Автору почти 500 песен приходилось скрываться под псевдонимом
Юлий Ким из тех, кого я называю неизвестными классиками. Конечно, для каждого любителя авторской песни он классик известный. Но абсолютное большинство знает его песни, совершенно не представляя себе автора. Взять хотя бы незабвенного Бумбараша в исполнении Золотухина, который пел именно песни Кима. Его произведения вошли во все антологии авторской песни, а также во многие поэтические антологии современной русской поэзии, в числе которых «Строфы века», составленные Евгением Евтушенко. Юлий Ким — член Союза кинематографистов СССР, Союза писателей, Пен-клуба. Автор около 500 песен (многие из них звучат в кинофильмах и спектаклях), трех десятков пьес и десятка книг. Лауреат множества премий, а когда-то ему приходилось скрываться под псевдонимом, чтобы его песни прозвучали в фильме или пьесе...
Юлий Черсанович, знаю, что вы недавно вернулись из-за границы. Ездили отдыхать или на гастроли?
— Дело в том, что у меня есть кроме российского гражданства еще и израильское. И есть небольшое жилье в Иерусалиме. Я туда приезжаю со своей работой, или, как я это называю, со своим вышиванием. С израильским театром мне пока контактов завязать не удалось. Хотя там есть такой Женя Арье, бывший режиссер театра Маяковского, ученик Гончарова, замечательный режиссер — он здесь, кстати, поставил в «Современнике» несколько спектаклей блистательных. Но сколько я ни навязываю ему свою продукцию (смеется), он пока ничем не соблазнился, хотя мы в самых лучших отношениях. Так что моя работа связана главным образом с российским кино и с российским театром. Я в Израиле провожу, конечно, какое-то время, я уже к этой земле привязался, она мне стала тоже родной. Там похоронена моя первая жена, там у меня много друзей, там у меня даже есть родственники первой жены. Может быть, вы слышали это звучное имя — Якир
— Да, конечно, репрессированный советский военачальник.
— Так вот, один из Якиров живет в Хайфе, другой — в Тель-Авиве. У меня с ними очень дружеские отношения. Иногда меня там приглашают выступать, я не отказываюсь. Как и в России.
— Выступлений сейчас меньше или больше стало?
— Я немножко торможу поток приглашений для того, чтобы осталось время для театральной работы. Основная работа — это сочинение пьес, либретто или каких-то номеров для готовых пьес. Сейчас я нахожусь в начале очередного большого проекта. Я, когда начинаю работать, не расшифровываю, над чем я работаю, из чисто творческого суеверия. Только когда я уже сижу в середине работы, тогда я оглашаю эту тайну. Это либретто, возможно, мюзикла или большого музыкального представления — я пока не знаю, как это назвать. А сейчас прошел в Москве сотый спектакль «Графа Орлова» — мюзикл известный, идет целый сезон на подмостках Театра оперетты. А перед этим на тех же подмостках четыре сезона шел тоже известный в Москве мюзикл «Монте-Кристо». В Екатеринбурге готовится представление музыкального спектакля «Обыкновенное чудо», потом в Хабаровске будут репетироваться еще какие-то мои вещи — так что работа есть. Я постоянно занят. На первом месте, конечно, литературная работа, а на втором — «выступательная».
— А помните ли вы свою первую мечту: кем стану, когда вырасту?
— С давних пор, наверное, с пятого класса я думал о своем будущем как о занятии гуманитарном. Мы с моим приятелем, впоследствии известным во Франции и в Москве художником Игорем Шелковским, выпускали даже, в седьмом или восьмом классе, рукописный журнал. Он его оформлял и иногда даже чего-то сочинял, а я заполнял его содержимое главным образом стихами или рассказами. И это продолжалось до десятого класса. И когда я поступил в свой педагогический — московский институт имени Ленина, я подумал о себе как о будущем литераторе. У меня уже было десятка два плохих стихов, и я этот список пополнял.
А в институте песенками занимался исключительно спустя рукава, совершенно не предполагая, что это станет главным занятием моей жизни. Просто все кругом сочиняли и распевали, и я попробовал тоже что-то такое сочинить и распевать — это все были шуточки, подражания, пародии. Их всего-то наберется полтора десятка за все пять лет моего институтства. Зато когда я оказался на Камчатке, в школе, вот там уже этим пришлось заняться всерьез, иначе мы погибли бы без художественной самодеятельности. И она там расцветала при моем энергичнейшем участии махровым цветом. Я там насочинял за полтора года больше песен, чем в институте. И это уже были шаги к профессиональной сцене, хотя сочинялось все для школьной и клубной.
— Окружающий шум вам не мешает писать?
— Да боже мой, это все детали! Наверное, можно выделить только одно: когда я сочиняю пьесу и диалоги для нее или пишу какую-нибудь прозу, я это делаю, сидя за столом. А когда мне нужно сочинить стихотворный текст, я это делаю на ходу. Вот в Иерусалиме у меня есть излюбленные маршруты, в Москве немало таких маршрутов. Вот и все мои секреты производства.
— Писание придает вам сил или отнимает их?
— Писательство — дело регулярное. Я только завидую людям вроде, скажем, Юрия Ряшенцева, у которых этот мотор сочинительский работает всегда. Вот он меня совершенно восхищает. Говорит: «Господи, когда же я закончу это либретто? Когда закончу эту пьесу — так хочется посочинять стихи!» И вот, когда он заканчивает, берет блокнотик и удаляется в сторону моря, если оно поблизости. Или никуда не удаляется, а ложится на диван и начинает сочинять стихи. Вот этого постоянно действующего сочинительского мотора у меня нет — увы. И когда я сочиняю стихи просто так, не для пьесы, ни для чего, это происходит спонтанно и крайне редко.
— Вас давно считают классиком. А вы сами кем себя ощущаете?
— Ни в коей степени классиком я себя не ощущаю, я слишком высоко ценю это понятие, эту планку, чтобы считать себя ее преодолевшим. В свое время мой близкий друг, физик из Дубны, доктор физических наук Герцен Исаевич Копылов, на мой вопрос: «Какое ты себе место отводишь в научной иерархии?» — ответил: «Я ничего фундаментального не придумал в своей жизни, но в обширной науке физике есть некоторые области, где я решаю задачки лучше других». Вот приблизительно то же самое я могу сказать о своем ремесле. Я не классик, я ничего фундаментального в литературе не открыл, но есть некоторые задачки, которые я решаю лучше других.
Весна 94
Мой дорогой Булат! Неправда ли, прекрасно:
Клубятся облака, и гром ворчит вдали.
А в льющемся ручье безудержно и страстно
Бормочут голоса очнувшейся земли.
И медлит мудрый взор оглядывать порядок,
По коему весна опять творит свое.
А этот вкусный дым от греющихся грядок
Мне возвращает все счастливое мое.
Неправда ли, Булат?
Все то же ожиданье,
Все то же нетерпение в груди:
Мы говорим: «Прощай!» —
а мыслим: «До свиданья».
Нам говорят: «Прощай!» —
мы слышим: «Подожди!..»
Л.Л.
Посредине земли
Средиземное море.
В нём купаются двое
Посредине зимы.
Продлевая себе
Свои юные лета,
Как российское лето
В иудейской зиме.
Замечательно жить,
Когда вам восемнадцать,
А не ровно сто двадцать,
Если вместе сложить.
А плевать на сложенье,
Когда чист небосклон
И блаженно скольженье
Между ласковых волн.
Баллада о чести
Взойди на корабль, поставь паруса —
и с Богом в дорогу.
А нет корабля — садись на коня
и трогайся в путь.
На время забудь дорогу
к родному порогу,
а боль и тревогу — смотри
испытать не забудь.
Тревогу и боль, надежду и страх,
восторг и обиду,
Души не жалея себя не щадя —
тогда только лишь
Пройдешь Рубикон,
найдешь наконец Атлантиду,
Герой и красавец — Мадрид очаруешь,
Париж покоришь!
Взойди на корабль,
Садись на коня,
Посмотрим, какая фортуна твоя!
Ты встретишь друзей, ты встретишь
врагов — врагов будет больше.
Всегда начеку — распутывай сеть,
рассчитывай шаг.
На подлый удар — ответ,
беззастенчивый столь же,
Обман на обман, донос на донос — или как?
А если не так, какой там Париж?
Не будет Парижа.
Ни пышных палат, ни высших наград,
ни покрышки ни дна.
Одна только честь — ни денег тебе,
ни престижа,
Одна только честь —
как жизнь или смерть — одна.
Взойди на корабль,
Садись на коня,
Посмотрим, какая фортуна твоя!
Баллада о выборе
Мы знаем: премудрой судьбой
Расписано все посекундно:
Вот фазы Луны и Сатурна
Сошлись — и не двинуть рукой.
Но даже и в час роковой,
Когда бы и где бы ты ни был, -
Твой выбор
Всегда за тобой.
Колдунья волшебную смесь
Готовит в серебряном тигле,
Минута — и вот мы постигли,
Что было, что будет, что есть.
И голос был ночью глухой,
И жребий, казалось бы, выпал,
Но выбор
Всегда за тобой.
Да, жизнь к негодяям добрей,
Капризны ее повороты,
Она расточает щедроты
Героям окольных путей.
А что на дороге прямой?
Ухабы одни и ушибы:
Что ж, выбор
Всегда за тобой.
Вот наша особая честь!
Вот вечная наша забота:
Всё время чему-нибудь что-то
Обязаны мы предпочесть!
Ложь — истина, да или нет,
Бесчестие или погибель -
Твой выбор.