Кончаловский рассказывает историю о психиатрической лечебнице, по трагическому стечению обстоятельств расположенной где-то в Ингушетии, на границе войны и мира. Больные живут своейственной им жизнью: ссорятся из-за очереди в туалет, пишут стихи, охотятся за мухами, влюбляются, хлебают жалкую бурду, делают зарядку... А сумасшедший дом тем временем то захватят чеченцы, то снова отобьют русские, которые для обитателей психушки - никакие не противоборствующие стороны, а просто люди. Такие же , как они сами. Пусть и вооруженные автоматами, гранатометами и прочими страшными железяками. Вот почему в финале больные спрячут у себя, "среди своих" одного из чеченцев - того самого, что в шутку звал замуж местную дурочку Жанну. Он для них не боевик, не обманщик даже, "соблазнивший и покинувший" Жанну, а просто дитя Божье. По мысли автора, дом дураков - это пространство, что располагается за стенами лечебницы, а больные из психушки - они и есть самые здравомыслящие люди в этом безумном мире.
Что ж, мысль сколь гуманно универсальная, столь, увы, и неновая, ставшая от долгого и частого употребления трюизмом. Сразу вспоминается гениальный "Полет над гнездом кукушки", в котором сумасшедшие, помнится, уже были оплотом и воплощением здравого смысла, свободолюбия, человечности и всех прочих достойных качеств. Сравнение с этим шедевром Милоша Формана, как от него ни открещивается Кончаловский, все-таки неизбежно напрашивается, и оно, увы, не в пользу полуэпигонского "Дома дураков".
Чуть позже внимательному зрителю обязательно приходит на ум еще и Феллини - уж слишком старательно исполнительница главной роли Юлия Высоцкая (по совместительству - жена Кончаловского) "косит" в фильме под Джельсомину - незабываемую дурочку из великой "Дороги" в гениальном исполнении Джульетты Мазины. И гримеры стараются в этом направлении, делая из милого лица молодой актрисы жалкую клоунскую маску, и музыкальный ряд картины во многом вдохновлен бессмертными мелодиями Нино Рота - постоянного соавтора Феллини. Во всяком случае, финальный марш - с его бравурной темой карнавала, цирка, сложного соединения печали и света - почти буквально повторяет излюбленные мотивы великого итальянца.
Что касается уже упоминавшейся коллизии с несостоявшейся женитьбой дурочки, то она была еще у Тарковского в "Андрее Рублеве", одним из сценаристов которого значился молодой Андрей Кончаловский. Там, помнится, дурочку тоже "поматросили и бросили", но в той трагической новелле горло пережимало от страха, ужаса и боли, а здесь мы только легко посмеялись вместе с героями над их то ли недоразумением, то ли приключением. Ведь сердце Жанны уже отдано Брайану Адамсу - сладкоголосому канадскому поп-певцу, который приходит к ней в ее больных грезах, как уже приходили подобные "принцы" к другим блаженным героиням в десятках других фильмов...
Счет цитат, автоцитат в "Доме дураков" можно продолжать долго. Дрожащая, "подслеповатая" камера взята из датской "Догмы", трагифарсовое безумие войны подсказано "Подпольем" Кустурицы, а уж более мелкие заимствования из других корифеев кино, да из себя, любимого - не в счет. Противоречивый и пестрый, эффектный и нарочито эклектичный, то цветной, то искусно загримированный "под документ", фильм Кончаловского похож на лоскутное одеяло, скроенное из цветных обрезков, вовремя оказавшихся под рукой. В итоге получилось мастеровито, крепко, временами лихо, но в целом вторично, несамостоятельно для автора "Первого учителя" и "Аси Клячиной"...
В чем Кончаловский относительно нов - так это в показе, трактовке чеченских событий, которых наше большое кино старается лишний раз не касаться - слишком взрывоопасная, противоречивая тема. Присмотревшись к сюжету "Дома дураков", с удивлением замечаешь, что чеченские "повстанцы" у него - сплошь милые, симпатичные ребята. Ведут себя с больными ласково, предупредительно, никаких зверств не чинят, а только слаженным многоголосием поют свои национальные песни. При появлении женщины, пусть и сумасшедшей, трогательно смущаются, накидывают на обнаженные торсы рубашки. А их бородатый командир, чем-то похожий на Басаева, тот вообще словно сошел с советского экрана семидесятых годов. Строгий, но справедливый, мудрый, но не кичливый, взыскательный, но заботливый. Именно такими изображали в фильмах студии имени Довженко наших партизанских вожаков, например, Сидора Ковпака.
Не в пример "басаеву", командир российского подразделения в ярком, "концертном" исполнении Евгения Миронова предстает искусным матерщинником, закоренелым неврастеником, испуганным и злобным, который первым делом просит главврача ввести ему в вену что-то успокоительное, а может, и наркотик - об этом можно догадаться по судороге удовольствия, пробегающей по его лицу... Примерно в таких же красках изображены в фильме и наши солдаты - обкуренные, продающие своим врагам патроны за пару "косяков", а труп убитого чеченца, который они возят с собой в танке, - уже за две тысячи "зеленых". Один из них, выкурив "травки", начинает заполошно палить из автомата в сторону чеченцев, невзирая на временное "перемирие". Если это называется политкорректностью, то я не знаю, что в таком случае именовать тенденциозностью...
Для меня совершенно очевидно, что Кончаловский сделал в своей картине конъюнктурные акценты в угоду западному общественному мнению. Для второго по значению приза на Венецианском фестивале этого хватило. Хватит ли для получения "Оскара", на который выдвинул фильм Российский оскаровский комитет, окончательно сформированный председателем Союза кинематографистов Никитой Михалковым за несколько часов до голосования? Комитет, в состав которого, само собой, вошли и Михалков с Кончаловским, и ряд других близких им творцов, "пробросил" действительно политкорректную и по-настоящему талантливую, оригинальную "Кукушку" А. Рогожкина, как по команде проголосовав за "Дом дураков". Это решение наши доблестные академики мотивировали тем, что, дескать, фильм Кончаловского лучше учитывает американскую ментальность, у него, мол, больше шансов на вожделенную статуэтку.
Горький парадокс этой истории заключается в том, что фестивальный триумф "Дома дураков", выдвижение его на "Оскар" случились еще до трагических событий в "Норд-Осте". А в массовый прокат, в том числе и американский, картина выходит сейчас, когда мир успел увидеть, какие на самом деле "добрые" и "гуманные" ребята воюют на "той" стороне. В итоге трезвый расчет нашего оскаровского комитета обернулся, как мне кажется, серьезным нравственным, политическим, да и художественным просчетом.
Похоже, это хорошо понимает сегодня и сам Кончаловский. По некоторым сведениям, еще недавно он собирался закатить грандиозную премьеру своего фильма в Кремлевском Дворце съездов - под стать тому, как это сделал его брат Никита Михалков со своим "Сибирским цирюльником". Нынче же решил ограничиться скромной премьерой в Доме кино. Так-то оно, полагаю, и лучше...