На пороге 85-летия Владимир Наумов приступил к съемкам «Сказки о царе Салтане»
В эти дни создателю знаменитых фильмов «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег» исполняется 85 лет. О том, как снимать ленты единолично и в соавторстве, легко ли быть мужем кинозвезды и отцом дочери-режиссера, как сохранить до середины девятого десятка лет творческую молодость, – наш разговор с Владимиром Наумовичем.
– Ваш творческий путь делится на две части: работа совместно с Александром Аловым и без него. Как возможно ужиться рядом двум режиссерам? Случалось что ссорились, надоедали друг другу?
– Мы могли вместе проработать целый день, но проходило несколько часов, и вечерами мы звонили друг другу, успев соскучиться по общению. Союз с Аловым был удивительным по гармонии и взаимопониманию, мы оба были одержимы профессией. Саша обладал редким мужеством: прошел войну, боролся с последствиями ранения и контузии, которые со временем становились все тяжелее. Я видел, как трудно ему ходить, приходилось опираться на палку. Но за все годы работы он ни разу не дал себе даже намека на поблажку. Конечно, у нас бывали и конфликты и ссоры. Я по темпераменту взрывной, Алов сдержан – мы дополняли друг друга. Каждый из нас придумывал сцену по-своему, потом приносил ее на суд. С ходу не принимался ни один вариант, но когда срасталось, сцена получалась объемная, живая. Пусть мои слова прозвучат сентиментально, но после Сашиной смерти я все время ощущаю на том, что делаю, его внимательный взгляд.
– Вашу жизнь осенила и дружба с великим драматургом Тонино Гуэррой. Каким он вам запомнился?
– Гуэрра был сумасшедшим. Настоящим прекрасным сумасшедшим. Он весь состоял из «вдругов». У него на каждой странице текста по пятнадцать «вдруг». Его талант был виден невооруженным взглядом. На одну тему он мог придумать по сто историй. Увлекался как ребенок. Однажды его пригласили во ВГИК и сделали почетным профессором. Он вышел на сцену, произнес короткую остроумную речь, и на него надели мантию. Потом по-тихому эту мантию отобрали, потому что еще надо было чествовать Кшиштофа Занусси. Гуэрра возмущался, требовал вернуть мантию – никак не мог понять, что на весь ВГИК она одна и надевается символически. Всю обратную дорогу в машине он обиженно ворчал и был похож на ребенка, у которого отобрали только что подаренную игрушку.
– В соавторстве с Александром Аловым вы сняли замечательный фильм «Бег» по Булгакову, который и сегодня, восхищаясь, смотрят миллионы зрителей…
– Наш фильм – это первая в России попытка экранизировать Булгакова. Надо сказать, что Булгаков тогда был в большой опале, и нам с Аловым пришлось потратить около трех лет на «пробивание» этой темы. Литературным консультантом у нас была вдова писателя, Елена Сергеевна Булгакова. Она называла себя «единственным представителем Михаила Афанасьевича на земле» и умела создавать ощущение присутствия автора. Иногда, посмотрев материал фильма, где мы с Аловым подчас снимали сцены, не существующие в романе, она говорила: «Да, этот материал Михаилу Афанасьевичу понравился, но он просил добавить несколько деталей». Мы переснимали, и действительно получалось в духе Булгакова. После окончания производства фильм подвергся цензуре и преследованию. Нас с Аловым обвинили в сочувствии к белогвардейцам и в том, что генерал Чарнота, мастерски сыгранный Михаилом Ульяновым, вызывает симпатию. Готовилась премьера, на кинотеатре «Россия» висел огромный плакат к фильму, и в одну секунду его убрали. Мы с Ульяновым узнали об этом, находясь в Чехословакии. Надо было срочно лететь в Москву – а тут как раз подвернулся советский правительственный самолет. Благодаря безумной популярности Ульянова нас согласились в него взять, и когда мы летели, члены правительства, не буду называть их фамилии, предложили сыграть в домино. Я со своей стороны предложил: пусть это будет «американка», то есть вариант игры, когда проигравший выполняет любое желание выигравшего. И нам подфартило – мы выиграли! Члены правительства пытались выкрутиться, но нам с Михаилом терять было нечего, мы просто вцепились им «в пиджак». Уже после полета я звонил этим людям, напоминал, просил – и видно, у них проснулась совесть: нам милостиво разрешили показать народу эту картину.
– В фильме снялись замечательные актеры, но особенно запомнился эпизод карточной игры с Ульяновым и Евстигнеевым.
– Оба блестящие актеры, но Ульянов требовал от меня и от Алова постоянных репетиций. А Евстигнеев, наоборот, импровизатор, он после первой же репетиции увядал, погружаясь в скуку. У нас была специальная красивая девочка-ассистент, которая в такие моменты уводила его в гримерку и поила кофе, веселила, не давала завять. А мы в это время репетировали с Ульяновым. И когда он был готов, «выпускали» Евстигнеева. Наша цель состояла в том, чтобы Ульянов уже «дозрел», а Евстигнеев еще не «завял». Мы крепили Ульянову усы, но они почему-то все время отклеивались, и когда он целовал Евстигнеева, кончики волос попадали тому в рот. Евстигнеев отплевывался, делал брезгливое лицо. В итоге получилась потрясающая сцена.
Несмотря на то что картина пошла в прокат с вырванными цензурой «клоками мяса», она имела счастливую зрительскую судьбу. Очереди за билетами выстраивались километровые, были введены дополнительные сеансы. По опросу зрителей «Бег» был признан лучшей картиной 1970 года. А мы с Аловым уже замахнулись на большее и мечтали о «Мастере и Маргарите». Думая о будущем фильме, я сделал к нему огромное количество рисунков-набросков. Но однажды ночью мне приснился сон. В квартире стоит вдова Булгакова и говорит мне: «Михаил просил передать, чтобы вы «Мастера и Маргариту» не трогали». И пошла к выходу, я вскочил вслед, по дороге за что-то зацепился и ударился коленом о тумбочку. Она стоит возле лифта и добавляет напоследок: «И вообще пусть никто не трогает». Утром просыпаюсь, думаю, что за странный сон. Смотрю на колено, а там огромный синяк. В общем, мы с Сашей от картины отошли, и как потом оказалось, все режиссеры, кто бы ни брался за это произведение, терпели поражение.
– Вы снимаете фильм «Сказка о царе Салтане». Признаться, неожиданный для режиссера интеллектуального кино поворот творчества.
– Сейчас на экране телевизора можно часто увидеть рекламу: «Газпром – наше национальное достояние» И мне хочется задать вопрос: «А что будем делать, когда газ кончится?» Так вот, хочу сказать, что настоящее национальное достояние – это Пушкин, и он не кончится никогда. Сравните наш сегодняшний язык – загрязненный, испоганенный – и язык Пушкина, с его потрясающим умением сделать фразу музыкальной. До сих пор перечитываю его сказки и нахожу в них для себя столько необычного. Что касается фильма, первую часть мы уже закончили снимать в павильоне Мосфильма, к съемкам второй части приступим весной в Крыму. Снимаются замечательные актеры, в том числе Наталья Белохвостикова, ей досталась роль Бабы Бабарихи.
– Вы уже более 40 лет женаты на Наталье Николаевне, снимаете ее во всех своих фильмах. Легко ли режиссеру быть мужем актрисы?
– С одной стороны, снимать ее легче, потому что она знает о моем фильме значительно больше, чем любая другая актриса. Ведь работа над фильмом не кончается на съемочной площадке, мы обсуждаем ее и дома, выверяя различные моменты будущей ленты. С другой стороны, на съемках я всегда отношусь к Наталье строже, чем к другим: мне, например, неудобно отменить съемку, если она заболела. Иногда мы снимаем в тяжелых условиях, но даже если вижу, что ей холодно, все равно не имею права делать поблажки. А ей говорю: ты не имеешь права ошибиться и подвести мужа… У меня характер конфликтный, могу вспылить, нечаянно обидеть, но знаю, что моя Наташа меня поймет и простит. Еще я по природе человек увлекающийся, могу, работая, забыть даже о еде. Наташа напоминает, что надо поесть, пытается научить меня следить за собой. Конечно, она моя Муза, я без нее просто пропал бы.
– Вы довольны тем, как складывается творческая судьба вашей дочери?
– Лично я хотел, чтобы дочь работала в кино, но это совсем не значит, что я что-то делал для этого. Она могла выбрать любую профессию, никто на нее не давил. Дочь с самого начала знала, что профессия наша жесткая. Поначалу ее бросало из стороны в сторону, но она сама выбрала свою судьбу. Сейчас у нее много интересных замыслов, и она, снимая как режиссер, практически не пользуется моими советами. Что понятно: другое поколение, другое, зачастую более простое отношение ко многим вещам. Независима, умеет постоять за себя.
– 85 лет – серьезный возраст. Но вы находитесь в прекрасной творческой и физической форме. Наверняка есть дорогие вашему сердцу замыслы.
– Есть два сценария, по которым давно хочу снять картины. Сил и энергии хватает, но нет средств. Я в молодости увлекался боксом, нередко удавалось нокаутировать соперника. И знаете (смеется), иногда просто хочется дать в ухо тем, кто жалеет денег на кино.