- Хасан, эта война застала тебя врасплох?
- Нет. Все здравые люди в Чечне понимали, что нельзя вечно жить по "закону Калашникова", беспределу когда-то да будет конец. И как только ваххабиты пошли в Дагестан, все поняли, что это - начало новой войны.
В общем, я стал готовить здание бывшей участковой больницы под госпиталь.
- Что, один готовил?
- Почему? Приехали в Алхан-Калу человек 30 врачей и медсестер - сказали, что хотят быть со мной. Я всем объяснил: не будет никакой зарплаты, нас ждут тяжелые испытания. Я даже не мог обещать, что белый халат кому-либо гарантирует жизнь. Все остались.
Потом много пришлось пережить. За эти месяцы госпиталь не раз был под обстрелом, его захватывали то ваххабиты, то омоновцы. Но и в самые тяжелые дни 8 медсестер больницу не покинули.
- Разве нельзя было флаг с красным крестом повесить - чтоб не стреляли?
- Я повесил флаг. Бесполезно! Трагедия в том, что медики всегда на линии огня. Потому что боевики, входя в село, первым делом занимают больницу - чтобы на случай боя были под рукой бинты, шины, другие медикаменты. А федералы бьют прямой наводкой, не глядя, какой там флаг над крышей.
У нас подвал во дворе, но медперсонал там не мог укрыться в минуту опасности. Потому что у нас во время обстрела самая работа - приносят раненых, их надо спасать. В начале января, когда ваххабиты захватили Алхан-Калу, весь ближний квартал снарядами разнесло в пух и прах. А мы в это время стояли за операционным столом.
- Говорят, главарь ваххабитов Бараев тебя захватил в заложники. За что?
- В наш госпиталь со всей округи обращались за помощью - из Кулари, Алхан-Юрта, поселков Октябрьский, Краснознаменный, имени Кирова. Привозили раненых и федералы, контрактники, омоновцы. Я никому не отказывал.
Когда ваххабиты вошли в село, Бараев сразу ко мне: "Мне говорят, что каждый день здесь БТРы с ранеными солдатами, ты их оперируешь". Да, отвечаю, потому что это мой врачебный долг. "Ты что, для русских открыл госпиталь?!" А ты, говорю, разве забыл, что четыре года назад я тебя тоже оперировал - пулю из шеи вытащил? Тут он заорал, стал палить из автомата по стенам, в потолок. И приказал охранникам, чтоб меня из госпиталя не выпускали...
- А стоило ли рисковать? Знал же, чем эта встреча может обернуться.
- У меня не было выбора. Когда на рассвете прибежали люди и сказали, что из Грозного пришел Бараев с отрядом, я сразу понял, что скоро начнется обстрел села. А у меня в госпитале 60 раненых. Побежал туда, взялся их эвакуировать в село Кулари. Мама уходить не хотела, пока не пообещал, что вечером тоже за Сунжу уйду... Да, первый раз дал маме слово - и не сдержал. Сутки меня продержали в заложниках. За это время подтянулись войска, кольцо сомкнулось.
Три дня федералы били по селу из всех видов орудий. Было много раненых. Я человек 60 прооперировал, в том числе двоих пленных солдат. Из-за них снова чуть не погиб. В госпитале у меня палаты по четыре койки. И вот когда я стал солдата на операцию забирать, один из ваххабитов - он напротив лежал - говорит: "Оставь этих свиней!" Отвечаю, что для меня тут все одинаковы, все - больные. Он начал автоматом грозить, тут уж я сорвался, схватил его за грудки и заорал: "Здесь, в больнице, я главный - ты понял?!". Как тогда не убили? Наверное, Аллах уберег: он знает мою душу, мои мысли.
- Через месяц вы снова оказались в кольце. Боевики выходили к Алхан-Кале из Грозного.
-Да, шли через наше село - это самый короткий путь. Они попали на минное поле и принесли с собой человек триста раненых. Не помню, сколько я простоял в операционной. Два раза от переутомления падал без сознания. Меня выносили во двор, оттирали снегом, массаж делали - и я снова шел к столу. За двое суток сделал 60 ампутаций, 7 трепанаций черепа, сколько осколочных и пулевых ранений - не считал.
- По телевидению показали, как вы делали операцию Басаеву.
- Да, никто не снимает, как спасаю жизнь женщинам, детям - всем басаевых и радуевых подавай. Я знал, что у меня из-за этого могут быть проблемы. Вместе с боевиками тогда вышли иностранные журналисты - я просто был поражен, когда увидел столько народу с камерами и фотоаппаратами. Когда готовили к операции Басаева, я сказал охранникам, чтобы всех их вывели за дверь. Но, видно, кто-то с камерой все же остался, и потом эти кадры прокрутили по всем каналам.
Ну вот, боевики уходят в горы, в селе начинается зачистка. И снова ищут меня - теперь уже омоновцы. По чистой случайности мы разминулись. Уже однажды меня задержали на границе с Ингушетией - а, мол, это ты в Алхан-Кале бараевцев оперировал! Полдня держали в вагончике, допрашивали. Но на этот раз дело было куда серьезнее. Если бы меня омоновцы нашли, то или сразу расстреляли бы, или отправили в фильтрационный лагерь. А там нет правды, нет закона.
- Получается как в анекдоте: красные придут - грабят, белые придут - тоже грабят.
- На самом деле это не смешно. Почему врач, спасая чужие жизни, должен ставить на кон свою жизнь? Я давал клятву Гиппократа, и для меня нет национальности - есть только страдающий человек, который ждет помощи. Почему врача пытаются посадить в окоп? Ведь тот, кто смотрит на все это из операционной, точно знает, что на войне нет победителей - только жертвы.
У хирурга и так жизнь несладкая - мозоли от скальпеля, все пальцы нитками изрезаны, в иные дни руки судорогами сводит. Но это все ничто по сравнению с психическим напряжением. Ведь это дико - человек, которого ты оперируешь, завтра может поставить тебя к стенке. Честно скажу: я устал, просто смертельно устал быть мишенью для тех и других. И был момент, когда даже сорвался - все, больше не могу видеть раненых! Я не слабый человек, все-таки мастер спорта международного класса, но вот не выдержал.
- Госпиталю нужны медикаменты. Где их доставали?
- Где придется. Вообще на этой войне мы были в изоляции. Помощи не было ни от федеральной власти, ни от Красного Креста. Если бы не поддержка односельчан, то ничего бы не смогли сделать. С госпиталем делились последним, что у кого было припасено, - едой, медикаментами, одеждой. Вообще люди только тем и спасались, что помогали, выручали друг друга.
Расскажу случай. Еще в декабре часов в 10 вечера вдруг начался обстрел села. В мой дом попало два снаряда из "Града". Дверь завалило, я через окно выбрался во двор и огородами побежал в больницу. Всю ночь и весь день оперировал. Спустя сутки иду домой - и не знаю, будет ли где голову приклонить. Вдруг вижу: крыша стоит, в стенах свежая кладка. Оказывается, в селе узнали, что мой дом разбило, и десятки людей собрались его восстановить.
- Наверное, перед врачом, как перед духовником, человек откровенен. Раненые боевики - какое у них настроение? Не жалели, что взялись за оружие?
- Да, я со многими говорил, сам слушал. Клянусь: многие считают ошибкой, что еще при Дудаеве взялись за оружие. Один полевой командир после операции так сказал: "Хасан, я очень жалею, что воевал. Не только человека - курицу нельзя убивать".
- Но почему же продолжается война? В горах сегодня скрываются не только ваххабиты...
- Я скажу так: тот беспредел, что творился в Чечне до войны, давно всем надоел. И многие ждали, что вот теперь прогонят прочь этих ваххабитов, наступит мир, будет нормальный закон. Но чем дольше продолжались боевые действия, тем чаще бомбы падали на села, тем больше страдало мирных граждан. Они ожесточались. И война, как огромная воронка, затягивала новых и новых людей...
И все же я уверен, что она давно бы закончилась, если бы сложивших оружие не отправляли в фильтрационные лагеря. Если будет настоящая амнистия - многие бросят автоматы и вернутся домой.
- Сейчас в Москве и Гудермесе решают, какой статус должен быть у Чечни, кто ее возглавит. А что по этому поводу думают не политики, а простые люди?
- Простые люди ждут мира. Хотя многие так настрадались, настолько опустошены, что уже не верят в прекращение войны. Да и может ли быть мир в нищете, среди руин? Я как врач считаю, что людям в Чечне - всем поголовно - надо пройти курс реабилитации. Ведь война - это страшный стресс, он разрушает личность. У нас много седых детей и взрослых, у которых нервный тик, перекошены лица. У всех жителей истощена нервная система, нарушена психика. Необходима реабилитация - иначе катастрофа.
Пора людей спасать от войны. Нужны надежда и помощь, чтобы выкарабкаться из нищеты. Мужчинам надо дать работу, а женщинам и старикам - пособия, пенсии, какую-то гуманитарную помощь.
- Есть ли лидеры, которым в Чечне могли бы поверить, пойти за ними?
- Точно знаю, кому не поверят. Никогда не пойдут за человеком, который наживался на войне или который запачкан кровью - с той или с другой стороны. Этим деятелям люди цену знают, сколько бы они ни мелькали на телеэкранах.
Я считаю, что надо провести всенародный съезд или организовать референдум. Только так можно выявить лидера, которому действительно верят. И который будет налаживать нормальные отношения с Россией, а не кричать на каждом углу, что в Чечне кругом одни бандиты.
- Слышал, что тебя приглашали в США читать лекции по медицине в экстремальных условиях. Может, поучаствуешь в съемках сериала "Служба спасения"?
- Если честно, мне смешно смотреть этот сериал: люди суетятся, бегают, шум и гам... Из-за чего? Да в тех условиях мои чеченские коллеги творили бы чудеса!..
У меня в больнице побывали международные наблюдатели, посмотрели - и за голову схватились, Мы, говорят, видели много "горячих точек", но даже представить себе не могли, чтобы в таких условиях можно было оперировать. После этого визита и пришло приглашение из Бостона - прочитать курс лекций. Но я не поеду, пока не кончится война.
- Не надоело? Ты же сам признался, что смертельно устал.
- Устал. Но я ни о чем не жалею. Потому что знаю: за все, что человек делает, ему воздается не только на небе, но и на земле.
- Что ты имеешь в виду?
- Бывает, сделал операцию, но жизнь спасти не удалось. Тогда я считаю своим долгом выразить родственникам соболезнование. И вот когда я, молодой еще человек, вхожу в дом, то встают старики. Прошу их сесть, это же не по обычаю. А они говорят: "Нет, Хасан, перед таким человеком надо вставать..."
В госпитале при особенно сильном обстреле персонал выходил в коридор, подальше от окон. В эти минуты медсестры всегда окружали меня. Приказывать, уговаривать бесполезно. Эти молодые женщины, девушки - они рисковали своей жизнью, чтобы сохранить мою жизнь...
Уже только ради этого надо остаться, не убегать от войны.