К двенадцати годам Света уже не могла учиться в обычной школе. Ее определили в специализированную школу-интернат в Одессе. Среди прочих предметов обязательными здесь были уроки музыки. Света с удовольствием ходила на эти уроки, пела. И однажды поняла, что музыка - единственное, чем она хотела бы заниматься. Жестокая болезнь помогла девочке открыть в себе чудесный дар. Разве могла она, пролившая столько слез, представить себе, что ей суждено окончить институт и аспирантуру в Москве, петь на лучших оперных сценах России, стать победительницей нескольких международных конкурсов? Что ее наставниками будут выдающиеся музыканты - дирижер Фуат Мансуров, солистка Большого театра Лидия Ковалева...
Светлана Лысенко - красивая, обаятельная девушка. Ничто в ее внешности не напоминает о недуге. На мой незнакомый ей голос приветливо улыбнулась, отставила недопитую чашечку кофе и не раздумывая согласилась побеседовать - прямо тут же, за кулисами Челябинского оперного театра, где готовился спектакль "Иоланта". Говорила доверительно, очень скоро заставив забыть, что она не видит собеседника. В какой-то момент маэстро Мансуров попросил девушку подойти к роялю, а для этого нужно было сойти со сцены в оркестровую яму. Я не сразу сообразила, что самостоятельно ей сделать это трудно. На мгновение Светлана растерялась, но виду не показала:
- Не люблю, когда меня жалеют. Стараюсь все делать сама, кому-то даже пытаюсь помочь. Хотя бы своим настроением. Потому всегда стараюсь быть в хорошем расположении духа. Не дай Бог когда-нибудь снова погрузиться в душевный мрак, поддаться унынию в мыслях о беде. Это - страшно. Я все это прошла.
- И все же в глубине души боль осталась, - продолжает она. - Хотя понимаю: будь я здоровой, стала бы, наверное, бухгалтером, как мама, трудилась бы на огороде от зари до зари: дома у нас большой участок земли, который забирает все свободное время и силы. Болезнь закалила меня, научила бороться за счастье. Я стала внимательнее прислушиваться к людям, тоньше, полагаю, на все реагировать. Слышу одну фразу - и я знаю, что за человек передо мной, что он чувствует. Всегда стремлюсь к хорошим людям, к излучаемому ими теплу.
Желание все делать самой не всегда безопасно. Год назад Светлана решилась пойти в город одна - и попала под машину, целый месяц пролежала в реанимации. Об этом случае ей даже вспоминать не хочется... А жить в Москве ей нравится потому, что именно в большом городе, где ее никто не знает, не смотрит вслед с сочувствием, она ощущает себя достаточно спокойно. По утрам идет в лес, занимается гимнастикой, даже бегает. Знакомые удивляются: "Как же ты ориентируешься?"
- Когда прихожу в лес, - говорит Светлана, - шелест листьев, дуновение ветра подсказывают, куда идти. В последнее время стала замечать, что со мной происходит что-то особенное: просыпаюсь, слышу птиц щебетанье, и меня настолько это трогает, что я словно вижу небесный свет.
Говорят, у медицины нет надежного рецепта в случае, подобном Светланиному. Но она верит в то, что будет видеть. Упорно продолжает ходить на все назначенные ей процедуры. И говорит, что у нее нет другого выхода - или погибнуть, или выбраться из мрака ночи. Совсем как в "Иоланте".
Интересно, думал ли Чайковский, когда писал свою оперу, что история слепой принцессы, прозревшей оттого, что любовь зажгла в душе страстное желание увидеть свет и победить недуг, может повториться въявь? Что когда-нибудь его музыка даст надежду на исцеление такой же слепой девушке, как Иоланта?
- Когда пою "Иоланту", я по-настоящему оживаю. Совершенно необычное чувство.
- Я вполне сознаю, что это запрещенный прием, - признается Фуат Мансуров, которому и пришла в голову идея вывести Светлану на сцену в роли Иоланты. - Репетирую - и сам иногда не могу удержаться от слез. Хотя, по сути, происходящее на сцене воспринимается очень реалистично, но не натуралистично. Вот уж чего не делает Светлана, так это не переигрывает. Я никогда не понимал режиссеров, которые старались назойливо подчеркивать слепоту героини, чуть ли не палочку ей в руки давали. Все ведь уже сказано в музыке. В сцене, когда Иоланта прозревает, наступает такой мощный катарсис, что ком к горлу подступает. Это настоящее потрясение, без которого высокого искусства не бывает.
Я говорила со слепой певицей и вдруг поймала себя на мысли, что в сравнении с ее драмой все мои житейские невзгоды, огорчения и напасти выглядят мелкими, незначительными. Ее способность так достойно нести свой нелегкий крест не может не восхищать. "Она спасла только саму себя", - скажет кто-то. Да, но разве этого мало?! Не опуститься, не потерять себя, а подняться над недугом, над своим горем, дарить людям радость, давать пример мужества и оптимизма тем, кто в нем нуждается, - ведь это само по себе огромный и редкий талант.