Попадания и осечки Николая Коляды

В Москве завершились гастроли знаменитого театра с Урала. Неужели последние?  

31 января спектаклем «Женитьба» завершились ежегодные гастроли Коляда-театра из Екатеринбурга. С традиционными переаншлагами почти на всех двух десятках спектаклей, данных за 17 дней. В том числе на четырех премьерах сезона – «Ричард III», «Кошка на раскаленной крыше», «Клуб брошенных жен», «Дом у дороги» (последние две пьесы написаны самим Колядой). Сохранять такой интерес публики в перекормленной театрами столице может только ярчайший и самобытнейший коллектив. Откуда же опасения (в том числе высказанные самим худруком), что нынешний приезд уральцев в Белокаменную может стать последним? Корреспонденту «Труда» удалось побывать лишь на пяти представлениях, но и они родили впечатления и наблюдения, которыми журналист считает своим долгом поделиться.

Коляда-театр смело берется за самый разный репертуар. Начиная от классики из классик — Шекспира. Одно из самых ярких впечатлений – «Король Лир», где харизматик Николай Коляда — не только режиссер, но и исполнитель заглавной роли. Артист, в глазах которого гораздо привычнее видеть лучики едкой иронии, оказывается настоящим трагиком, погружающим нас в бездну  боли и скорбных открытий своего героя. Притом есть где проявить свою властную стать и монументальной Ирине Ермоловой (Гонерилья), фарсовую прыть – бойкой Вере Цвиткис ((Регана), магнетизм насмешливой мудрости – «простаку» Александру Кучику (Шут)...

Простота – вообще один из верных путей к успеху. «Лир», конечно содержа традиционные колядовские «хоровые» камлания и пантомимы, придающие действию магический ритм и колорит, не перегружен ими. Декораций практически нет, зато виртуозно использованы элементарные предметы – канаты (метафора поводьев судьбы, через которые она управляет персонажами), жестяные корыта (не то лодки, не то пирамида гробов)... Главное же – отлично слышен шекспировский текст.

Николай Коляда в роли короля Лира

 Чего автор этих строк не может сказать о «Ричарде III» – спектакле, вызвавшем повышенный интерес, поскольку он как раз из числа премьерных. Да, весь стиль Коляды, хорошо знакомый его поклонникам, – на месте, включая ту самую пантомиму и пластический «хор», порой невероятно изобретательный в своих массовых фигурах и жестах. Да, добавила пластики спектаклю живая змея – ясный (пожалуй, даже слишком лобовой) символ, который не выпускает из  рук Ричард, этот человек-рептилия, пытающийся из своего ничтожества править миром  (счастье Коляды, если в зале не было зоозащитников, иначе, боюсь, у них к постановщику возникли бы жесткие вопросы).

Но именно тут, со своими «придумками», Коляда, показалось, переборщил: массовок и шума слишком много, текст и интрига тонут в скороговорке и криках мельтешащих героев. Да еще добавилась видеопроекция – прием, мне кажется, не очень колядовский, а скорее какой-то дискотечный. Притом Олег Ягодин (Ричард), чья агрессивная страстность теперь известна не только любителям театра Коляды, но и широкому кругу кинозрителей (главная роль в философско-фантастическом фарсе Андрея Прошкина «Орлеан»), будучи предельно выразительным на экране, элементарно плохо слышен со сцены: его голос грешит стертостью, не летит в зал.

В новом спектакле «Ричард III» появляется непривычная для Коляды видеопроекция

Похожее ощущение вызвал и «Слуга двух господ». Безусловно, импровизация и введение вставок из нынешней жизни – в традициях комедии дель арте, и поначалу это переругивание режиссера с труппой, эти реплики из-за сцены «Кучик – плохой артист!», это обрусение и ожаргонивание текста («режиссура, епрст, как говорили наши учителя Мейерхольд и Таиров – это, епрст...» и т. д.) – великолепно заводят зал. Тем более что Кучик, как мы уже знаем – совсем не плохой артист, да и коллеги ему под стать. Но опять-таки с шумом и суетой постепенно образуется такой передоз, что перестаешь понимать, кто есть ху и в чем, собственно, сюжет. Теряется ощущение цельности действия, оно превращается в сюиту отдельных фарсовых эскапад, лишенных общей кульминации. Перегольдонить самого Гольдони у Коляды не получилось.

А получается у него лучше всего то, что впрямую касается нас с вами – современная русская жизнь. Здесь у ирониста, мастера характерных наблюдений, ловца словечек-мемов драматурга Коляды – мало конкурентов. Какая великолепная зарисовка – «Скрипка, бубен и утюг»: драка на свадьбе — найдется ли история, звучащая более «национально»? Как колоритны перепалки «народной косточки» и «интеллигенции» – крепко стоящей на «родной почве» Нины, мамы жениха (зычноголосая Любовь Ворожцова, бравирующия терминами «золовка-деверь-шурин-свояк») и «утонченной» родительницы невесты, бухгалтерши Людмилы (Тамара Зимина), для которой все это пошлость, домострой и китч. Но ни квасная «народность», ни снобское интеллигентничанье не способны дать персонажам ключ к главному в жизни – пониманию другого человека, умению любить и прощать.

Спектакль «Слуга двух господ» полон и даже переполнен внешними эффектами

А рядом — грустный (хотя по виду очень веселый) спектакль «Баба Шанель» как раз о тех, кто хочет любить, да жизнь не подкинула нужного количества удачи. Пять теток из ансамбля «Наитие», приписанного к районному обществу глухих, после юбилейного концерта (группе исполнилось 10 лет) вспоминают прожитое – и ты попадаешь под очарование этих по-русски обкорнанных судеб, где не было счастья, а лишь мечты о нем. И у той, что от одиночества бомбит на своей старенькой машине-развалюшке. И у той, что хотела читать со сцены Ахматову и Цветаеву, а должна петь частушки для слабослышащей публики... А какие поистине бенефисные роли – в особенности у замечательного артиста Сергея Федорова, изображающего без двух недель 90-летнюю до предела бойкую (даром что путающую слова песен) бабку Капитолину.

В спектакле «Баба Шанель» у Сергея Колесова (Сара Абрамовна, справа), Сергея Федорова (Капитолина Петровна, слева) и других участников ансамбля – поистине бенефисные роли

Впрочем, и тут есть место замечаниям, причем направленным в самое ядро театрального произведения – драматургию. Ее, как в громадном большинстве работ Коляда-театра, обеспечивает титульный герой и создатель этого коллектива. Но, когда пишешь такое количество пьес (по четыре-пять в год, а некоторые, как скромно хвалился, представляя на творческой встрече свой новый 4-томник, сам Николай, набросаны «за 40 минут на коленке»), от следов... не будем употреблять слово халтура, скажем – скороспелости не освобождаются даже лучшие работы. Вроде той же «Бабы Шанель». Например – отчего стушевался во втором действии руководитель ансамбля «Наитие» Сергей Сергеевич, задумавший «ребрендинг» коллектива? Ты ожидаешь развития его конфликта с бабушками, так хлестко заявленного в первом акте – но эта линия бросается. А виновница самого «ребрендинга» – уволенная из мэрии секретарша градоначальника, которой нужно куда-то пристраиваться, и она не находит ничего лучшего, как вторгнуться на волне старых связей в не хватающий звезд с неба бабий коллектив, – сверкнув подобно молнии в финале первого действия, во втором вообще исчезает. Понимаю, автору для развития интриги эти персонажи перестали быть надобны, но есть же законы драматургии: висящее ружье должно выстрелить. Плохо, если оно (Сергей Сергеевич) не стреляет. А если стреляет в первом же акте (та самая бывшая секретарша, «Баба Шанель», как ее прозвали старушки), то еще хуже.

Леня (Игорь Алешкин) и Наташа (Вера Вершинина) из пьесы «Скрипка, бубен и утюг» так и не поняли, зачем поженились

Но тут мы вступаем в спор с самой моделью авторского театра, каковым является театр Коляды. Подобные сбои неизбежны, когда два десятка лет в программках ты читаешь: автор пьесы, режиссер, сценограф, составитель музыкального оформления – и дальше все та же стопроцентно предсказуемая фамилия художественного руководителя, он же директор, он же актер, он же все-все-все... Понимаю, что-то делается от экономии – например, тот же отказ от дорогостоящей должности директора. Театр-то независимый, это предприятие, которое кормит само себя и должно сводить концы с концами. Но вот единоличная творческая диктатура (при наличии у Коляды молодых учеников, получающих, будем справедливы, доступ к его сцене) несет в себе такие оборотные стороны, что никакой экономией не оправдываются.

Не отсюда ли ощущение ухудшенного повторения пройденного, которое рождают новые спектакли? Этот поднадоевший легкий матерок, эти почти обязательные сортирные сцены (в «Ричарде III» оказалось достаточно имени персонажа – сэр Тиррел, чтобы постановщик, уцепившись за звучание, усадил героев орлами в нужнике)... На некоторых представлениях бросились в глаза свободные места в зале – раньше такого на гастролях Коляды не припомню. Сам Николай Владимирович в интервью этих дней вообще стращал, что нынешние московские гастроли могут стать последними. Он пенял на экономический кризис и дороговизну всего, что связано с организацией поездок. Но не ощутил ли худрук подсознательно и некоторый спад внимания публики к своему детищу?

Скажу жесткую вещь: если ощутил – хорошо. Потому что и авторскому театру, чтобы оставаться на гребне интереса, надо меняться. Сможет ли это преданно любящий (и есть за что!) себя и свой театральный дом Николай Коляда?

Под конец еще раз напомню, что видел лишь четверть гастрольных спектаклей. Так что могу ошибиться и я. Вот это было бы совсем хорошо. И конечно надеюсь, что на следующий год мы снова увидим знаменитый уральский коллектив во всем блеске его задора, народного юмора и мудрости.