- Прошло полгода после премьеры вашего последнего фильма "Всадник по имени Смерть". Как он прошел в прокате? Оправдались ли ваши ожидания?
- Прокат был неплохой. Картина даже вошла в десятку лидеров, что меня, честно говоря, удивило, потому что фильм непростой. Молодежь хорошо ходила. Что касается фестивальной судьбы "Всадника", то я исключил его из программ всех российских фестивалей и премий. На мой взгляд, ситуация как в фестивальном движении, так и в академическом, к сожалению, становится почти неприличной - настолько явно идет подковерная борьба. Я не хочу в этом участвовать. Единственный фестиваль, на котором я счел возможным показать картину вне конкурса, - "Кинотавр".
- Тема террора становится год от года все актуальней. Вас не упрекали в том, что сняли конъюнктурный фильм?
- Чтобы бороться с террором и террористами, надо понимать, что движет этими людьми. В этом смысле актуальность произведений Савинкова (фильм снят по повести Бориса Савинкова "Конь бледный". - А.К., О.Ш.) очень важна сейчас, потому что в мировой истории это едва ли не единственный случай, когда крупный террорист рассказывает о себе и своей деятельности. И этому взгляду изнутри можно доверять.
- Вы верите в то, что кино может поменять умонастроения людей, повернуть их в другую сторону?
- Любой человек, становясь старше, по-другому смотрит на многие вещи. Бывает, у людей меняются взгляды на 180 градусов. Когда-то я отрицал влияние искусства на человека. Я и сегодня не думаю, что оно может влиять впрямую: посмотрел человек фильм и - ба-бах! - переменил мнение. Но что-то в нем все равно хоть на какой-то микрон сдвигается. Вот посмотрел я фильм. Произвел он на меня впечатление? Произвел. Пусть даже отрицательное. Влияет он на меня? Конечно! А вот на детей и молодежь влияет сильно, потому что они очень эмоционально все воспринимают.
- А вы лично какие свои взгляды поменяли на 180 градусов? Раньше вы называли себя социалистом, а сейчас?
- Вообще-то я стал социалистом в последние 10 - 15 лет. При социализме социалистом не был. Был сторонником правой идеи и по нынешним временам, наверное, мог бы называться либералом. Ну а с годами, с опытом стал социалистом. На мой взгляд, социализм отличается от того, что было в советские времена. Я, само собой, не отрицаю основ рыночной экономики. Просто я считаю, что любого человека независимо от его происхождения общество обязано обеспечить образованием и здравоохранением. Это гарантия неких равных возможностей, которые по понятным причинам до конца все равно равными не будут. Но общество в любом случае не должно быть звероподобным. Иначе общественные противоречия, которые сегодня существуют во всем мире, приведут к тотальному насилию, краху и самоуничтожению. Социализм должен развиваться, как и капитализм. Ведь современный европейский капитализм близок к социализму.
И вообще, есть базовые нравственные вещи - предательство, подлость, совесть. Такие вещи, заложенные воспитанием, не могут меняться. А политические взгляды - отчего же? Я с годами стал более терпимо относиться к тому, что человек пять лет назад говорил одно, а сейчас - другое. Даже биологические процессы в 25 и 40 лет протекают по-разному. Человек становится более консервативен, менее радикален, меняются статус, материальное положение.
- В ваших словах промелькнуло недовольство тем, что сегодня происходит в нашем кино. Здесь тоже сказывается перемена взглядов? Раньше, как известно, вы были сторонником Михалкова и того, что он делает в Союзе кинематографистов. Каковы сейчас ваши отношения с союзом?
- Никаких особых отношений у меня нет. Я член СК. Не состою в оппозиции к союзу. Что же касается неудовлетворенности, то считал и считаю, что союз сегодня потерял свое значение. Многие говорят, что это неизбежно, что для сегодняшнего дня такая форма объединения изжила себя. Может быть, и так. Но ведь какое-то объединение по профессиональному признаку должно быть и как члену союза мне жаль, что этого не произошло. На мой взгляд, союз должен был заявить себя как реальная сила и с точки зрения творчества, и с точки зрения социальной защиты кинематографистов. Сегодня он не высказался ни по одному принципиальному вопросу. Какую позицию он занимает в вопросе проката? Или в проблеме квот на американскую продукцию? В проблеме защиты интересов российского кино? Эти вопросы вообще не обсуждаются! А приватизация "Мосфильма"? Ну скажите: вы "за" или "против", хоть какую-то позицию займите! Ведь когда организация один раз не высказывается по таким важным вопросам, второй, третий - она себя девальвирует в глазах общественности.
- Прошедший только что съезд СК ваше мнение не изменил?
- Он произвел на меня удручающее впечатление. Практически ни слова не было сказано о насущных проблемах нашего кино. Все свелось исключительно к склокам по поводу имущества, причем в весьма некрасивой форме. Было стыдно. Жаль, что наш союз пришел к такому печальному финалу.
- Очень многие кинематографисты среднего и молодого поколений, из тех, кто сейчас работает в кино наиболее активно, говорят, что им все равно, сохранится союз или нет.
- Конечно, молодые не идут в союз! Да их никто и не зовет. Я помню, как в годы моей молодости нас буквально затаскивали на бесконечные семинары, просмотры, обсуждения. Звонили во ВГИК, приглашали, потом дали временное удостоверение. В какой-то момент мы почувствовали, что нам тоже это нужно, что без этого не обойтись.
- Может быть, сейчас "Мосфильм" как место ежедневных встреч и совместной работы мог бы отчасти заменить союз? Хотя бы в творческом плане, в плане общения и обмена идеями?
- На "Мосфильме" каждый занят своим делом. Ну если только застолье... Но такой общности, как в советские времена, конечно, нет. И это нормально. Художник всегда эгоистичен, индивидуален и завистлив - если он не будет таким, то ничего не сделает. Другой вопрос - мера. Есть люди, в которых эти качества проявляются в гипертрофированном виде. Но в целом могу сказать, что за последние 10 - 15 лет люди стали гораздо холоднее друг к другу относиться. Раньше было чувство локтя, некоего общего дела, заинтересованности. Очень много говорили о кино.
- Теперь не говорят?
- Теперь мало говорят. О деньгах говорят, о том, как поделить киноцентр... Более того, говорить о кино даже стало как-то неприлично: дескать, ребята, что мы обсуждаем, у каждого свое дело. А в результате чего не хватает? Творческого бульона, в котором мы варились и в котором черпалось множество идей. Эти разговоры давали стимулы к творчеству. Кстати, на Западе, как ни странно, это осталось. Мне время от времени приходится попадать в компании американских кинематографистов, и вот они-то как раз говорят о кино. У них что - проблем с деньгами нет? Только говорят они больше не об этом. Может, поэтому у них и кино посильнее нашего?
- Что вы думаете о новом поколении режиссеров?
- Если честно, почти не вижу по-настоящему интересных идей. Несколько дней назад включил телевизор и попал на политический клуб, который ведет Третьяков. Он собрал молодых политиков. Я послушал минут 15 и поразился - насколько это неинтересно! Будто слушаешь 50 - 60-летних людей. То же самое - в кино. Нет энергетики, нет попытки опровергать каноны. Я вспоминаю "На последнем дыхании" Годара, "Июльский дождь" Хуциева. Ведь это было тогда совершенно другое кино, не то, к которому мы привыкли! И операторы по-другому снимали! А нынешняя молодежь добротно и удачливо встраивается в сериальчики, зарабатывает деньги. Это неплохо, но все-таки ждешь от них иного.
- Вы сняли популярные фильмы "Мы из джаза", "Зимний вечер в Гаграх", "Курьер"... Ощущаете, что они отделились от вас, живут своей жизнью?
- Больше того, мне иногда кажется, что я не имею к ним никакого отношения. Это даже немного обидно. С другой стороны, это правильно. Раз у картины есть своя жизнь - значит она востребована. Есть и еще один момент. Фильмы обладают особенностью сохранять возраст. "Мы из джаза" - молодая картина. Там и герои молодые, и сделана она молодыми людьми. Не мной сегодняшним, а мной 30-летним. С этой точки зрения получается, что автор не я, а тот 30-летний человек.
- Когда вам было интереснее жить - тогда или сейчас?
- Мне всегда интересно. Я вообще с интересом живу.
- И директором "Мосфильма" интересно работать? Работа-то административная?
- Я к ней отношусь как к своего рода режиссуре. Мне интересно во всех нюансах вникать в дела студии. Я очень часто обхожу территорию "Мосфильма" - сидя в кабинете, не увидишь живых проблем.
- Интересно, вы со многими коллегами успели испортить отношения за то время, что работаете гендиректором?
- Думаю, да. Это не проявляется внешне, но внутренне я это чувствую. Отношения изменились. Не думаю, что сам я изменился, хотя любая власть, безусловно, портит, и я, наверное, не исключение. Очень трудно себя в этом смысле контролировать. Но есть и другие причины. Может быть, кто-то завидует. Говорят: он директор, он может снимать кино. Но я ведь снимаю кино так же, как и другие, - находя на это средства! К тому же я сделал столько картин, окупившихся в десятки раз! Но кто-то болезненно это воспринимает...
Мне часто приходится отказывать, это обижает людей. Мне говорят: "Мы же друзья, а ты не можешь помочь! Тебе же легко!" Всем кажется, что мне действительно легко. Людям невозможно объяснить, что я не могу этого сделать именно потому, что боюсь переступить ту грань, за которой помощь кому-то конкретному может навредить всей студии. "Мосфильм" - гигантское предприятие со сложной структурой, с множеством коллизий, проблем. Если не будет "Мосфильма", если "Мосфильм" будет работать не так, как сейчас, а так, как он работал, предположим, 10 лет назад, - не будет всего российского кино. Поднять и удержать такое предприятие очень трудно - и физически, и морально, и с точки зрения директора, и с точки зрения человека, у которого прошла здесь вся жизнь.