Он любил кино сумасшедшей любовью

Несколько личных строк на уход из жизни основателя «Кинотавра» Марка Рудинштейна

На 76-м году жизни умер дорогой для меня человек - Марк Григорьевич Рудинштейн. Впрочем, дорог он не мне одному - это, без преувеличения, эпоха в российском кино. Человек-глыба, который не смирился с развалом кинопроката в лихие пост-перестроечные времена, в особенности, с полным исчезновением из него отечественных фильмов, на что уже, похоже, махнули рукой государственные чиновники. А он решил бороться, решил действовать.

Сначала Рудинштейн организовал в Подольске «Фестиваль не купленного кино», а в 1991 году в труднейших условиях развала всего и вся провел в Сочи фестиваль «Кинотавр». И проводил его до 2005 года, обходясь без бюджетных денег, пользуясь только спонсорскими вливаниями, пока не передал свое выстраданное, выняньченное детище в руки Александра Роднянского, о чем, как мне кажется, потом не раз пожалел. Все-таки Марку Григорьевичу нужно было большое, соразмерное ему дело, каковым и был для него главный отечественный фестиваль «Кинотавр».

У нас с ним были разные периоды в наших длительных и непростых взаимоотношениях. Взаимная приязнь, почти дружба, потом резкое охлаждение (это когда я написал о «Кинотавре» не то, что ему хотелось), потом мое отлучение от фестиваля, потом примирение, потом взаимное спокойное уважение. После всех бурных перипетий нашей любви-вражды он наградил меня, наряду еще с несколькими кинокритиками, придуманной им премией «Золотой Овен» - за статьи и репортажи, посвященные «Кинотавру» и отечественному кино.

Сам он любил кинематограф сумасшедшей любовью. Рассказывал, как в юности прятался на ночь в туалете кинотеатра, чтобы наутро попасть на показы фильмов Московского кинофестиваля. У Марка Григорьевича (так уж сложилась его жизнь) не было законченного высшего образования. Но он нутром отличал хорошее кино от плохого, настоящее искусство - от его ловкой имитации. Сам он был необычайно артистичным, внутренне пластичным человеком. Обладал, как всякий одессит, прекрасным чувством юмора, говорил сочным, образным языком – хоть сейчас вставляй его реплики и монологи в сценарий фильма.

И вообще он был колоритным, разносторонне талантливым персонажем. Человеком-самородком, постоянно действующим вулканом, рождающим новые идеи и инициативы. Проводил рок-фестивали, продюсировал фильмы, снимался в кино, играл в театре, вел передачи на телевидении, ездил в цирке на слоне, задорно танцевал на вечеринках джигу. По характеру Марк Григорьевич был компанейским, порой вспыльчивым, но отходчивым и, в сущности, необычайно добрым человеком. На него нельзя было долго обижаться. Да и он умел легко прощать своих обидчиков.

Последний раз мы виделись с ним на фестивале «Литература и кино» в Гатчине, где он возглавлял жюри. Это было три года назад, еще до пандемии. Мы бросились в объятья как родные, тем более, что давно не виделись. Он показался мне непривычно грустным, поникшим, в разговоре пожаловался на диабет, который, как он выразился, «сжирает его изнутри». Несмотря на это, Марк Григорьевич с блеском провел на сцене Гатчинского кинотеатра «Победа» свой творческий вечер, на который набился полный зал народа. Рассказывал истории из своей бурной жизни (ему даже довелось отмотать срок в тюрьме), шутил и сыпал анекдотами (иногда на грани приличия), делился долгосрочными творческими планами.

Теперь на земле им уже не суждено сбыться. Но кто знает, может и на небесах он замутит какое-нибудь живое, важное, интересное дело.