В 1901 году на Тверской был снят забор, и москвичи увидели витрины нового магазина. Гиляровский их описывал так: "Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства - жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок".
Да, главным здесь всегда были алкогольные напитки. Именно из-за них пришлось рубить вторые двери - вход с Козихинского переулка. Поскольку между первыми (с Тверской) и церковью Дмитрия Солунского не набиралось сорока двух сажень. А именно это расстояние необходимо было соблюдать между входом в храм и входом в заведение, торгующее "спиртуозами".
"Елисеевский" тут же стал достопримечательностью. Анастасия Цветаева писала, что здесь были "залы дворцового типа, уносившиеся ввысь. Заглушенность шагов (опилки) давали ощущение ковра. Люстры лили свет, как в театре. В нем плавились цвета и запахи фруктов всех видов и стран. Их венчали бананы из 1001 ночи. Выше всего царил ананас: скромный, как оперение соловья, с темно-волосатой шкуркой, с пучками толстых листьев вверху, заключавший подобие райского плода - несравненность вкуса и аромата: влажность - жидкость; вязкость - почти хруст на зубах; золотистость почти неземная - как пение соловья. Унося скромную покупку, мы не сразу осознавали приобретение. Шли, так обеднев утерей лицезренной красы..."
Даже Илья Шнейдер, до корней волос советский человек (он, в частности, был секретарем Айседоры Дункан, когда она приехала в послереволюционную Россию), отмечал: "В крещенский трескучий мороз в больших зеркальных окнах магазина братьев Елисеевых белели коробки с уложенными в ватные гнездышки крупными ягодами клубники Виктория, по три рубля коробка".
Столько же стоила бутылка бургундского вина "Кло де Вужо". Чуть подешевле шли "Монтраше", "Шабли", "Нюи" и "Шамбертен". Довольно дорогими (по четыре пятьдесят) были "Мускатель", "Рейнвейн" и "Мозельвейн". А токайское и вовсе продавалось только в полбутылках. Притом цена одной такой посудины колебалась от трех до пятнадцати рублей, в зависимости от возраста.
А купленная рыба упаковывалась в рекламную коробку с адресом и телефоном магазина.
Правда, и на Елисеева подчас бывала, что называется, проруха. Он, например, упустил очень выгодный бизнес: торговлю леденцами врассыпную.
Жил некий человек - Федор Ландрин, надомник. Он промышлял у Елисеева тем, что делал конфеты монпансье (каждая - из беленькой и красной половинок), заворачивал в бумажки и относил хозяину.
Как-то раз он с перепою позабыл про фантики, и притащил конфеты "голышом". Хозяин раскричался и выгнал Ландрина. Тот, горюя, сел на тумбу около гимназии. А гимназисточки решили, что мужик конфетами торгует, и быстренько скупили весь лоток.
Вот так выяснилось, что самому торговать выгоднее, чем работать на фирму Елисеева. И стал Ландрин богатым человеком, а его фамилия переместилась на название конфет (зазвучав при этом, словно некое французское словцо).