- Для того чтобы стать знаменитым режиссером, надо снять неимоверное количество лент или достаточно двух-трех ярких работ?
- По-разному складываются судьбы. Бывает и так, и иначе. Мэтр польского кинематографа Анджей Вайда работает беспрерывно, и его пример очень меня мобилизует, - лаконично ответил Занусси на первый вопрос корреспондента "Труда"...
Встретились мы с ним в варшавской киностудии "Тор" на следующий день после премьеры фильма "Суплемент", что на русский переводится как "Дополнение", "Приложение". В этой картине зритель вновь встречается с некоторыми персонажами предыдущей работы Занусси - "Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем", получившей "золото" Московского фестиваля. Там главным героем был старый врач, который, несмотря на неизлечимую болезнь, остался прагматиком с выразительным оттенком цинизма. В новом фильме на первый план вышел студент-медик, переживающий раздвоение личности, но уже не столько мировоззренческое, сколько духовное, - осуществляя мучительный выбор между призваниями врача и священника.
- "Дополнение" по-особенному соотносится с моим предыдущим фильмом, - говорит режиссер. - Часть материала, отснятого для картины "Жизнь как смертельная болезнь...", но не вошедшего в нее, я включил в новую картину. И хотя в ней фигурируют некоторые прежние персонажи в исполнении тех же актеров, это не продолжение предыдущей работы. Просто одна из ее сюжетных линий стала центральной в новой ленте. Надеюсь ее тоже привезти в Москву.
- И снова рассчитываете на успех?
- Создание нового фильма - это в некотором смысле игра в лотерею, когда режиссер не знает, что вытянет - удачу или проигрыш. Правда, я с некоторых пор знаю, что определенный успех моему очередному фильму гарантирован, но будет он большим или маленьким - этого я не в состоянии предугадать.
- Однако считается, что кассовым интеллектуальное кино быть не может по определению.
- Как сказать! Если мой фильм способен собрать несколько сот тысяч зрителей, я не считаю себя недооцененным. Очень холодное интеллектуальное кино Рене Клера или Эйзенштейна было по-своему кассовым. Конечно, в теперешней массовой культуре произведение, которое требует серьезных усилий мысли, большого коммерческого успеха не добьется. Но случаются неожиданности, когда интеллектуальное кино собирает не меньшую аудиторию, нежели коммерческое. Возьмите французский фильм "Амели", получивший несомненное признание, картины Питера Гринуэя. Время от времени такое случается.
- Главный герой фильма "Дополнение" - студент-медик Филипп - проводит какое-то время в монастыре, но и там не получает "указания свыше" - какую из жизненных дорог выбрать. Вы тем самым говорите, что свой путь человек выбирает сам. Из вашей книги воспоминаний и размышлений "Пора умирать..." я знаю, что и вы заточали себя в монастырь...
- Да, было такое. Время, проведенное в буддистском монастыре под Бангкоком хоть и было недолгим, оставило глубокий след в моей душе.
- Действие вашей первой, дипломной работы "Смерть провинциала" тоже происходило в монастыре. Потом вы сняли художественно-документальную картину о Папе Римском. Можно сказать, у вас особые отношения с религией. Как вера воздействует на искусство, на то, что творит художник?
- Если что свыше воздействует на мое творчество, то это прежде всего линия судьбы, смысл которой я ищу. Подозреваю, что в индивидуальной человеческой судьбе всегда кроется некая тайна. Оттого так часто приходится размышлять о роли случая, совпадений в той области, где Бог решает "раскрыть инкогнито". События нашей жизни я часто вижу в двух измерениях. Одно - причинно-следственное, когда автомобильная катастрофа -"результат того, что на шоссе было скользко. А другое - загадочное, таинственное, которое и предопределило, чтобы это случилось именно со мной или с кем-то из моих героев.
Американские сериалы не зовут задуматься над тем, являемся ли мы хозяевами собственной судьбы или нами правит какая-то неведомая сила, - все равно как ее назовем: слепым роком, случаем или провидением. А если искусство избегает этого вопроса, оно и само становится слепым.
Я ощущаю сильную связь между духовной жизнью человека и его поступками, действиями. Убежден, что свобода реализуется через множество выборов. Выбор остается всегда. Даже в тюремной камере, где мы можем выбирать мысли и чувства, владеющие нами. Мне нравятся люди, совершающие этот выбор сознательно, преодолевая инерцию, безволие. А вот люди, смирившиеся с обстоятельствами, мне кажется, просто умерли или, по крайней мере, не видят и не слышат. Высшая справедливость простит преступникам и грешникам. Но простит ли ленивым и равнодушным? Библия упоминает о холодных и горячих, но не говорит, уготовано ли избавление теплым...
- А как вы расцениваете потрясшие в последнее время Польшу, США сексуальные скандалы с участием священнослужителей, исламский экстремизм, порождающий терроризм?
- Я хорошо знаю историю церкви. Она полна скандалов. Но это не значит, что они ниспосланы свыше. Нет, это - человеческая, людская сторона религиозных отношений, нередко деформированная.
Сегодняшний мир глуховат, эйфория потребления в богатых странах приглушила естественный метафизический инстинкт человека, породила нездоровую ответную реакцию у бедных. Радикальные течения есть не только в исламе, но и у католиков, православных, даже у протестантов, особенно в Америке. Но радикализм в религии - это повесть в изложении, а не в оригинале, низведенная до идеологии. А религия не может быть идеологией. Важно, как верит человек, оставаясь один на один с Богом.
Сегодня я как раз вижу возрождение глубокой религиозности в молодежной среде той же Америки, проявляется оно кое-где и в Европе, очень заметно в России. Вот что важнее самых сенсационных скандалов.
- Вы много снимаете, ставите, пишете сценарии и публицистику. И вместе с тем часто ездите по миру, читаете лекции, участвуете в жюри разнообразных кинофестивалей. Эта разъездная деятельность больше вдохновляет или утомляет, отвлекает от основной работы?
- Погрешу, если скажу, что не отвлекает и не утомляет. Но я воспринимаю эти командировки как свой общественный долг. Ведь искусство находится на содержании у общества, в том числе и руководимая мной киностудия "Тор". А долг надо возвращать. Да и для себя из каждой такой поездки я многое выношу. Не так давно снова и с интересом побывал в России, причем не только в Москве. Вместе с Барбарой Брыльской мы ездили на фестиваль фильмов малых и перемещенных народов во Владикавказ.
- И после той поездки вы написали в польском еженедельнике "Политыка", что видите в России больше перемен к лучшему, чем к худшему...
- Да, мне кажется, что современная Россия находится на той дороге, которая выведет ее из череды исторических ловушек. В вашей стране столько талантов, такой громадный потенциал! К сожалению, пока Россия не то государство, куда приезжают, а то, откуда больше эмигрируют, не находя себя на родине, ученые, художники, специалисты. Это должно измениться, чтобы Россия стала, как магнит, который к себе притягивает.
Киевская Русь, Великая Новгородская республика были для своего времени столь же прогрессивными организмами, как и другие европейские государства, ни в чем от них не отставали. Почему же потом Россия отстала? Мне представляется - из-за концепции самодержавия, которое убивало у людей творчество, инициативу.
Сегодня она отказывается от экспансионизма, который россиянам ничего не дал, освобождается для творчества народа. При этом идет поиск формы собственного устройства, которая не может быть импортирована в византийскую страну из латинской Европы. Реформы в России не могут быть точно такими, как на Западе, но в них тоже должен присутствовать человек.