Корреспондент «Труда» поговорил об историческом кино с актером, который часто снимается в исторических фильмах
Вокруг завершившегося на телеканале «Россия» в последние дни осени показа исторического сериала «Грозный» до сих пор не стихают ожесточенные зрительские споры. Одни отмечают кропотливость, внимание к мелочам, с какими создатели ленты погрузили своих героев в эпоху Ивана Грозного. Другие пеняют на «попсовый» подход к серьезной истории. Не обошлось и без желающих проводить бесконечные параллели между тем, что было, и тем, что есть... Обо всем этом мы решили поговорить с актером Артуром Ивановым, который часто снимается в исторических фильмах. Он играл Петра Мелехова в «Тихом Доне», Емельяна Пугачева, Петра I, Александра III, генерала Скобелева. А в каком веке ему самому хотелось бы жить?
— Среди героев сериала много знаменитых имен, но не кто иной, как ваш персонаж, выходец из народа Лука, в титрах идет сразу за Грозным. За что такая честь?
— Сценаристы хотели отразить ситуацию тех лет сквозь призму восприятия не только государя, но и обычного человека. Поэтому в фильме параллельно разворачиваются две истории.
— Мы привычно представляем себе Средневековье, особенно времена правления Ивана IV, порой сплошного мрака...
— А людям, жившим тогда, так не казалось, для них это была обыденность. То, что происходит сейчас и к чему мы привыкли, возможно, тоже будет казаться потомкам ужасным. Посмотрите хотя бы на нынешнюю ситуацию со скудеющей от вмешательства человека природой, меняющимся климатом — может, это настоящая катастрофа, которая принесет урон не меньший, чем средневековые войны? Просто мы пока не в состоянии ее оценить.
— Многие художественные исторические фильмы ругают за недостоверность, вот и «Грозному» досталось.
— По-моему, это неправильно. Если картина не документальная, ее создатели имеют право на вольности, интерпретации. Да и кто сейчас доподлинно и точно знает, как все происходило много веков назад? Нам и о развале СССР-то до сей поры неизвестно множество деталей. Летописи, мемуары? Посмотрите, сколь разноречивые сведения содержатся в воспоминаниях современников об одном и том же известном деятеле — например, Борисе Годунове! История, как мне кажется, — одна из самых неточных наук.
— «Грозный» начал сниматься в феврале этого года. Пандемия сильно нарушила планы?
— Весной пришлось делать перерыв, а когда смягчили ограничения, мы снова начали работать, периодически сдавая тесты на ковид. К счастью, никто из съемочной группы не заболел. Возвращению к съемкам я очень обрадовался, потому что на самоизоляции, в одиночестве, дни тянулись тоскливо. Зато отдохнул и задумал ремонт, который и сейчас продолжается.
— Что в работе над «Грозным» было самым приятным?
— Общение с замечательными партнерами. С Виктором Ивановичем Сухоруковым мы вели длинные беседы о жизни, о театре, а одну из сцен мы вообще придумали вместе. Очень люблю работать с Сергеем Васильевичем Маковецким — на вахтанговской сцене, в кино. Мы с ним уже встречались на съемках «Тихого Дона». Рад был познакомиться с Игорем Миркурбановым — это невероятно харизматичный человек.
— А какие трудности возникли?
— Тяжеловато было за один день гримироваться два-три раза — например, сначала в старика, потом в человека среднего возраста и, наконец, в молодого. В «Грозном» использовался сложный пластический грим, наложение которого занимало около двух часов. Такого мне раньше еще не делали. Сначала на лицо клеили силикон, на нем процарапывали морщинки и шрамы, и все это закрашивалось. Затем дело доходило до парика и накладной бороды — к ней-то я уже привык за годы работы в исторических фильмах, хоть она мне и поднадоела. Но знаете, это все цветочки по сравнению с тем, как готовят к съемкам актеров в западных фантастических фильмах, когда под пластическим гримом скрыто не только лицо, но и торс, руки, ноги... Трудности профессии.
— Какими навыками для участия в исторических фильмах было сложнее всего овладеть?
— Наверное, верховой ездой, которую я начал осваивать на съемках «Тихого Дона». Знакомство с лошадьми было, что называется, задачей «на преодоление». Я боялся и самих коней, и высоты (в седле ты сидишь высоко). Получилось, хотя и со сложностями, ведь здесь у каждого свой норов — и у лошади, и у меня.
Непросто носить исторические костюмы. Помните, в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» царь говорит о непривычном для него спортивном костюме «бесовская одежа»? Хотя, по нашему ощущению, ничего удобнее быть не может. А я про себя каждый раз повторяю царевы слова, одеваясь для съемок. Представьте: рубаха почти до пола, сверху еще рубаха, потом кафтан и еще шуба: И почему наши предки так тепло одевались? Наверное, и вправду климат был прохладнее.
— Вы никогда не мечтали родиться в другую историческую эпоху?
— Я бы пожил во времена оттепели — мне они кажутся светлыми: людям забрезжили свобода и надежда. Во всяком случае так мне об этом периоде говорили заставшие его, в том числе моя мама. Меня и стиль тогдашней одежды привлекает, и музыка, которую тогда слушали.
— Вы уже 12 лет служите в Вахтанговском театре — что он значит в вашей жизни?
— Это ее основа и тыл, можно сказать, моя профессиональная семья и дом. Конечно, в театре не всегда безоблачно, но я точно знаю, что в любой момент в самой сложной жизненной ситуации найду здесь поддержку.
— На кого из коллег вы можете так положиться?
— Это мои товарищи-актеры. Художественный руководитель нашего институтского курса Владимир Владимирович Иванов (не родственник — однофамилец), который работает в нашем коллективе режиссером. К сожалению, спектакли он ставит не так уж часто, но общаемся мы постоянно, и всегда он мне что-то подсказывает: Слава богу, в моей жизни много хороших людей.
— Вы играли Шатова в спектакле «Бесы», поставленном Юрием Петровичем Любимовым за два года до его кончины. Каким вам запомнился легендарный режиссер?
— Элегантным и интеллигентным. Он всегда приходил в костюме и белой сорочке с запонками. Со всеми был на «вы», говорил «добрый вечер», «будьте любезны», «извините, пожалуйста». Хотя в его отношении к нам, молодым актерам, чувствовались снисходительность и ирония. И работать с ним было непросто. Часто он отвлекался на рассказы о каких-то случаях из жизни, вроде бы не имеющих к нашей работе прямого отношения, — например, как он встречался с Брежневым. Как всякому человеку преклонных лет ему хотелось поделиться воспоминаниями. Конечно, сейчас понимаю, что этот громадный поток информации из первых уст был бесценен. Но тогда он порядком напрягал: на репетициях про то, как можно лучше сделать роль, говорилось минут 30, а все остальное время занимали экскурсы в историю.
— Вы согласны с утверждением Гоголя, что театр — это кафедра, с которой можно сказать миру много доброго и важного?
— Бесспорно. Но в наше время, когда на сцене, кажется, уже отпущены все тормоза, театр перестает выполнять это свое назначение.
— Вы смотрите телевизор?
— Только раз в день: когда завтракаю, включаю канал «Москва 24», где сообщают о пробках, погоде и о происходящем в городе. А сериалы, в основном заграничные, смотрю в интернете. Как и передачи про культуру, научно-популярные сюжеты, посты видеоблогеров.
— А почему предпочитаете именно зарубежные сериалы?
— Из-за сценариев. По качеству съемок сейчас и отечественные не отстают, но вот по написанию самой истории (конечно, я о топовых образцах, ширпотреба и на Западе хватает), к сожалению, разрыв большой. И еще, мне кажется, в европейском или американском кино не бывает так, что в начале проекта планируется 300 съемочных дней, а по ходу дела график сжимается до 200. А у нас такое случается. Но буду справедлив: уже есть и наши очень достойные проекты — например, из того, что появилось на интернет-платформах, мне очень понравился сериал «Домашний арест».
— В «Инстаграме» вы иногда высказываетесь на актуальные политические темы.
— Хочется обсудить то, по поводу чего люди не получают сейчас полной информации. Вообще чувствую себя немного человеком из советского времени (того, о котором говорил, — оттепельного): я — за справедливость. В театре не стесняюсь ходить к директору или худруку, если возникают проблемы в коллективе. Мне кажется, только откровенным и честным разговором можно их решить.
— А не было мысли пойти по стопам корифея вашего театра Михаила Ульянова, который активно занимался общественной и даже политической деятельностью?
— Представься такая возможность — наверное, не отказался бы. И, скорее всего, как тот же Ульянов, на этом бы и погорел. Михаил Александрович был очень добрым и жалостливым человеком, а в политике нужна определенная жесткость. Наверное, правы те, кто говорит: каждый должен заниматься своим делом. В нашей нынешней общественной системе, мне кажется, сейчас ничего не сдвинешь, но в себе самих что-то менять надо постоянно. Как говорит мой коллега Алексей Серебряков, «сначала свой покосившийся забор поправь, а потом чужой ругай». И, конечно, надо воспитывать в новом поколении гражданское самосознание. Тогда лет через сто, может быть, станет чуть лучше.