Людмила Улицкая собрала воспоминания о послевоенном детстве на три книги. Но выпустила пока одну
«Детство 45–53: а завтра будет счастье» – так называется сборник историй о пережитом, собранных Людмилой Улицкой, его выпустило издательство АСТ. Полтора года назад писательница начала собирать книгу народных воспоминаний о первых годах после Великой Отечественной войны. Естественно, большинство из тех, кто сегодня может рассказать о том времени, были тогда детьми. Так возник замысел сборника, в котором бы переплелись надежды возрождающейся страны, страх перед вновь завинчивающей гайки властью (он передавался и детям), простые радости жизни, которые не в состоянии отменить самая жесткая рука...
Людмила Евгеньевна, сборник «Детство 1943–53» создан в первую очередь для кого: для тех, кто все это еще помнит, или для их детей и внуков?
– Очень надеюсь, что эта книга нужна сегодняшним людям как напоминание о том, что биография каждого человека драгоценна. У каждого есть свой собственный – семейный, дружеский – круг, и ради этого круга близких людей стоит вспомнить о своей жизни, рассказать об уникальных, единственных чертах своей жизни, которые на расстоянии обретают другой масштаб, другую значительность. У всех нас есть дети и внуки, и память историческая складывается и из этих личных воспоминаний тоже. Не все встречают в своей жизни знаменитых и великих людей, но каждому человеку есть что рассказать про своего дедушку, восстановить то, что еще не забыто, и передать своим внукам. Мне эта цепочка живых свидетельств кажется очень важной – не менее важной, чем документы в спецархивах и мемуары.
– Почему для разговора о послевоенном детстве вы выбрали жанр «посторонних воспоминаний», а не написали собственную повесть или роман? Ведь ваше детство пришлось как раз на первое послевоенное десятилетие. Какую собственную историю вы бы включили в книгу?
– Мои личные воспоминания – это тот материал, с которым я всю жизнь работаю. Многие подлинные события и реальные люди, сохранившиеся в моей памяти, существуют в моих книгах. В этом сборнике есть и моя история тоже, есть воспоминания моей свекрови, есть истории, которые прислали мне друзья. Но большая часть, конечно, написана незнакомыми мне людьми.
– И насколько эти «истории со стороны» вписались в изначальный замысел?
– Все произошло непредсказуемым образом. Когда стали приходить письма, оказалось, что их невозможно приводить целиком, надо было найти какой-то ключ. Тогда были придуманы тематические главки, и книга сразу как-то самоорганизовалась.
– По какому принципу отбирались воспоминания? Если честно, некоторые из историй выглядят незаконченными, немало и таких, что представляют собой просто выплеск эмоций. Чем же они вас привлекли?
– Многие присылали не то что письма, а просто целые книги, и не всегда удавалось вычленить законченную историю. А эмоциональные всплески – так это же очень интересно! Вы, наверное, обратили внимание на такую деталь: вот человек описывает какую-то ужасную историю, тяжелейшую жизнь, а заканчивает письмо возгласом: какое у нас было счастливое детство! Хороший повод задуматься, как устроена человеческая память, как она сама, помимо наших намерений, отбирает самое важное и как будущее корректирует наши воспоминания.
– Если бы из всех историй надо было бы оставить только одну, какую бы вы выбрали?
– «Пол-улицы в подарок». Потрясающий случай, рассказанный Еленой Волленвебер, дочерью мальчика, с которым происходили эти события. Ее отец остался один после того, как мать его, медсестру, посадили за подпольный аборт. Уличные мальчишки, побирающиеся в этом маленьком городке, поделили весь город на улицы, у каждого был свой участок, где разрешалось собирать милостыню. И вот один мальчишка пожалел нашего героя и подарил ему половину своей улицы… А вообще там столько собралось писем с сюжетами, что еще на две книги осталось!
– Исчезнувшие реалии малопонятны тем, кто их не застал. Вы всерьез надеетесь, что молодые читатели смогут лучше понять своих бабушек-дедушек, станут больше уважать их и, значит, историю своей страны?
– Я всерьез на это надеюсь. Вообще-то КПД в нашем деле низкий, тут я не обольщаюсь, вряд ли много будет таких молодых людей, которых все это затронет. Но они все-таки будут. Вот вы прочитали, может, дадите своей подруге книжку, а та даст прочитать своим детям... Или какую-то историю из этой книги просто расскажет. И тогда я буду считать, что дело сделано.
– А вообще, по-вашему, почему люди сегодня перестают интересоваться прошлым своих предков, даже относительно близких? И начинают жить так, словно история мироздания с них только и начинается.
– Скажу жестокие слова: нам очень часто не нравятся наши родители, мы их, бывает, осуждаем. Чтобы понять их поступки, надо знать об обстоятельствах их жизни. Тот период, куда мы заглядываем, был временем тотального страха, и люди в массе предпочитали молчать. И эта привычка глубоко сидит в народе. А как можно спрашивать у людей, которые боятся отвечать? Это один из ответов на ваш вопрос.
– Пушкин почти 200 лет назад сказал, что не хотел бы иметь другой истории, кроме той, что Бог дал...
– Это редкий случай, когда трудно согласиться с Пушкиным. Бог дал нашей стране кровавую и тяжелую историю, мог бы быть помилостивее.