- Тимур Юрьевич, накануне Дня учителя уместно вспомнить, что по образованию вы учитель словесности, окончили Московский областной педагогический институт имени Н.К. Крупской. Среди наших поэтов - "педагогов" не так уж много: Иннокентий Анненский, Федор Сологуб, Евгений Бунимович...
- ...а в одной институтской группе со мной учился нынешний редактор "Литгазеты" Юрий Поляков (он прозаик, но начинал со стихов), на курс старше - Володя Вишневский. Об учительской профессии я не мечтал - просто не хотелось идти в армию. Особыми знаниями я не блистал и понимал это. Поступить же в педагогический молодому человеку было не так уж сложно. А вот факультет русского языка и литературы был избран уже на основе личных пристрастий. Я писал стишки с тринадцати лет, правда, до тридцати они были ужасными. Но для меня это было сугубо личное занятие, плодами которого я практически ни с кем не делился, кроме друзей. Первые публикации состоялись только в 89-м году в эмигрантских журналах "Континент", "Время и мы" и у нас в "Юности". Там была рубрика со странным названием "Испытательный стенд".
- Да, я помню, там печатались и Еременко, и Парщиков, и Искренко, и Бунимович - целая плеяда. Как сказано у Бунимовича об этом поколении, "в пятидесятых - рождены, в шестидесятых - влюблены, в семидесятых - болтуны, в восьмидесятых - не нужны..."
- По-моему, разговор о поколениях в литературе не выдерживает никакой критики. Например, мы с Юрием Поляковым и Владимиром Сорокиным рождены в один год, но у нас как литераторов нет ничего общего. А вот Дмитрий Александрович Пригов, который старше на 14 лет, мне гораздо ближе многих моих ровесников. Или взять биологически относящихся к одному поколению Евтушенко и Бродского, которые на разных книжных полках стоят.
У меня был свой круг - Пригов, Гандлевский, Лев Рубинштейн, Михаил Айзенберг, Витя Коваль... Нас объединяла скорее непохожесть друг на друга и взаимный интерес к тому, что каждый делает. Никакой литературной школы мы не образовывали, что приводило в некоторое смущение литературоведов... Я был скорее сам по себе, насколько это возможно в современной литературе. А те, кто "хором" печатался в "Юности", может, и выглядели со стороны дружной компанией, но говорить о какой-то коллективной судьбе не приходится. С Иртеньевым случилось одно, с Гандлевским - другое, со мной - третье... Никакого хождения пионерским отрядом не было - и слава Богу...
- Вас причисляют к "неофициальным" поэтам. В то же время ваша фамилия фигурирует в экзаменационных билетах на вступительных экзаменах в Санкт-Петербургский университет. И премиями отмечены...
- Делить поэзию на "официальную" и "неофициальную" имело смысл раньше, когда государство контролировало сферу культуры. Сейчас есть горячие головы, утверждающие, что возвращается советская власть, что государство у нас полицейское и т. д. Не знаю, как в другие области, но в литературу никакой официоз не вмешивается. Очень смешно, когда нынешнего "властителя дум" Мураками представляют как лидера "альтернативной" литературы. Альтернативной чему - здравому смыслу? Если же делиться на "официальных" и "неофициальных" по принципу получения премий, то это в любой момент может поменяться. У меня крупных премий, которые принесли радость материального обогащения, было три. Во-первых, международная Пушкинская - ее нам с Приговым дали на двоих. Еще "Антибукер" и "Северная Пальмира"... К сожалению, у нас премии до сих пор остаются денежным подарком и никакого особого литературного престижа, почета не несут. Для английского писателя удостоиться "Букера" означает встать на одну ступеньку выше в литературной иерархии. А у нас хоть тысячу "Букеров" получи - и заслужишь только завистливое пристрастие коллег.
- То есть радостных последствий своего лауреатства вы не ощущали?
- Да нет, очень даже ощущал! Вот с Пушкинской половинки холодильник купили, видеомагнитофон, телевизор, шубу жене, мне - джинсы... Все это было радостно!
-Ну не в одной же утилитарности дело...
- Я преувеличиваю - и приятно, конечно. Чувства возникали, но скорее житейско-обывательского плана. Я, как всякий пишущий, тщеславен настолько неумеренно, что любая премия не кажется мне судьбоносным событием.
- Ходят ли сегодня на русских поэтов? Разве что коллеги, друзья-знакомые...
- ...и сумасшедшие! Странными и жалкими выглядят все эти попытки реанимировать атмосферу 60-х. Да и зачем? Другое время, другие стихи... Или пишите тогда так, чтобы заводить толпу, если это сейчас вообще возможно. Можно как угодно относиться к "эстрадной поэзии", но она была востребована. Я понимаю, что из ста читателей мои стихи воспримут, в лучшем случае, десять. Конечно, мне было бы лестно и, очевидно, выгодно внимание многих. Но выходить на площадь и привлекать прохожих модуляциями своего проникновенного голоса не стану. Я пишу те стихи, которых мне не хватает в современной литературе. Которые хотел бы прочитать, но их почему-то до сих пор никто не написал - вот и приходится делать это самому.
- Значит, сперва вам не хватало в поэзии "стебного" начала. Потом появились "Двадцать сонетов к Саше Запоевой":
Ты горько плачешь в роковом углу.
Бездарно притворяясь, что читаю
Гаспарова, я тихо изнываю,
Прервав твою счастливую игру
С водой и рафинадом на полу.
Секунд через 15, обнимая
Тебя, я безнадежно понимаю,
Как далеко мне, старому козлу,
До Песталоцци... Ну и наплевать!
Тебя еще успеют наказать.
Охотников найдется выше крыши,
Подумаешь, всего-то полкило.
Ведь не со зла ж и явно не назло.
Прости меня. Прижмись ко мне
поближе.
- В этих стихах, как написано в одной статье, выражена "до Кибирова никем не воспетая с такой чудной силой любовь к маленькой девочке, своей дочери Саше..."
- Кто ж это меня так хвалит?
- Александра Горячева в "Русском журнале". Не читали? Значит, не заказная статья...
- Боюсь, сейчас у меня нет материальных возможностей заказывать статьи - премий давно не получал! (Смеется.) А сегодня в поэзии мне не хватает здравого и трезвого осмысления всего, что происходит вокруг. И мои попытки это сделать чрезвычайно печальны и тревожны. Ощущение ненормальности развития культуры и поэзии в частности как раз и составляет предмет моих невеселых раздумий.
- Сейчас открываешь "толстые" журналы - и ощущение, будто печатаются 2-3 человека: настолько все похожи друг на друга...
- Недавно я сказал дочке, что в современной музыке существуют несколько сто раз перепетых песен, которые звучат, правда, пока еще с разными словами. Отчасти это относится и к литературе - отсутствие творческой потенции и повторение пройденного в то время как мир меняется с космической скоростью. Наша, так сказать, "творческая интеллигенция" просто не справляется со своей ролью - объяснять другим людям, что же происходит вокруг. Во всем мире наступление масс-культуры хоть чуть-чуть сдерживается некими традиционными устоями. В Америке, например, самое большое количество симфонических оркестров на душу населения, и есть надежда, что ребенок не только рэп, но и Моцарта услышит. У нас же выросло целое поколение, не имеющее никакого представления о классике. Люди, привыкшие к дешевому "плохому", не готовы потреблять дорогое "хорошее", даже если им будут раздавать бесплатно. Человека, воспитанного на портвейне "Три семерки", можно повести в ресторан и заказать изысканные французские вина. Реакция известная: "Кислятина!" Происходит необратимая деформация вкуса. Возможно, я сгущаю краски, но считаю, что сегодняшняя молодежная культура до крайности плоха. Будь я министром культуры, я бы не имел права так говорить: вдруг после этого кого-то не выпустят на сцену... А поскольку я не министр, то мое право и даже прямая обязанность как человека взрослого, более того - приближающегося к старости, ворчать на тех, кто моложе: что ж вы делаете, безобразники?! Это ведь нормально, когда молодые в поисках неизведанного повторяют вековые глупости, а старики опасаются, что мир разрушится. Как сказал Черчилль, кто в молодости не был социалистом, у того нет совести; кто в старости не перестал им быть, у того нет ума...
- Значит, предпочитаете классику...
-В своих стихах я ссылаюсь на Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Баратынского... И круг моего чтения составляет классика - от античности до XX века. Я не слежу пристально за современной поэзией, и есть опасность, что упускаю нечто блистательное... Но большинство сегодняшних стихов (и мои в том числе) относятся к разряду тех, без которых можно обойтись.
- А сами что сейчас пишите? Не перешли на прозу, воспоминания, дневники, как многие коллеги по перу?
- Сейчас какое-то повальное сумасшествие: по-моему, уже двадцатилетние пишут мемуары! В настоящее время сочиняю тексты для анонсов телепередач - это моя редакторская работа на НТВ.
- Меня давно интересовало, почему вы взяли себе псевдоним. По-моему, человеку с фамилией Запоев он совсем не нужен...
- Если знать, что Запоев - настоящая фамилия, это забавно. А если предположить, что человек придумал себе такой псевдоним, то глупость чудовищная. Моя настоящая фамилия звучит как псевдоним дурного толка. И если бы читатель открыл стихи незнакомого поэта, подписанные "Запоев", то решил бы, конечно, что автор эту фамилию придумал, и уровень его вкуса и юмора таков, что не стоит тратить время на чтение этих стихов...
В общем-то нам ничего и не надо. В общем-то нам ничего и не надо!
В общем-то нам ничего и не надо -
Только бы, Господи, запечатлеть
Свет этот мертвенный
над автострадой,
Куст бузины за оградой детсада,
Трех алкашей
над речною прохладой,
Белый бюстгальтер, губную помаду
И победить таким образом
Смерть!