Вольным - вольная воля,
Ни о чем не грущу,
Вздохом в чистое поле
Я себя
Вольным - вольная воля,
Ни о чем не грущу,
Вздохом в чистое поле
Я себя отпущу.
Г.Шпаликов
Поздней осенью 2000 года Элем Климов рассказывал мне о том, как возник замысел фильма "Ты и я". В тот вечер я заручилась благословением Элема Германовича на публикацию писем Геннадия Шпаликова к Ларисе Шепитько, связанных с историей создания этого фильма - единственной совместной их работы в кино, при участии Юрия Визбора.
История эта напоминает лирический роман. Однажды летом 1968 года из подмосковного леса появился человек с пухлым мешком за плечами. Его сразу заметили с веранды ближайшей дачи - это был дом Климова и Шепитько. Узнали и слегка удивились: хотелось ненадолго остаться одним, не оставив адреса, как же он их разыскал? Главное, мешок-то зачем?
Не заставив себя долго ждать, человек небрежно развязал таинственный мешок и начал вытряхивать содержимое на пол открытой веранды. Десятки, нет, пожалуй, сотни исписанных листков и листочков. Они тут же стали разлетаться во все стороны, - было ветрено, и жильцы дачи дружно кинулись ловить их, помогая владельцу мешка. А тот весело объяснял:
- Здесь не по порядку, но разберешься, да, Лариса?.. Забыл опять страницы пронумеровать!
Строчки стихов у Шпаликова возникали будто бы сами собой, "из ничего, из ниоткуда", улетая и опадая где придется, как осенние листья или как эти листки из мешка.
Но вот вроде бы все собрали. Унесли в комнату, сложили ворохом на столе. Сели втроем пить чай, глядя на эту совершенно живую бумажную гору - она все еще шуршала, шептала, вздыхала...
- По объему это был целый толстый роман, - смеясь, вспоминал Климов. - Наутро мы спохватились: не унесло ли какую-нибудь гениальную сцену ветром в сад, не поискать ли? Но Гена и слушать не захотел: у него ночью уже новые идеи родились!
Где-то он теперь, тот роман из шпаликовского мешка? Завалялся на чьем-нибудь чердаке или в подвале, отсырел, истлел, давно сдан на макулатуру?..
Кинорежиссеру Шепитько внезапное явление из леса поэта-кинодраматурга Шпаликова пришлось тогда как нельзя кстати. В его новом замысле, брошенном к ее ногам в буквальном смысле, мгновенно, обжигающе ощутила она созвучие своим собственным тревогам, раздумьям, волнениям, вопросам. "Мы увидели друг друга как в зеркале",- скажет Лариса потом. Ты и я! Вот и название - обозначение возникающей зеркальной переклички. С кем? С творческими единомышленниками - "людьми одной группы крови", с будущими героями фильма, с будущими зрителями. Но и этого мало! Ведь в каждом живет еще тайное внутреннее "я".
"...Как это волшебно начиналось! - вспомнит позже Наталья Рязанцева - известный кинодраматург, первая жена Шпаликова. - Гена писал стихи и монологи, еще не к кино, просто так. Лариса услышала в них что-то ей родственное, у нее была пора счастливой уверенности в себе и в кино. Она заразила этой уверенностью Гену. Она старалась создавать ему такую рабочую обстановку, такой уют, так верила в него, что он был какое-то время здоров и счастлив в этой работе..."
В роли главной героини Ларисе Шепитько виделась только и только Белла Ахмадулина.
"Текст роли в ее исполнении звучал совершенно непривычно, ну просто непредполагаемо! Она называла меня Сашей, читая вслух свои места в диалогах, - вспоминал Юрий Визбор. - Мы репетировали с Беллой два месяца. Места для репетиций были самые разные - дом Ларисы, моя квартира, "Мосфильм" и даже поляна в Ситеневе, где на берегу водохранилища в палатках отдыхали мои друзья - альпинисты, автогонщики, воднолыжники... Да, в общем, это был роман, конечно, предчувствие счастья работы, время совместных чаепитий, бесконечных перезваниваний, цитирование из еще не сыгранных и не снятых мест сценария. С Геной Шпаликовым мы затеяли несерьезную переписку в стихах. Слава Зайцев, делавший эскизы для наших костюмов, клятвенно заверял всех наших домашних и просто знакомых, что он непременно всем сошьет по костюму. Картина была еще не начата, но мы уже ходили на концерты "нашего" композитора Альфреда Шнитке. Еще я не знал, каким образом мне удастся сыграть в требующей некоторой акробатики сцене в цирке, а уже Мстислав Запашный, знаменитый цирковой артист, стал нашим близким знакомым. И всем этим дружеским хороводом управляла Лариса, у которой хватало времени на все и на всех".
Геннадий Шпаликов - Ларисе Шепитько (публикую с сохранением авторской орфографии и пунктуации, у Шпаликова весьма своеобразной. - И.Б.):
"Лара, я подсчитал, мы могли бы - вместе - сделать 3 картины, - а мне не жалко, - потому что кино штучно. Я горжусь тем, что все остальное живет на том, что делаем мы, - на наших отходах и неудачах.
Люди делают судьбу, - самая большая удача, - пока что, - это ты. Я объяснял Урусевскому (известный кинооператор и постановщик фильма "Пой песню, поэт" по сценарию Шпаликова. - И.Б.) - не знаю, понял ли он, - что ты - герой своего романа о НЕСБЫВШЕМСЯ.
Только между нами, - я ведь и не так, в общем, живу (хотя и прыгаю с моста), но, конечно, живу литературно по способу нашего героя. А в остальном сплю, пью, пишу, сижу дома, - и с ужасом думаю, что - надо писать, - потому что мне это Богом отпущено, и ничего иного я не умею, а писать, как мне хочется - так я и пишу, - но есть рынок и сбыт. Ты - вне рынка, я - вне рынка, хотя мы и есть тот рынок - единственный - которому надо платить, - но Бог с ними..."
Несмотря на удачную кинопробу, не суждено было сыграть в дуэте с Визбором Владимиру Высоцкому. Не сбылась в роли главной героини и Белла Ахмадулина - запрет Госкино на участие в фильме "непрофессиональной актрисы" был категоричен. И если на главную мужскую роль, помимо Высоцкого, пробовались еще Юрий Соломин, Георгий Тараторкин, Леонид Дьячков (сыгравший в фильме), то ни о ком, кроме Беллы, Шепитько и слышать не хотела. Однако приказ Госкино о запуске фильма в кинопроизводство подписан, и на поиски актрисы дан всего один вечер!..
Юрий Визбор вспоминал, как Лариса приехала к нему без звонка, только и вымолвив: "Беллы у нас нет". Отчаяние ее было так велико, что Визбор без лишних слов выскочил за дверь и привел свою соседку по лестничной площадке.
Это была Алла Демидова. Она-то и сыграла Катю - жену одного из друзей и тайную любовь другого.
Геннадий Шпаликов - Ларисе Шепитько:
"Лариса, может статься, что мы до твоего отъезда (съемочная группа уезжает в Швецию. - И.Б.) не свидимся. Вот мои соображения, которые я бы тебе сказал при встрече... Самое главное, о чем я хотел тебе написать, что считаю главным - жизнь вокруг должна быть показана - как она и есть на самом деле - волшебная, праздничная, счастливая, стабилизированная, очень радостная, чужая, конечно, но не в коем случае не печальная. Это - весь фокус дела. Все очень и очень красиво, снежно, белоснежно, летают лыжники, ходят по улицам в значках и флагах туристы в цветных куртках, в шерстяных прелестных шапочках, всякие прелестные бабы и ночные леди, и все - сплошной праздник и карнавал, со своими странными и прекрасными шествиями, игрой, - счастьем, но - своим, - никакое это не мелкое и буржуазное, а просто свое, европейское существование, печальной нашей действительности неловкое и печальное по невозможности такой внутренней свободы и безалаберности - внешней. Это должно быть, повторяю - очень красиво и празднично, и потому - для героя - более печально и отстранено, как всегда печален чужой карнавал, чужое празднество, но - печаль светлая, без жлобства и ненависти к этому, а некая, скажем, печаль вперемешку с мыслью: а я-то тут при чем? В этом, по-моему, единственно возможный выход в этой ситуации. И моя к тебе речь и просьба. Собственно, это я и собирался тебе сегодня утром сообщить.
Да, вот еще: привези писателю - за все труды совместные, если сможешь - кепку. Лучше всего в клетку. Какую сама сочтешь.
Счастливо! Всем привет.
Г.Шпаликов".
Будут и еще письма. Не длинные, написанные ночью на принесенных с почты бланках для телеграмм.
Геннадий Шпаликов - Ларисе Шепитько (письмо из Крыма):
"...А тут, как в мае, даже лучше, хотя жара, но прелесть воздуха и вообще славно. И, как говорит моя гениальная дочь - ладно, ладно, очень шоколадно!
Чувствую я себя, если тебе интересно, ничего. Меня тут кормят, - с помощью Коровина, - все вообще ничего. Тоска жуткая. Просто, очевидно, 33 моих года, усталость, - все-таки 3 сценария за год, кроме нашего, сказываются, - и очень болезненно, хотя никогда так не думалось и не писалось, как сейчас.
Буду я тут недели две - и далее - и так далее. Обнимаю. Элему привет. Всегда твой Гена".
"Милая Лариса, - пытаясь работать над делом святым, - я смылся. Работа идет крайне тяжко. Но - ничего! Живу я тоскливо, без пляжно, без бабно, и вообще тоска. Хотя причин для этого нет. Мне помогли снять дом, рядом с Чеховским, это дом по улице Чехова, 18. Мне смотреть одному в окно крайне нелепо, но - что делать! И видеть никого неохота. Страшно тяжело то, за что я взялся. Хочу выполнить это один - пока что. Страницы сыпятся лист за листом, но, - но, - но, - что? - не знаю, не уверен. Лара, прочел на почте, все верно, кроме пропусков букв и некоторой велеречивости слога, но это так, - за счет ночи, - с ночью сочтемся, а в остальном верно.
Гена".
"Он с максимальной полнотой сумел выразить свою эпоху, нашу эпоху", - скажет Лариса Шепитько на первом вечере памяти Геннадия Шпаликова. И добавит: "Эта эпоха закончилась".
"Некоторые - и я - как-то выжили, прижились, - напишет позже Белла Ахмадулина. - Шпаликов - не сумел, не выжил. Это благородно..."