- Извини, ты девочка или парень?
- Девочка. И уберите фотоаппарат, иначе я не откроюсь и не буду разговаривать.
Убедившись, что непрошеный гость спрятал свою "мыльницу", девочка приподнялась, немного распрямилась, и я увидел худощавое, скуластое лицо и руки с тонкими, длинными пальцами.
- Сколько же тебе лет и как зовут?
- Люба, двадцать пятый год.
Она смахивала на мальчишку и выглядела значительно моложе названных лет. Между делом, время от времени наблюдая за ней уже несколько месяцев кряду из окна корпункта газеты (а это где-то за полторы сотни метров до "объекта"), я полагал, что в этой куче тряпья, бумаги и пленок обитает парень-подросток. Признаться, я долго не решался вторгнуться в "его" странную жизнь под открытым небом. И в сильный дождь минувшей осени, в мороз и заметель прошедшей зимы, и в эту холодную, промозглую весну.
- Ты здесь уже с полгода, по-моему, живешь?
- Где-то с осени. А вообще-то я в Киеве пятый год.
Как выяснилось, Люба - из Закарпатья, из Мукачева. Родителей нет. Осиротела рано. Отец умер от диабета, когда ей было 16, а мать - шесть лет назад. Вслед за ней ушел из жизни и старший брат Василий. Ездил на заработки с крестным отцом, простудился сильно, заболел туберкулезом и больше не поднялся. Остались они в трехкомнатной квартире с Сашей - меньшим братом. При размене жилья ("надо же было когда-то устраивать свою жизнь") брокеры-аферисты "кинули" их, оставив вообще без крыши над головой.
Добиваться правды через суд с голыми карманами - пустое дело, тем более с этими проходимцами. Сашка так был возмущен обманом, что даже намеревался прибить одного из этих "брокеров", но тот спешно выехал из Мукачева куда-то в Береговский район. Бог с ними!
У брата, по словам Любы, жизнь сложилась. Хотя и нет постоянного заработка (Закарпатье - край наибольшей в стране безработицы), но зато встретил приличную девчонку с квартирой, мечтают иметь ребенка.
Моя собеседница рассказывает о своем житье-бытье неохотно, скороговоркой, с явным западноукраинским акцентом. Одета небрежно, замок затасканной куртки не застегнут, хотя на улице - ниже нуля. Душа буквально раскрыта нараспашку, худенькую шею едва прикрывает шарф.
- Тебе не холодно?
- Нет, - отвечает хрипловатым голосом, застегивая при этом куртку и плотнее закутываясь шарфом, чтобы мокрый снег не попадал за шиворот.
Ее кровать - деревянный щит из пяти досок, прикрытый старым-престарым свитером. Именно на этом поддоне и спит. До двух-трех часов дня. И в снег, и в дождь. Затем скручивает свою "постель" в полиэтиленовую пленку, ставит щит под стенку, чтобы не намокал, и отправляется в неизвестном для меня направлении. С утра я вновь вижу на крыше знакомый клубок тряпок, прикрытый непромокаемой пленкой.
- Чем же живешь, как питаешься?
- Собираю бутылки. Работаю с трех-четырех дня до двенадцати- часа ночи. Или тут, на Крещатике, или иду на вокзал. Но там сложнее, там свои законы.
Какие - не говорит. "Иначе хлопцы убьют". На Крещатике, по ее словам, таких, как она, более сотни. С бутылок и живет. Пол-литровая - 20-23 копейки, 300-граммовая - 13 копеек. Сдает приемщику Олегу возле метро "Крещатик" или в районе Бессарабского рынка. Там принимают подороже. В день, если удачным окажется, 5-6 гривен получается. Купит батон, пакет молока или баночку майонеза, сладкую воду. Этим в основном и питается. Старается скопить немного денег, чтобы съездить к своему Христику.
У Любы, как выяснилось, есть трехлетний сын, Христиан. Фамилия у него другая. Живет в доме-интернате в селе Дяково Виноградовского района. Там же, в Закарпатье. Чтобы проведать сынишку, на дорогу в оба конца нужно гривен 50. Поэтому чаще ездит на электричках, так дешевле.
- А почему ты в Киеве скитаешься, а не ищешь работу и жилье в Мукачеве?
- Там работы нет, а сидеть на шее у дяди Мити или тети Оли не могу. У дяди Мити семеро детей, все девочки, живут в трехкомнатной квартире. "Ты, - говорят, - уже взрослая, почему не устраиваешь свою жизнь?" Но как ее устроить, если в Мукачеве работы не найдешь, в Киеве без прописки не берут. А если не работаешь - никакой надежды на жилье. Была на приемах и у Балоги (губернатор области. - С.П.) и у Маняка (начальника управления социальной защиты Мукачевского горисполкома. - С.П.). Спасибо Маняку, не раз помогал и деньгами, и продуктами. Он многим помогает, дай ему Бог здоровья.
Иван Юрьевич Маняк, с которым мне удалось созвониться, сегодня уже не работает в горисполкоме. Ушел недавно в одну из фирм. "Работать с безработными и бездомными - тяжелейшее занятие, - говорит. - Их боль и страдания пропускаешь через себя, каждого хочется поддержать, а как всем поможешь, если возможностей нет. Денег в бюджете города на эти нужды мало. Помогаем по минимуму".
Маняк вспомнил Любу С., есть в городе с такой же фамилией и Татьяна, у которой трое детей. По его словам, в Мукачеве нет проблемы занятости для женщин. Лишь на швейную и трикотажную фабрику нужно около 500 человек. 250-300 гривен зарплата. (У "нашей" Любы в месяц, как помните, выходит на бутылках под 150-200 гривен. Вероятно, есть у нее и какой-то другой заработок.) Заставить такую категорию людей постоянно работать очень сложно, считает Иван Юрьевич. Устроишь их, они неделю поработают - и исчезают. В Мукачеве, как и в других небольших городках, все попрошайки, бездомные на виду, вот и устремляются в столицу, чтобы раствориться в трехмиллионной массе ее жителей. Хотя для нищих, "бомжей" в Мукачеве есть две столовые, где ежедневно кормят за счет местного бюджета 450-500 человек. Достаточно, утверждают, и мест в приютах-интернатах.
В Киеве, по данным работников милиции, ежегодно через спецприемник проходит более трех тысяч бомжей, а всего их в городе не менее 10 тысяч. По-разному пришли они к такому существованию, и единственное, считают специалисты, что всех объединяет, -своеобразный образ жизни, свои ментальность и мораль, свое восприятие общественных ценностей и нежелание (или неспособность) подняться над своим бытием, что-то менять в жизни. Специалисты считают, что 80 процентов бомжей уже не способны к постоянной работе, их устраивает такой образ жизни.
- Люба, ты полгода живешь под открытым небом. Неужели нельзя где-то спрятаться, чтобы было и теплее, и дождь не лил по тебе?
- В подвалах крысы и грязь. А чердаки все закрыты решетками с замками. Жильцы заняли круговую оборону против таких, как я. Да и дворники гоняют, считают нас прокаженными, недостойными общения. Тут мне на крыше хлопцы разрешили жить. Пока.
- А где же муж?
- Я его оставила. Он живет здесь, в Киеве. Высокий, сильный, чернявый. Свою жизнь устроил, есть семья. Но мой Христик похож на меня, в батьку не пошел. Ласковый такой - моя копия. Вот соберу денег и поеду проведать. Он любит шоколадки.
На следующий день я принес Любе теплую одежду, обувь, еду, дал денег на дорогу к ее Христиану. От моих предложений помочь где-то найти ей работу, какое-то жилье отказалась.
- Спасибо, не нужно. Я сама как-то устрою свою жизнь.
Поев горячего картофеля с огурцами, принесенных мною, она вновь закуталась в какую-то ковровую дорожку и тряпки, поджав под самый подбородок ноги в худых и явно не по размеру кроссовках: "Хочу спать. Извините".
Дописывая эти строки, я по привычке кидаю взгляд через окно на плоскую крышу трансформаторной будки. Сыплет мелкий снег. На часах около 14.00, а на градуснике - минус три. Ворох тряпок и пленок пока не убран, Люба, вероятно, еще спит. А может, уже проснулась и в мыслях уже встречается со своим ласковым Христиком, к которому собиралась днями поехать? Или думает о бывшем муже - красивом и сильном, живущем где-то рядом, в тепле и достатке?
Слева на жилище "моей бездомной" вот уже полгода смотрят десятки окон Федерации профсоюзов Украины, во дворе которой живет на крыше Люба. Справа и прямо глазеют окна домов и гостиницы "Крещатик" с огромными тарелками телеантенн и "крутыми" жильцами с охраной. Внизу снуют "мерседессы", "ауди", " форды" и джипы. И никому нет дела до этой худенькой, щуплой девушки, которая, как сказочный Карлсон, живет на крыше. И которую где-то в закарпатском селе ждет ее малыш.