- В фильме ваш герой, святой Валентин - курильщик. А в жизни вы, кажется, не курите?
- Я долго наблюдал за человеком, который очень много курит. И получил такие наглядные уроки, что когда Марюсу потребовалось, чтобы мой святой Валентин был курильщиком, некоторые мои воспоминания и опыт очень даже пригодились. Поэтому создалось впечатление, что я это делаю заправски. У меня просто был хороший учитель. Женщина. Которая поет.
- Фильм Вайсберга - ваш дебют на большом экране? И сразу в образе святого Валентина...
- Все началось для меня с песни "Просто подари" - именно она сначала попала в руки режиссера и продюсера и стала нитью, связавший меня со съемочной группой этого потрясающе красивого и доброго фильма. А образ святого Валентина не только моя заслуга, мне помог его создать режиссер, который в паузах между дублями давал мне уроки актерского мастерства. Я всегда считал, что хороший актер тогда проявляет себя, когда попадает в руки действительно профессионального режиссера. К тому же на съемках я был влюблен.
- Вы же играли покровителя всех влюбленных.
- Тема фильма такова, что нас все время спрашивают: кто на площадке влюбился, какие были романы? А я всегда влюбляюсь в тех людей, которые со мной работают, - композиторов, авторов, режиссеров. И у нас на съемочной площадке возник такой творческий роман, который закончился с окончанием съемок, но может продолжиться во второй части фильма. Если пригласят.
- Рассказывают о том, что во время монолога святого Валентина вы плакали совершенно искренне. Что вас задело в этом монологе и как вы реагируете, когда видите мужские слезы?
- Нормально реагирую. Меня самого можно легко растрогать, я очень сентиментален. Могу заплакать, когда смотрю кино или спектакль, что-нибудь может меня и на улице очень тронуть, и это вполне нормально. А Валентина я сначала представлял несколько иным - более циничным, более надменным, и этот монолог стал для меня переломным моментом в съемочном процессе. Мне очень помогли ребята - и Алексей, и Володя, и Вилле, и я почувствовал себя человеком, ставшим частью команды. Это же очень сложный процесс, когда уже существует слаженный коллектив, а ты вливаешься в его состав. Но я видел три пары сверлящих меня глаз, и это дало мне такой стимул! Я поверил себе и в себя, и что-то мне себя жалко стало, и все так совпало, что я заплакал. И когда мой монолог закончился, даже камеру не остановили - все были в таком шоке! А потом закричали: "Оскара! Оскара!" Было приятно.
- Вы только что ввелись в "Красавицу и Чудовище", а еще задолго до того были продюсером одного из первых мюзиклов на российской сцене - "Чикаго", но той постановке не суждено было долго жить.
- Не так мало он жил - два театральных сезона, от и до. Точно столько же, сколько "Мамма миа!" и сколько, дай Бог, проживет "Красавица и Чудовище". Просто я максималист, и мне хотелось, чтобы он жил лет десять или, по крайней мере, пять. "Чикаго" попал в трагическую ситуацию со всей театральной Москвой, когда после террористического акта на Дубровке никто не ходил в театры. Мы залезли в долги - контракт подписан, и по нему мы обязаны выплачивать американским правообладателям огромные роялти. И тогда я понял, что надо заканчивать, и 30 апреля, в свой день рождения, закрыл проект. В конце концов есть много других музыкальных спектаклей, которые хочется поставить. Пока та же Наташа Быстрова, исполнительница роли Красавицы, не станет пенсионеркой. Хотя я уверен, она и в 80 будет красавицей. (Улыбается Наташе.)
- Ну и какой важный для вас опыт вы вынесли из нынешнего сотрудничества со "Стейдж Энтертейнмент"?
- Какой опыт? Да у меня ж опыта больше. (Усмехается.) Так что делимся друг с другом.