Почему не сняли «Брат-3»

Разговор с Виктором Сухоруковым, сыгравшим самого себя

Одним из хитов IV Открытого фестиваля популярных киножанров «Хрустальный ИсточникЪ», прошедшего на минувшей неделе в Ессентуках, стала премьера спектакля-экспромта Виктора Сухорукова «Играю про себя», представленная автором и единственным исполнителем вживую. Жанр, непревзойденный по степени откровенности. Создатель и главный герой сценического рассказа словно проплыл по волнам своей памяти, комментируя автографы на снимках людей, оставивших яркий след в его жизни.

Это отец и мать: первый молча поддерживал мечту сына об актерстве, вторая была яростно против. Это преподаватель актерского мастерства в ГИТИСе Евгения Николаевна Козырева, артистка охлопковской школы. Режиссер Юрий Мамин, в чьем фильме «Бакенбарды» Сухоруков получил путевку в кино. Алексей Балабанов, у которого он снялся в шести фильмах. Станислав Любшин, впервые мимолетно встретившийся еще во время службы в армии, Татьяна Доронина, в которую Виктор с юности был влюблен... А назавтра Сухоруков встретился с журналистами, в том числе корреспондентом «Труда». Речь зашла об отличиях кино сегодняшнего от того, которое вывело Виктора Ивановича на его высокую актерскую орбиту.

Но прежде всего — вопрос о том, как возник замысел спектакля.

«Как-то я оказался в крымском Доме-музее Юлиана Семенова, где увидел целую стену маленьких фотографий с автографами Гагарина, Хрущева, Софи Лорен, — ответил «Труду» артист. — Поймал себя на мысли, что хотел бы поглубже «нырнуть» в эти снимки и узнать, при каких обстоятельствах они сделаны, откуда тот или иной автограф. Дома понял, что у меня тоже есть подобный архив. Как раз пришло приглашение на фестиваль в Севастополе, где меня попросили провести творческий вечер. И я поехал с подборкой из своей домашней коллекции. Потом повторил этот опыт в лаконичном варианте в Чебоксарах, более развернутом — в Оренбурге, где снимался у Александра Прошкина. Для съемок был нужен комбайн, и местная власть сказала, что предоставит машину, если Сухоруков выступит с сольным вечером. Пришлось покуражиться, включить клоуна... Но только здесь, в Ессентуках, я решил пуститься в трудную дорогу длиной в жизнь, объединив эти фотографии в цельный рассказ».

Главное в этой жизни — кино, которое, как известно, начинается со сценария. Какие «сигналы времени» и «портрет эпохи» улавливает в нынешнем сценарном деле Сухоруков?

«Много мусора, глупостей и штампов», считает Виктор. Без сериалов, которыми забиты телеканалы, увы, не обойтись — хотя бы потому, что коллеги зарабатывают на них деньги, пусть и жалуются, что мало перепадает славы. «А ты посмотри, что делаешь, — говорит им Сухоруков, — из сериала в сериал одно и то же, ни артистизма, ни перевоплощения, ни интриги: нет образа человека».

Еще ему странно, что во многих фильмах «девчонки превращаются в парней: это они, а не инфантильные и нафталиновые мужики, хомутают свои объекты любви. Те годятся разве что цветочки поливать. А женщины — сильные, мощные, яркие: чтобы такую свалить, наливного яблочка из «Сказки о мертвой царевне...» мало, нужен цианистый калий, канистры бензина. Все паханши!.. А сценарии от сериала к сериалу пишет будто одна гвардия. За редкими исключениями. Притом что сюжеты в России под ногами валяются, под мышками носятся, на голову падают. А кинокомпаний пруд пруди: в природе названий птиц меньше...».

Плаванье «по волнам памяти», начавшееся на спектакле, продолжилось и во время беседы с журналистами. Не обошлось без сюжета о картине «Бедный, бедный Павел», где Сухорукову пришлось выдержать конкуренцию с такими претендентами на заглавную роль царя — «полудурка, бодренького чувачка», как Игорь Скляр и Константин Райкин, а определила окончательное решение режиссера Виталия Мельникова сочно сыгранная сцена с Олегом Янковским — элегантным графом Паленом.

Припомнил Виктор Иванович и съемки «Острова» Павла Лунгина, куда, кстати, режиссер позвал актера по совету исполнителя главной роли Петра Мамонова. «Побойся бога, Петя, какой он Филарет — бандит бандитом». Но Мамонов настаивал: «Позовите, вы его не знаете». «Витя, я ничего не понимаю, — обратился тогда режиссер к Сухорукову, — но Петя просит, давай попробуем»... И вот уже идут съемки. Белое море в окрестностях Кеми, 4 утра, полусонные актеры бредут на тяжелую смену в условиях холода и сырости. Отснята четверть картины — вдруг Лунгин в тулупе застывает, глядя вдаль. Отменяет съемки и лишь через сутки объявляет, что «нашел кадр». Огромное количество материала, не соответствующее тому, что у режиссера в этот момент «взорвалось внутри и нарисовалось», выброшено, все начинается с нуля...

Особенно много у Сухорукова рассказов о работе с Алексеем Балабановым. В это время экран демонстрирует нам фото Виктора, Алексея и его оператора Сергея Астахова в обнимку. Сергей Валентинович тоже приехал в Ессентуки — заседать в жюри. Балабанова, увы, давно нет на свете...

— Леша был сложный человек, мы много спорили. Например, он считал, что снимать актеров нужно не более одного раза. «Как так?! — недоумевал я. — Тогда давай отправим на помойку Феллини, Антониони, Данелию, Тарковского, по полжизни сотрудничавших с актерами, с которыми они понимали и чувствовали друг друга... Может, до него и дошло, мы отработали вместе шесть картин, прежде чем — р-раз! — и он, без каких-либо объяснений, прекратил со мной сотрудничать.

Возник разговор и о том, почему не пошли навстречу многочисленным пожеланиям зрителей и не сняли после гибели Сергея Бодрова-младшего завершение легендарной эпопеи — фильм «Брат-3». Ведь сегодня при помощи нейросети можно визуально «оживить» человека... «Рассказываю впервые, — заметил Сухоруков, — я предлагал это Балабанову и Сельянову. Вы представляете: мексиканцы помогают моему герою спастись из американской тюрьмы, он добирается в трюме танкера до Петербурга, стремится найти брата, но все время что-то мешает, и все-таки в конце они идут навстречу друг другу — Сухоруков и живой, невредимый Бодров. Что творилось бы в зрительном зале!.. Но режиссер и продюсер на это не пошли и правильно сделали. Вышла бы спекуляция. Балабанов так не мог, кино было его жизнью. Сделать плохо — все равно что помереть. Вот такое отношение к делу.

Сегодня из кино ушли профессионализм и ответственность, с горечью констатирует Сухоруков. Раньше артист шел на съемки с мыслями о роли, а не о том, какой кожей должен быть обит салон подаваемой ему машины. «У меня нет райдера, моя главная радость — получение роли, участие в съемках новой истории. Я должен так ее украсить, чтобы режиссер и продюсеры не пожалели о приглашении меня в проект. Надо быть бескорыстным в своих затратах и ничего не ждать взамен».

В прежнем кинематографе, продолжает вспоминать актер, были трепет, восторг, уважение и преданность. В фильме «Начало» Чурикова приходит в актерский отдел и спрашивает: «И что, я больше не нужна? Мне что, домой ехать?..» «Да, поезжайте», — отвечают ей. «Странно, — говорит она — и плачет... Теперь все не так — скорей, бегом!

Кинематограф стал высокотехнологичным, но бездушным, гламурно-визажисто-макияжным, салонно-витринным, но не художественным. Не зря уникальный режиссер Бекмамбетов сказал о своем фильме «Девятаев», что это аттракцион. Для поколения Сухорукова кинематограф был искусством, вот разница.

В спектакле «Играю про себя» в какой-то момент на экране появляется и фото Татьяны Дорониной, правда, без личного автографа, но за этим тоже своя история. Суть в том, что артист смолоду был влюблен в Доронину. Вот удивил, скажете вы, да тогда полстраны было в нее влюблено. Но Сухоруков — не полстраны, он непременно хотел познакомиться лично. И однажды, приобретя коробку дефицитного мармелада, отправился к дому Татьяны Васильевны. Поднялся на этаж, позвонил в дверь. Доронина спросила, кто там.

Ответ Виктора о цели визита ее не впечатлил, и дверь не открылась. Соискатель позвонил еще раз, и еще, пока артистка не пригрозила милицией. Огорченный Сухоруков посидел на скамейке во дворе и, оставив мармелад, ушел.

«Думаю, она забыла эту историю. Хотя спустя годы на каком-то официозе даже читала мою фамилию в наградном списке, но встретиться так и не пришлось. Впрочем, пару лет назад мы оба оказались зрителями одного спектакля. Я сел, и вдруг зрители зашуршали — «Доронина... Доронина...». Она входит в окружении двух молодых людей, в атласном платье василькового цвета... И чувствую, что идет по ряду сзади меня, я даже ощутил запах ее духов... Села прямо за моей спиной, но я не обернулся. Почему — бог его знает, ведь мог обернуться и сказать: «Здрасьте, Татьяна Васильевна, а я Сухоруков, я Вас люблю!..» Ан нет... вдруг я весь какой- то застывший стал, так и просидел спектакль».

Под занавес Виктор Сухоруков сообщил, что ушел из Театра Моссовета, но пока не решил, где начнет трудиться с сентября. Рассказал, что закончил сниматься в драме Алексея Сидорова «Чемпион мира» — о громком поединке между шахматистами Анатолием Карповым и Виктором Корчным. Поделился сожалениями, что залег где-то на полке 16-серийный фильм Елены Николаевой «Цыпленок жареный», где он, главарь петроградской мафии, вступает в схватку не на жизнь, а на смерть с начальником комиссии по борьбе с контрабандой спиртным и наркотиками (Виктор Добронравов), а в роли его марухи выступает Ирина Пегова.

На мой завершающий вопрос, много ли автографов осталось в сундучке, Виктор Сухоруков ответил: «Несметное количество».