Спустя 60 лет, в начале девяностых, разыскал этот дом простой инженер и любитель поэзии Юрий Александрович Кошель, исколесив на своем велосипеде всю округу и пересмотрев сотни домовых книг. Поиски осложнялись тем, что довоенный дачный поселок "Новый быт" позже вошел в состав города Королева (тогда Калининграда) - альма-матер наших космических побед, любая информация о котором считалась закрытой
В 1992 году, к столетнему юбилею Марины Ивановны, группе энтузиастов удалось исхлопотать у государства под музей цветаевскую часть дома: две комнатки с терраской и отдельным входом. Тогда же во дворе у крашеного штакетника появилась гранитная доска: "В этом доме с 19.VI по 10.XI 1939 г. жила поэт Марина Цветаева". И от калитки к дому пролегла выложенная плитами тропинка...
Эфрон, в прошлом офицер Белой армии, тайно работавший на НКВД, после провала во Франции в 1937 году вынужден был спасаться бегством из Европы в Советскую Россию. Цветаева после двух лет колебаний следует за ним: "Нельзя бросать человека в беде, я с этим родилась". Счет ее здешним бедам открылся прямо на вокзальном перроне, когда ей сообщили об аресте ее младшей сестры Анастасии, которой суждено было более 20 лет провести в лагерях.
Тогда в этом доме (негласной даче НКВД), кроме Эфронов, жила еще одна семья возвращенцев, делившая с ними кухню, гостиную и "удобства во дворе". Жили поднадзорными, но с надеждой обрести свое место под солнцем "в стране рабочих и крестьян".
- Сейчас, кроме школьных экскурсий с открытыми уроками, сюда приходит много любителей поэзии, - рассказывает научный сотрудник музея Ксения Филипповна Мельник. - Экспонатов у нас много, но собирались они с миру по нитке: вот бусы из любимого поэтессой сердолика; последняя записная книжка, извлеченная из кармана того фартука, в котором она умерла; дедовская чернильница в форме башмака, которую Марина Ивановна возила с собой по всему миру; последний прижизненно изданный сборник стихов "Версты" и книги, книги, книги. Собран внушительный архив из подлинных писем, автографов, стихов, рисунков. Отыскалась нехитрая домашняя утварь: посуда, любимая кофемолка, латунный самовар. Горкой сложены добротные заморские чемоданы, так и не распакованные до конца. Сохранилась мебель: казенные стулья, стол, буфет (все с инвентарными номерами) скрупулезно передавались от хозяина к хозяину. Обстановку воссоздавали по воспоминаниям тех немногих доживших, кто бывал здесь в те времена.
Пересмотрите все мое добро,
Скажите - или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке - лишь горстка пепла!
Здесь и писалось с натугой - из-под трудолюбивого цветаевского пера вышли только переводы из Лермонтова для французской газеты "Ревю де Москоу". После ареста мужа, дочери и соседей Цветаева с сыном спешно покидает злосчастный дом, так и не ставший ей родным.
На недавнюю прошедшую цветаевскую конференцию в Болшево съехались литературоведы со всей страны. Приехали и музейные работники из Александрова (музей сестер Цветаевых), Иванова (музей семьи Цветаевых), Усинь-Ивановского, где установлен пока единственный в мире памятник Марине Ивановне, Елабуги, Тарусы и московского дома-музея в Борисоглебском переулке. Они делились друг с другом опытом выживания и - опытом сбережения памяти о ней...
Болшевскому музею удалось встать на капитальный ремонт, и городские власти обязались к 110-летию Цветаевой в 2002 году освободить оставшуюся часть дома, отдав его полностью под музей поэзии.
Примечательно, что вблизи дома чудом уцелел участок леса. Орнитологи упорно отстаивают его от вырубки и застроек, поскольку над ними высоко в небе проложена извечная трасса миграции птиц... Островки музейной культуры также нуждаются в спасении, чтобы общество избежало разрушительных изменений в самом "нравственном коде".