Литературный обзор
Вот и март на дворе, и мужская половина страны забегала в заботах о подарке для своих единственных и неповторимых. Чем удивить, чем обрадовать их к 8 Марта? Вариантов — тьма. Но лучший подарок на все времена один: это сам мужчина, любимый, любящий, настоящий. Как, например, герои этих книг, чье во многом неправедное бытие светит проблесковыми огнями в сумрачной обыденной жизни.
Семен Пегов"Я и рыжий сепар"
На обложке изображен не автор, а «невысокий рыжеватый парнишка» — Арсен Павлов, теперь уже легендарный Моторола. О нем, уроженце Республики Коми, шиномонтажнике из Ростова-на-Дону, взорванном в Донецке, вспоминает военкор-телевизионщик. Который тоже не лыком шит: нюхал порох в Абхазии, Сирии, на киевском Майдане, под Славянском и Семеновкой. Его строгие тексты больше чем просто репортажи. А завершают сборник военной прозы стихи. Ключевая строчка — перепев из Мандельштама: «Мы живем, под собою не чуя войны...» Впрочем, Пегов и сам временами поэт — хоть и с парадоксальными отголос-ками Эдуарда Багрицкого и Тимура Кибирова.
«Все не так, ребята...» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег
Мемуары, малоизвестные интервью, дневниковые записи собрал Игорь Кохановский, автор многих былых шлягеров, один из немногих настоящих друзей Высоцкого. Выстроена антология по главам, в которых Владимир Семенович выступает в образах Актера, Поэта и Кумира. Говорят о нем не только статусные персонажи вроде Межирова, Аксенова и Говорухина, но и совсем не именитые люди. Хотя, как выясняется, дело не в статусе. Евгений Евтушенко в привычной роли сказителя, такой рассказ хорош под гусли: ходил он в отдел культуры ЦК КПСС хлопотать о большой пластинке Высоцкого, ничего не добился, зато аппаратчик вдруг включил в магнитофоне песню «На братских могилах не ставят крестов»... Андрей Битов предупреждает, что видел Высоцкого лишь дважды, хотя его маленькое эссе «Последний огненный бык», пожалуй, лучшее.
В целом же получилось что-то типа «на фоне Высоцкого снимается семейство». Войнович: «Я ему не позвонил». Левитин: «Я отстранил его от роли». Кто-то еще: «Я его не встретил». И все с упором на «я»... И впрямь, ребята, все не так, как надо!
Василий Авченко «Фадеев»
Автор, обмолвившись о том, что об Александре Фадееве написано недостаточно, решительно вносит свою лепту. Представляя ее как «лирическую диссертацию «Фадеев и окрестности». Прочтя однажды в айфоне открывшийся мистическим образом «Разгром», 35-летний дальневосточный литератор вдруг осознал, что забытый классик нуждается в перезагрузке. И что через этого «большеногого, рано поседевшего человека с голубыми глазами» можно понять всю советскую литературу, а главное — посмотреть на самих себя. На последнем он и сосредоточился, играя во времена и цифры, утопая в метафорах, цитатах и странных параллелях. К примеру, Александром Фадеевым звали изобретателя бездымного пороха, при помощи которого стрелял введенный в армию царским указом 13 мая 1895 года револьвер «наган». И 13 мая 1956-го выстрелом из нагана покончил с собой писатель Фадеев...
В чем смысл таких пересечений, понять нельзя. Биография перенасыщена подобными рассеивающими внимание фактами и техническими подробностями вплоть до устройства топки, в которой сжигали Сергея Лазо. Есть, правда, полный вариант фадеевской предсмертной записки. Но каких-то свежих мыслей насчет того, что привело к ней автора «Разгрома», нет. Авченко многословен и явно путается в показаниях. А второпях назвав себя «другом, братом и близким человеком» своего героя, поставил того в неловкое положение. Почему-то кажется, вряд ли Фадеев был бы рад такому панибратству.