Анатолия Яркова.
Заместитель директора областного департамента здравоохранения Тамара Белова под разными предлогами старалась уклониться от нашей встречи. Потом с трудом вспоминала случай с больным Канаевым: конечно же, ненормально, когда "скорая" три-четыре часа возит больного по городу. "Но ведь это же не система, - констатировала Тамара Анатольевна. - Я как раз занимаюсь изучением жалоб граждан на плохое медицинское обслуживание. И в редком случае они подтверждаются. Население у нас привыкло к старым формам, а мы сегодня работаем по новой государственной программе", - заключила заместитель директора департамента. И какого - медицинского.
Как это все напомнило мне январь прошлого года. Москва, метро "Октябрьское поле", больница N 52. Суббота, поздний вечер, отделение реанимации. Вот уже несколько часов здесь лежит мой сын, с которым еще накануне вечером мы были вместе, ходили, разговаривали. И вот теперь он без сознания. Под аппаратом искусственного дыхания. Посторонним, а к ним относят почему-то и родителей, вход в отделение строго воспрещен. Только силой вталкиваю туда маму, которая по профессии тоже врач. Сам бегу по больнице и буквально упрашиваю, умоляю дежуривших в тот вечер специалистов хотя бы посетить реанимацию и, может быть, как-то помочь спасти жизнь сына. Кто-то из врачей нехотя отрывается от чашки кофе и неторопливо направляется в отделение. Через кордон частной охраны буквально прорываюсь в комнату дежурного по больнице главного врача. Импозантная дама с пышной прической явно недовольна моим появлением, охрана грозится вызвать милицию. Мои мольбы о помощи раздражают дежурную бригаду. Лишь через полтора часа главный ночной врач появилась в реанимационном отделении. Помощь сыну была уже не нужна... Он угасал. Рядом лежало еще несколько тяжелобольных. Персонал реанимационного отделения пил чай и громко смеялся над каким-то анекдотом. А мне казалось трагичным абсурдом все вокруг происходящее. Это не вымысел, а реальность, которая происходила в больнице N 52 Москвы в ночь с 19 на 20 января 2002 года. В понедельник, когда выяснилось, что, кроме хамского поведения, врачи поставили еще и неправильный диагноз нашему сыну, заведующий отделением, человек весьма совестливый, сказал нам: "По всей вероятности, вы это просто так не оставите"? Я тоже так думал и хотел посмотреть некоторым "врачам" в глаза. Минул год, а сил на это нет. А люди, от которых зависела жизнь моего сына, по-прежнему ходят в белых халатах.
... По заснеженным, заледенелым, темным улицам Владимира буквально ползет "скорая". Кто-то очень ждет ее. А ждут ли в больнице человека, чья жизнь, возможно, на хрупкой грани? Или несколько часов "скорая" будет вынуждена возить пациента по городу, прежде чем найдется медучреждение, врачи которого скажут: "Да, это наш пациент". В подобной ситуации может оказаться каждый из нас. И что тогда?