Один из лучших футболистов
«Труд» начинает серию публикаций, посвященных лауреатам приза нашей газеты – лучшим бомбардирам наших футбольных чемпионатов. Сегодня наш собеседник – Николай Осянин, ставший самым результативным в сезоне 1969 года.
– Как начиналась ваша футбольная карьера?
– Родом я из деревни, а в город, вернее, в пригород Казани переехал с мамой, когда мне было 8 лет. Никакой футбольной школы поблизости не было, так что все свои футбольные «университеты» оканчивал в дворовых сражениях.
– А когда начали регулярно тренироваться под руководством наставника?
– При казанском заводе была команда «Искра», которая выступала в классе «Б», то есть во втором по значимости дивизионе чемпионата СССР. А при этом же футбольном клубе была команда дублеров, а также молодежный и детский составы. В детском составе я играл в школьные годы. Но тренировки наши заключались в том, что приходил какой-то мужчина, бросал мяч, и мы дальше были предоставлены самим себе. По окончании школы я трудился рабочим на заводе и играл в команде мастеров «Искры». Не в основном составе, но именно там со мной тренер начал регулярно работать.
– А как вы попали в «Крылья Советов», выступавшие в высшем дивизионе?
– Меня призвали в армию. Первые полгода прослужил по-настоящему в Казанском кремле. То есть нес наряды, ходил на охрану объектов и тому подобное. Мяча за это время ни разу не видел. Но потом спортивное начальство все-таки провело ревизию всех своих служащих, и меня взяли в главную команду Приволжского военного округа, которая базировалась в Куйбышеве (сейчас – Самара). В ее составе я участвовал во всех первенствах страны военного ведомства. А в 1962 году после армейского турнира меня даже отправили на просмотр в ЦСКА. Тренировавший тогда команду Бесков проводил нам – двум десяткам кандидатов – тренировки, проверял на тестах, но в команду взял только одного Саркиса Овиняна, который тоже в ЦСКА не задержался. А меня вернули в Куйбышев. Когда демобилизовался, меня пригласили в команду «Крылья Советов».
– Вы всегда играли на острие атаки?
– С детства – всегда. Но когда перешел в «Крылышки», там в центре нападения действовали два Казаковых – признанные на тот момент мастера атаки. Так что меня тренер перевел на правый край нападения. Забивал я и сам, но больше все-таки отдавал голевые передачи.
– Когда вы только попали в футбол, кто был для вас примером для подражания?
– Моими кумирами были лишь старшие товарищи по команде «Искра». Впервые я увидел своими глазами футбол в исполнении известных нападающих лишь в Куйбышеве, когда завершал службу в армии. А до тех пор судить о мастерстве знаменитых футболистов я мог лишь по радиорепортажам Вадима Синявского. А в большей мере – уже когда был в составе «Крылышек». То есть не по телевизору, не с трибуны, а когда сам против них играл на футбольном поле.
– Кого из них вы оценивали выше других?
– Несомненно, Эдуарда Стрельцова. Я не видел его до 1958 года, когда его посадили в тюрьму. Но и в 1965 году он, погрузневший и постаревший, порой творил чудеса, демонстрируя уникальные технику и видение игры. Еще из того поколения я выделил бы Виктора Понедельника. В Ростове тогда вообще была отличная группа забивных форвардов: еще Олег Копаев, Анатолий Еськов, Матвеев. Торпедовцы Валентин Денисов и Геннадий Гусаров. Гусаров, впрочем, перейдя в «Динамо», открыл в себе и блестящие способности конструктора атак. Спартаковец Юрий Севидов. Из крайних форвардов лучшими были Игорь Численко, Михаил Месхи и Слава Метревели.
– Вас в «Спартак» пригласил Никита Симонян?
– Да, он вел разговоры на эту тему еще в 1964 году, и я ответил ему согласием. Но вскоре заболел воспалением легких, причем в такой тяжелой форме, что едва остался жив. Так что мой переход в «Спартак» состоялся, уже когда командой руководил Николай Гуляев, то есть в следующем сезоне. Несмотря на недовольство спортивного руководства Куйбышева. Но я освободил свое жилье и уехал в столицу.
– Вы в то время были уже семейным человеком 25 лет. Не было риска остаться не только без места в команде мастеров, но и без жилья?
– Мне спартаковцы предоставили жилье в Москве еще до того, как дали гарантию, что я закреплюсь в составе команды. Впрочем, подобной гарантии в командах столь высокого уровня не бывает. Первое время мы ютились в Москве в одной комнатушке с женой, сыном и тещей, а уже в то время я играл в основе «Спартака». Но для меня всегда футбол был на первом месте.
– Вы часто забивали голы дальними ударами. Каким образом отрабатывали этот элемент?
– Пока играл, во всех командах отрабатывал после тренировок. Но удары получались у меня хорошо с самого начала знакомства с футболом. Причем одинаково сильно и точно с обеих ног. И потому мне непонятно, когда футбольные эксперты говорят даже об игроке сборной: «Он – правоногий». Или «получил пас под неудобную ногу». Как такое может быть?! Ведь сейчас мальчишки начинают систематически тренироваться с 5-летнего возраста, в то время как я впервые увидел мяч в 8 лет. Если футболист не бьет одинаково хорошо с обеих ног, значит, его детские тренеры схалтурили, недоработали, а он сам в зрелом возрасте не был настойчив на тренировках в исправлении своего изъяна.
– Но удар издалека – это своего рода риск и для нападающего, особенно в ответственных матчах. Как в «Спартаке» к этому относились?
– Партнеры-спартаковцы всегда подбадривали меня, даже если я промахивался.
– Но вам просто повезло, что Нетто закончил играть, когда вы пришли в «Спартак».
– Да нет, я с легендарным капитаном сборной СССР провел вместе несколько месяцев в команде в год завершения его карьеры. На «двусторонках» он на меня покрикивал. Но не за дальние удары, а когда я ему вовремя не отдавал пас. А вовремя – это когда он делал рывок. То есть при любой своей пробежке в сторону ворот соперника ждал точного паса себе в ноги. Причем именно короткого паса – длинные он не признавал. А если не получал, то доставалось любому партнеру. Кому-то больше, кому-то меньше, но обязательно. Рассказывали, что даже его близкому другу – такому великому форварду, как Ильин, – доставалось по первое число. А при мне – и Хусаинову, и Логофету, и другим игрокам сборной СССР.
– А кому – меньше?
– Эти люди ушли из «Спартака» до моего прихода, но я потом много поиграл с ними на разных ветеранских турнирах. Был такой защитник Николай Тищенко – тот, который в полуфинальном матче Олимпиады 1956 года со сломанной ключицей не просто продолжал играть, но еще и участвовал в обеих результативных атаках нашей сборной. Николай Иванович вообще на редкость разговорчивый был, веселый и язвительный. Играя за ветеранов, он стал намного добродушнее, чем во времена выступления за «Спартак». А тогда, едва Нетто начинал его критиковать, в ответ получал такие трехэтажные коленца, что в следующий раз не решался связываться. У Тищенко взял на вооружение подобную манеру общения с капитаном и молодой Юрий Севидов, так что и центрфорварду меньше доставалось от Нетто.
– А ваши функции в «Спартаке» отличались от тех, что выполнял до вас Севидов?
– В прессе пишут: Осянина брали на место Севидова. Это не совсем так. Когда Никита Павлович приглашал меня в «Спартак» в 1964 году, он планировать сделать из нас с Юрой связку центрфорвардов. Юра должен был постоянно находиться на острие атаки, а я – действовать из глубины. Думаю, у нас получился бы хороший дуэт. Мне кажется, его зря ругали за излишний индивидуализм в игре. Я наблюдал за его действиями, еще выступая за «Крылья». Севидов брал игру на себя, но это оправдывалось его сильными индивидуальными качествами. Он всегда действовал оптимально для каждой игровой ситуации. Но когда его посадили, то я занял именно его позицию.
– С 1966 до 1969 год вы были одним из лидеров «Спартака», но при этом не лучшим бомбардиром команды.
– Таков был стиль «Спартака». В атаке угроза воротам соперника могла исходить не только от выдвинутого вперед нападающего, но и от крайних форвардов, от полузащитников. Голландцы прославили так называемый тотальный футбол в середине 1970-х, а какие-то элементы игры с подключением в атаку защитников, а форварда – в оборону московский «Спартак» демонстрировал еще в середине 1960-х годов.
– И все-таки в 1969 году вы стали обладателем приза «Труда». Когда и как вас наградили?
– Сразу по окончании чемпионата страны меня объявили единоличным лауреатом, хотя трое футболистов – ростовчанин Проскурин, кутаисец Херхадзе и я забили по 16 голов. И редактор «Труда», вручавший приз, представлявший собой красивую вазу, объяснил так: «Осянин лидировал по ходу чемпионата, а в последнем туре забил в гостях киевлянам гол, ставший в итоге для «Спартака» победным в чемпионате. А Проскурин и Херхадзе догнали Осянина после матча команд Ростова и Кутаисе, когда обеим командам очки уже не были нужны и эта игра ничего не решала. Тот матч закончился вничью – 3:3, и нетрудно догадаться, что провели по три гола именно оба кандидата на приз «Труда».
– Отметили с командой этот приз?
– Мы довольно бурно отмечали командные призы – в том же году мы стали чемпионами и еще получили призы за наибольшее количество забитых командой мячей, за лучшую разницу, «агрессивного гостя». К тому же приз вашей газеты я получил не по окончании победного чемпионата, а перед одним из первых матчей чемпионата 1970 года. То есть я получил вазу, будучи в состоянии предельной концентрации на предстоящий матч. Сразу передал ее кому-то, даже не помню кому, и побежал к воротам соперника. И потом ситуация к праздникам не располагала. А сейчас ваза стоит у меня дома.
– Вы призывались в сборную СССР при двух тренерах. Какое мнение о них осталось?
– Самое хорошее. И Гавриил Качалин, и Николай Морозов вспоминаются как люди очень интеллигентные и прекрасные специалисты. Качалин, пожалуй, больше, чем Морозов, удивил меня общей эрудицией. А не сработался с обоими тренерами я по единственной причине: оба они пытались меня перевести или в линию полузащиты, или на фланг. В товарищеских матчах сборной СССР я наигрывался на разных позициях, но не в центре нападения. И я всякий раз либо активно противился этому, либо не мог эффективно сыграть из-за непривычности функций на поле.
– Бывший защитник «Динамо» проговорился в интервью «Труду», что Яшин страдал близорукостью. Вы об этом знали, забивая ему ударами издали?
– Подобные разговоры я сам впервые услышал спустя много лет после ухода Льва Ивановича из футбола. В 1960-х годах я об этом не подозревал. Но я анализировал действия динамовцев против разных соперников. Надо отметить: тогда в этом клубе был не только супервратарь, но и великолепная линия защиты. Подсознательно я порой понимал: в той или иной ситуации против «Динамо» было эффективнее не в обыгрыш идти, и не разыгрывать мелкий пас, а застать вратаря врасплох дальним ударом. А при навесах на штрафную, при выходах форварда на ворота Яшин действовал лучше всех из вратарей.
– Вам доставалось от защитников?
– Да, в те годы специалистов по «выключению» ведущих игроков соперников было больше, чем в современном футболе. Были такие персональщики, которые следовали за тобой по всему полю, не отпуская дальше, чем на метр. Уходишь за бровку – и он за тобой за бровку пойдет. Но встречались и настоящие костоломы. Такие были не только в командах аутсайдеров, но и лидеров нашего футбола. В киевском «Динамо» изощренной грубостью отличались Владимир Щегольков, Вадим Соснихин, Леонид Островский. Причем все эти футболисты были достаточно высокого класса – кандидаты в сборную СССР, но при этом игрой в кость не брезговали. То же самое можно сказать про московского армейца Вадима Капличного, который и чисто мог сыграть, а мог технично завалить опасного соперника.
Но по эффективности игры в защите им не уступали, и зачастую и превосходили корректные Альберт Шестернев из ЦСКА и торпедовцы Виктор Шустиков и Леонид Пахомов. Шустиков – человек богатырского телосложения, но отбирал мяч всегда чисто, за счет совершенной техники, за счет умения выбирать позицию и быстро прочитать направление развития атаки.
– Но ваша карьера форварда прервалась не из-за грубых защитников?
– Вовсе нет. После довольно удачного для меня сезона 1971 года Симонян предложил мне перейти в линию защиты. Я спросил у тренера: а что, в «Спартаке» есть центрфорвард сильнее Осянина? Никита Павлович ничего не ответил, но взял в команду Пискарева и Егоровича. Предложение тренера все же не было для меня новостью. Мне мой партнер по команде Крутиков неоднократно замечал, что я хорошо играю в отборе, и потому у меня хорошая перспектива перейти в оборону. Но я был категорически против.
– Именно поэтому вы и покинули команду?
– Да, я хотел тогда играть только в нападении и считал, что у меня еще есть хорошие перспективы. И я с целой группой спартаковцев переехал в Алма-Ату.
– Правда, что там вас считали легионером? Еще в начале 1970-х?
– Фактически именно так и было. Первое время именно благодаря бывшим москвичам «Кайрат» поднялся на небывалую для себя высоту в турнирной таблице. Но как только начинали приходить успехи, «легионеров» отправляли в запас и выпускали на игру национальные кадры. А после серий проигрышей опять в основу возвращали чужаков. При таком ритме работы и у нас класс игры снижался.
– А зачем тогда вообще руководство «Кайрата» приглашало легионеров?
– Приглашал тренер Шапошников, при котором команда прогрессировала и работа шла эффективно. Но потом Шапошникова почему-то сменили на Фальяна, и я в его действиях зачастую логики не видел. И вот, насидевшись в запасе в Алма-Ате целых 2 года, я сдал служебную квартиру руководству «Кайрата»» и вернулся в Москву.
– В «Спартак»?
– Нет, просто в свою квартиру. О моем приезде в Москву поначалу вообще мало кто знал. Первое время я сидел без дела и начал подумывать о завершении карьеры футболиста и ограничивался участием в матчах ветеранов, хотя мне на тот момент было лишь 32 года. Потом мой бывший спартаковский партнер Анзор Кавазашвили, перейдя на тренерскую работу в костромской «Спартак», пригласил меня к себе. И я с новым клубом отправился на зимние тренировочные сборы на Черноморское побережье.
– В качестве нападающего или защитника?
– Этот вопрос мы с Анзором даже не успели обсудить. На первых тренировках в основном уделяли внимание общефизической подготовке. Но неподалеку готовились к сезону сборная СССР и московский «Спартак». Из спартаковских защитников кто-то был призван в сборную, а кто-то травмирован. И меня попросили подменить выбывших. Я сыграл и вернулся в расположение костромской команды. И через какое-то время узнал, что включен в состав московского «Спартака».
– От кого?
– По телефону от своей жены. А она посмотрела это в официальных списках команд, которые были опубликованы в прессе и футбольных справочниках. А у меня не то что не спросили – даже не поставили в известность. Сейчас это все кажется странным, но тогда – в порядке вещей. Но я не огорчился, а обрадовался.
– С 1974 по 1976 год вы постоянно попадали в список лучших 33 игроков СССР на позиции защитника. Против кого из форвардов было играть сложнее всего?
– Однозначно – против Олега Блохина, несомненно, лучшего нашего форварда той эпохи. Если защитник неправильно выбирал позицию против Блохина, расплата следовала немедленно. Он не только в скорости всех превосходил, но и в работе с мячом, в силе удара (правда, только с левой ноги), в голевом чутье. Считалось, что единственным его слабым местом была разве что игра в воздухе. Хотя при этом он и головой забивал.
– А вообще головой в советском футболе немногие хорошо играли?
– На фоне английских и некоторых других европейских команд – очень немногие. В начале моей карьеры лучшим в этом компоненте был Виктор Понедельник, в конце – Виталий Старухин. Они выигрывали воздушные дуэли даже при исполнении стандартов, когда все соперники ждали подач именно на них. Лично я не могу отметить игру головой как свой козырь.
– Роста не хватало?
– Высокий рост помогает в этом компоненте. Но были и маленькие футболисты, забивавшие головой. Например, мой напарник Гиля Хусаинов при росте 1 метр 64 сантиметра иногда выигрывал воздушные дуэли. Много забивали головой невысокие киевляне Виталий Хмельницкий и Владимир Онищенко. Но они это делали не при розыгрыше угловых или в позиционной борьбе за высокую передачу, а грамотно выходя на ударную позицию при скоростных атаках. То есть для завершающего удара головой им не всегда требовался высокий прыжок.
– Сейчас кто из форвардов нашего чемпионата вам больше всех нравится?
– Из легионеров – Это’О. Он проигрывает Думбия в скорости, но точнее и сильнее бьет, техничнее ведет мяч, лучше выбирает позицию. До сей поры у Думбия были лучше партнеры. В прошлом сезоне внимание защитников оттягивал на себя Вагнер Лав. И с его уходом атака ЦСКА стала более предсказуемой, а положение у Думбия – более сложным. В то время как у камерунца в «Анжи» компания для игры в атаке усиливается. Жирков, Гаджиев, Шатов все лучше взаимодействую с Это’О. Да и сам прославленный камерунец в последнее время не только замыкает комбинации, но и раздает прекрасные голевые пасы. Игра махачкалинского клуба от этого становится все менее предсказуемой для соперников.
– На месте Дика Адвоката вы кого бы поставили в нападение?
– Однозначно – Александра Кержакова. Всех остальных российских форвардов он явно превосходит в быстроте, в нацеленности на ворота. Я в свое время, обладая сильным и точным ударом, не действовал по принципу «бил, бью и буду бить». Вблизи ворот я часто искал продолжения атаки через своих партнеров, если кто-то из них находился в лучшей позиции. Но некоторую авантюрность Кержакова я не осуждаю. У него получается хорошо. Так что его стратегия имеет право на жизнь.
– Павлюченко или Погребняку место в сборной не отводите?
– Лишь в том случае, если Кержаков находится в очень плохом состоянии. При нынешнем составе сборной гораздо эффективнее атаки идут низом, а не верхом. Так что более вероятно, что Аршавин прибавит в игре, а он может взаимодействовать с Кержаковым гораздо лучше, чем Павлюченко или Погребняк.