НЕМЕЦКИЕ эксперты все еще расходятся по поводу оценок заокеанской колонии, но в данном случае факт налицо. В Глен Милс подросткам из ФРГ отведена квота - 15 мест в год. Там очень строгие требования к кандидатам - не берут сексуальных преступников, психопатов и наркоманов, требуются определенный уровень интеллекта и наличие способности жить в коллективе. Так что успехи в американской колонии объяснимы уже самим отбором "контингента".
Но у себя немцы ничего подобного не имеют, хотя преступность среди детей и подростков с 1985 года возросла в Германии втрое. В земле Шлезвиг-Гольштейн 60 процентов всех разбойных нападений совершается юношами (и девушками) моложе 21 года. 15 процентов детей и подростков (от 10 до 17 лет), по оценкам известного криминалиста Курта Хуррельмана, "склонны к самым жестоким формам насилия".
"Мы слишком долго раздумываем о причинах преступности, - говорил канцлер Герхард Шредер. - Но слишком мало делаем для ее преодоления". Раздумывать сейчас стали меньше. Все согласны, что социальная дезинтеграция, массовая безработица, насилие в кино и на телеэкранах - "все эти болезни общества", по выражению эксперта Христиана Пфайфера, объясняют быстрый рост детской и молодежной преступности в стране.
А кому лечить эти болезни? При немецкой системности вроде бы существует необходимый набор соответствующих инстанций: молодежные отделы в органах госуправления (и в общественных организациях тоже), специальные "социальные работники", которые занимаются подростками, школа, юстиция. Но все составные этой системы подвергаются в ФРГ обвальной критике. Раздаются требования ужесточить наказания, как можно раньше изолировать подростка, совершившего преступление. Но, по данным тюбингского профессора Юргена Кернера, который много лет занимается этими проблемами, те, кто попал в тюрьму, не достигнув 20-летнего возраста, в девяти случаях из десяти возвращаются в криминальный мир, пройдя дополнительное "обучение" за решеткой.
Наверняка такая судьба уготована 14-летнему Христиану из Егера, который безнаказанно грабил в том числе подростков из "российских немцев". Ничего не могли поделать с ним молодежные отделы, социальные работники, а родителей у него нет. И вот парень получил пять лет лишения свободы.
Профилактику подростковых преступлений возлагают на отделы в низовых органах управления. Вроде бы правильно - ближе к жизни, к среде обитания. Но у сотрудников не хватает политической ответственности, средств для хлопотливой работы, а нередко и профессионализма. Нашли, например, акт о ребенке, который прожил в приюте для беспризорных 13 лет, причем никакой информации о первых годах его жизни нет. Лейпцигский профессор Христиан Вольферсдорф пишет, что такие приюты плохо оборудованы и "не в состоянии нормально функционировать". Детей-нарушителей переводят в заведения с более суровыми условиями. В конце концов они оказываются в психиатрических лечебницах или на улице.
Беспомощность молодежных отделов и социальных работников тем более прискорбна, что и два других звена - школа и юстиция - не могут не то что похвастать, а хотя бы скромно заявить о своих достижениях в профилактике и излечении "молодой преступности". Школа в ФРГ продолжает придерживаться традиционного принципа - учителя для знаний, а не для воспитания нравственных устоев.
Конечно, не все школы одинаковы. Спокойней в школах на селе или в небольших поселках. В крупных городах то тут то там педагоги берутся за эксперименты. Проводят семинары с приглашением экспертов, причастных к подростковой преступности, устраиваются дискуссии с родителями. Кое-где делают акцент на самоуправление учеников, даже формируя из старшеклассников своего рода "надзирателей" за порядком.
Участвуют изредка педагоги и в начинаниях общественности. Улица Ахорн во Франкфурте считалась едва ли не самой опасной во всей Германии. 70 процентов тамошних жителей не имеют немецкого паспорта, сорок процентов - на социальных пособиях. На этой улице грабили, забрасывали даже полицейские машины камнями, случались и убийства. Инициативу проявило благотворительное общество "Каритас", сотрудники которого начали с того, что оповестили всех о "нормах поведения". Кто их исполнял, тот получал продукты питания и другую помощь. Кто же продолжал хулиганить - того сажали на так называемый "горячий стул": заставляли исповедоваться на собраниях жильцов, прежде всего сверстников. Эта работа "на местах" привела к заметным сдвигам в лучшую сторону, и сейчас усилиями профессора Вайднера внедряется еще в некоторых немецких городах.
Пытается искать либеральные подходы и полиция. В Штутгарте, например, мелких правонарушителей из числа подростков задерживают, тут же сообщают о них в молодежные отделы, в школы, родителям, а самых набедокуривших отправляют в суд, который в тот же день выносит приговор, подлежащий немедленному исполнению. Наказание, понятно, не за решеткой: проштрафившиеся подростки убирают улицы, моют стекла, замазывают надписи на стенах - словом, искупают свои бесчинства работой на благо города.
Но при более серьезных проступках в судах заметна обратная тенденция - к ужесточению наказаний. "Раньше судьи, - признает Юрген Фрелих, один из лучших судей по молодежным делам из Франкфурта, - стремились приговором помочь исправиться, удержать подростка от новых преступлений. Сейчас наказание чаще ориентировано на устрашение..."
"Самая большая общественная проблема у нас на смене тысячелетий, - пишет "Шпигель", - не мафия, не иностранцы, а потерянные, беспомощные, озлобленные дети и их жертвы - чаще всего ровесники юных правонарушителей". И эту проблему не решишь, поставив "точку" в суде. Или построив новую, образцово чистенькую тюрьму. Или напугав малолетку наручниками и кандалами. Или выгнав турецкого пацана, родившегося и выросшего в Германии, в Турцию... Требуется хорошо известное: кропотливая воспитывающая деятельность государства и общества, семьи и школы.