В октябре в Москве представили новый бренд — пряжу премиального качества. Его запустили две девушки, Маргарита Терехова и Светлана Юдакова, у которых на счету уже несколько проектов, связанных с вязанием. Мы расспросили Маргариту, почему российская пряжа сделана из австралийской шерсти, зачем нужны школы вязания и что вяжут мужчины.
— Маргарита, поздравляем вас с запуском Aura Yarn. Очень радостно, потому что это наш продукт, ну или почти ваш. Скажите, как вы позиционируете свою продукцию? Это премиум или еще нет?
— Спасибо, очень приятно получать хорошие отклики, особенно учитывая, что выпуск пряжи — это история долгосрочная, не на один сезон. В российском понимании мы заняли премиум позицию, создали что-то похожее на европейский средний ценовой сегмент. Мы стремились и по качеству самих волокон, и по уровню технологий ему соответствовать.
— Ваша Aura, как вы говорили на недавней презентации, производится из австралийского мериноса. А вы искали отечественных поставщиков? Есть ли они вообще такого же уровня?
— Сейчас в Ставропольском крае развиваются фермы, где разводят мериносовых овец, но объем сырья, который они могут предложить, очень маленький. А мы изготавливаем пряжу на крупных фабриках, что требует значительных объемов и крашения, и пряжепредения.
Я очень надеюсь, что наши фермеры будут развить производство сырья, чтобы как можно больше людей могли пощупать и узнать, что же это такое, 19-микронный меринос. Это тонкое волокно, которое очень-очень приятно тактильно.
— В блоге вы упоминали, что закупаете полиамид на российском производстве. А где вы берете бамбук, люрекс и все остальное?
— Сейчас с сырьем, не секрет, очень большие проблемы, и вот метанит — это металлизированная ниточка — приходится буквально добывать. Все привозное. Даже хлопок, который используется в российских пряжах, тоже привозной. А сейчас еще мы столкнулись с тем, что полиамид в России кончился, весь выработали. Единственный курский завод, где его производят, сейчас переоборудован под госзаказы и там производят полиамид другого назначения. Нигде вокруг — в Белоруссии, Казахстане — нет аналогов, нет налаженных производственных циклов. Мы искали полиамид и в Китае, и в Турции, теперь уже и в Италию пошли.
— Кажется, вы уже сталкивались с нерегулярностью поставок, когда вам пришел метанит, потом закончился и пришлось использовать нить двух разных оттенков?
— Нет, два разных оттенка метанита в нашей Aura Shiny Day — это осознанное решение. Часть цветов идет на золотом, часть на серебряном люрексе. И это решение было принято из эстетических соображений. Сейчас специально под нас должны произвести партию метанита, которая будет третьего оттенка и пойдет в новую линейку пряжи. Этот поставщик — в Турции.
— О, кажется, мы раскрываем секрет, что же дальше будет выходить под брендом Aura — это пряжа с третьим оттенком блеска?
— Сейчас у нас на подходе концептуально новая линейка пряжи, если первые были в пастельных цветах, то сейчас мы готовим выпуск более яркой ниточки. Это черный меринос с цветными основами. А когда придет метанит, начнем добавлять и его, это будет уже следующая линейка, она выйдет уже после Нового года.
— А хлопки вы будете выпускать?
— Сейчас хочется укомплектоваться мериносом. Начали с трех линеек в ограниченной палитре, потому что это большие объемы, соответственно, большие вложения. Чтобы развиваться дальше, нам надо освоить новый опыт — насыщение чужих магазинов своей пряжей, мощный маркетинг, продвижение на рынке, отстаивание своего места на полке. Какие-то известные торговые марки в России уже закрепились, а здесь новинка, и приходится о ней рассказывать, показывать.
Заходить на рынок с огромным ассортиментом было бы сложно. Мы пробуем, смотрим обратную реакцию, собираем отзывы и после этого анализируем, думаем, куда двигаться дальше. Вариантов много, у нас разработаны образцы на два года вперед. Но мы не торопимся их выпускать, чтобы это было и финансово комфортно, и чтобы позиции внедрять на рынок в соответствии с сезонностью, и чтобы другие магазины учились нашу ниточку продавать.
— У вас ведь нет образования, связанного с легкой промышленностью, с трикотажем и дизайном одежды?
— Образование у меня по промышленно-гражданскому строительству в области архитектуры. До погружения в пряжу я занималась дизайном интерьеров, делала красоту в домах и общественных пространствах.
— Кажется, ваше архитектурное прошлое видно в дизайне тех вязаных изделий, которые вы разрабатываете.
— Пожалуй, да, мне это помогает чувствовать объем, то, как вещь будет смотреться на человеке, чтобы все было пропорционально и логично. Люди же все разные, кто-то носит размер xs, кто-то xxxxl, и хочется создавать что-то максимально комфортное для разных типов фигур.
Моя мама шила, и я с детства вместе с ней, моя сестра — дизайнер одежды. И я с самого маленького возраста наблюдала за процессами построения выкроек, сборкой изделий.
— Очень часто в вязание приходят в декрете. С вами произошло то же самое?
— Так и есть. Будучи беременна старшей дочкой, почти десять лет назад, я вспомнила свои увлечения и связала первые два кардиганчика — один крючком, один спицами. Разрезала старые джинсы, чтобы их декорировать. Это радовало — мысли, что у меня родится малыш и я буду его наряжать.
Потом я все дальше и дальше погружалась в вязание. Понимаете, декрет это такое время, когда тебя выкидывает из привычной жизни в материнство. К этому невозможно подготовиться заранее. Ты был социальным человеком, ходил на работу, делал дела, принадлежал самому себе и разделял быт с мужем. И вот рождается человек, который постоянно нарушает твои личные границы, не дает нормально спать, есть. С этими изменениями происходит и изменение мышления. Одни женщины уходят в кулинарию, другие в рукоделие, кто-то — во что-то еще.
Я в этот период начала постоянно, почти круглосуточно вязать. Мне хотелось из бесконечной рутины с малышом выделить что-то свое, чтобы это было какое-то уютное занятие, принадлежащее только мне. Я навязала огромное количество шапок, свитеров, потом начала брать заказы и двигаться в эту сторону.
— Но вы не пошли дальше по этому пути, а открыли школу вязания. Почему вы решили, что школа вязания будет востребована? Сейчас ведь есть огромное количество литературы, есть интернет, можно найти любую информацию, посмотреть миллион роликов об одной и той же технике.
— Этими вопросами я тогда задавалась, и не могла найти четкий ответ. А потом мне начали писать другие женщины, которые находятся в декрете, или мамы, которые живут в режиме покормила — отвезла — забрала — мужа с работы встретила — снова покормила и так по кругу. Это был огромный запрос на общение.
Ведь преподавание вязания — это не только обучение технике, это терапия вязанием. Потому что все собираются за одним столом, то во-первых, все объединены всей общей идеей, во-вторых ,женщины получают время, отведенное самой себе, собственному я. И получают компанию единомышленниц. Ведь когда все сидят и вяжут, никто же не запрещает разговаривать? И начинаются истории из жизни. «А вот представляешь, я поехала вот туда...», «а вот у меня малыш». И ты показываешь в телефоне фотографии малыша, от которого ты дома устала, и любишь его бесконечно — потому что сменила обстановку и радуешься вообще всему. Вот из-за этой целительной силы уроки вязания так популярны и востребованы.
— В какой момент в вашей жизни появилась Светлана Юдакова?
— Когда я для школы вязания искала человека, профессионально вяжущего в техниках жаккард и интарсия. Всегда считала, что каждый человек должен заниматься тем направлением, которое у него лучше всего получается. Увидела профиль Светланы в соцсети, полистала, посмотрела ее работы, поняла, что это человек с хорошим художественным вкусом. Оказалось, она еще и профессиональный художник — и это чувствуется по ее работам. Уже потом, через какое-то время, она из наемного преподавателя стала полноправным партнером, и мы с ней делим все идеи и проекты.
— Не могу не спросить — а какой-то мужчина с большими деньгами за вашим бизнесом стоит?
— Нет. Мы делаем все сами, и делаем с нуля. Школа вязания не требовала особых затрат. Когда мы заработали сколько-то денег, вложили их в создание сайта, начали снимать видеокурсы, то, что зарабатывали — вкладывали в дальнейшее развитие.
Дальше двинулись в сторону магазина пряжи. Мы вложили в него всего 700 тысяч рублей — я 350, и Светлана, причем ей пришлось взять кредит. Заказали европейские бренды пряжи, арендовали комнату на Тверской, сделали там косметический ремонт и начали работать. Мужья помогали только физически, ну там стенки покрасить и повесить полочки. У нас не было наемных работников, но на руках были грудные дети. У меня пятимесячная дочка, у Светы только-только родился третий сын. Она его таскала на себе в слинге.
И при запуске наших последующих проектов никаких сторонних финансовых вливаний не было. Мы накапливали какой-то капитал и двигались дальше.
— Вам доводилось сталкиваться со стереотипами в духе — ой, ну это женский бизнес, это несерьезно?
— Нет, такого не было. Но я до сих пор сталкиваюсь с неоднозначной реакцией, когда говорю, что у меня бизнес, связанный с пряжей и вязанием. Есть стереотип, что вязание — это бабушка. Хотя у нас прекрасно вяжут и школьницы, и их много...
Вчера буквально смотрела новостной канал, там была рекламная заставка — сидит на дальнем плане тучная, немолодая женщина и вяжет. Меня это возмущает! Ну посадите красивую блондинку с огромными глазами и покажите, что такие тоже могут вязать, зачем эта привязка к возрасту? Этот шаблон в головах людей мешает.
— А мужчины вяжут?
— Вяжут, но мало. Мужчины серьезно погружаются в вязание и берутся за серьезные процессы.
— Вы открыли кофейню при своем пряжном магазине во время ковидного карантина. Сейчас запустили Aura Yarns на фоне таких непростых политических и экономических событий. Это ваш стиль — риск в бизнесе?
— Я считаю, что кризис — это хорошее время для рывка вперед. Во время пандемии все было очень непонятно, но из-за того, что я владелец компании, я вынуждена была работать каждый день. Я помню, как у меня тряслись руки, когда я выходила из квартиры и нажимала кнопку лифта, чтобы спуститься на первый этаж, потому что в первые дни было по-настоящему страшно. Но было понимание, что если я испугаюсь и останусь дома, все рассыплется.
Тогда у меня действительно несколько человек отвалились, они просто отказались выходить из дома. А я каждый день ехала на работу, брала сумки, набитые посылками с пряжей, и развозила на почту и в транспортные компании, то есть фактически работала курьером.
Было ощущение, что надо что-то делать, надо двигаться. В итоге мы рискнули переехать в более крупное пространство, причем оно было в бетоне и мы его ремонтировали с нуля, и открыли кофейню. Нам в тот момент казалось, что так и должно быть. Мы сидели, рисовали наши фантазии на листочке, думали, чем хотим заниматься в ближайшие годы. И это помещение появилось буквально через неделю.
И сейчас тоже, было понимание, что надо запускаться. Если мы не сделаем это, то что будет с нами через год? Кто-то сдается и уходит, а мы берем и двигаемся дальше.