- Меня иногда называют "гражданином мира", - поделился с корреспондентом "Труда" Евгений Евгеньевич. - Я с этим не согласен. Артист, на мой взгляд, всегда духовно принадлежит тому народу, той стране, где он, что называется, состоялся, где произошло его человеческое и профессиональное становление. Другое дело, что в 90-е годы на Родине для меня сложились неблагоприятные условия. В Большом театре становилось все меньше "моих" спектаклей. Постепенно выступления в театрах и концертах переместились за рубеж. Лишь изредка я пел с Большим на гастролях или в Москве. К тому же финансовые дела театра устроены так, что если я приезжаю петь - значит, отнимаю у кого-то заработок. Хотя гонорар солиста таков, что хватит только на конфеты, но все равно на меня косились. Притом что цены на билеты с появлением моей фамилии в афише повышались, то есть я приносил театру доход...
В марте 2002 года я спел на сцене Большого "Набукко" с ясным ощущением, что это мой последний спектакль. Это чувствовалось по всей ситуации, сложившейся в ГАБТе. Поцеловал сцену и пошел разгримировываться. Предчувствия меня не обманули, сейчас для меня здесь работы нет. Я продолжаю выступать на других сценах мира, но, к сожалению, не в России. Несколько раз в этом сезоне спел Бориса Годунова, Филиппа в "Дон Карлосе", Гремина в "Евгении Онегине", а также премьеру "Дон Жуана" в Будапеште, исполнив новую для себя роль Командора.
Формально я остаюсь солистом Большого театра. Мой сын со своей семьей живет в Москве. И то, что мы с женой большую часть времени находимся за рубежом, не дает основания говорить, что я покинул Родину. Работу в Венской консерватории называю своей трудовой вахтой.
- Кто-то еще в вашей семье сделал музыку своей профессией?
- Никто - во всяком случае, пока. С будущей женой Екатериной Дмитриевной, Катей Алексеевой, мы познакомились, учась в Ленинградском инженерно-строительном институте (по первой профессии я строитель). И вот наше "знакомство" длится уже 44 года. Сын Максим - художник. Но в тот период, когда Союз художников практически не работал и заказов не было, он освоил компьютер, который может собрать своими руками, а также компьютерную графику, и сейчас стал одним из лучших специалистов в этой области. Он и мне купил компьютер, два дня объяснял, как с ним обращаться, но, пожалуй, мне легче запеть тенором, чем освоить подобную технику... Внуку Степе десять лет, он учится в школе, серьезно занимается немецким и английским языками, физической подготовкой. Кроме того, там два раза в неделю проводятся уроки музыки, что удивительно и радостно: ведь музыку из школьной программы у нас, копируя плохой американский опыт, попросту выбросили.
- Не рисковали ли вы, соглашаясь на преподавательскую работу в Вене? Ведь там совершенно другая певческая традиция.
- В педагогике я всю свою сознательную жизнь, считая с окончания Ленинградской консерватории. Таким образом, русской вокальной школе я отдал 25 лет. Давать мастер-классы меня приглашали в Германию, Японию, Австрию и другие страны. Мне было интересно, как это дело поставлено на Западе. Я изучил их систему. Должен сказать, у нас методика сильнее. Так что бояться мне было нечего, и я принял приглашение венцев. Между прочим, там у меня ученики из России, из бывших республик Советского Союза.
- Совсем недавно в Брюсселе прошел конкурс имени королевы Елизаветы, на котором вы работали в жюри...
- Это одно из самых авторитетных соревнований молодых музыкантов, его история ведет свой отсчет с 1937 года. На нем побеждали Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Леонид Коган, Владимир Ашкенази, Вадим Репин и другие представители русской исполнительской школы. Правда, все это пианисты и скрипачи, а вот певцы до последнего времени не очень радовали. Зато сейчас лауреатом стал бас Владимир Байков из Москвы. Премию получила также эстонка Айле Ассони, сопрано...
Честно говоря, за представителей бывших республик Советского Союза я переживаю как за своих, слежу за их творческим ростом. Например, в прошлом году на конкурсе Монтсеррат Кабалье я слушал певицу из Молдавии Диану Аксентий, меццо-сопрано. Сейчас в Брюсселе она блеснула мастерством и завоевала престижную "Премию столичного региона Брюссель", покорив всех прекрасным исполнением "Песни Варвары" из оперы Родиона Щедрина "Не только любовь".
- Глядя нынче на Большой театр и все, что с ним происходит, вы чувствуете себя сторонним наблюдателем?
- Конечно, нет. А вот то, что театр становится немножко другим, чужим мне, ощущаю.
- Обижаетесь?
- Помилуй Бог. Если что-то и идет не так, как мне представляется целесообразным, то в этом виноват не театр, а те, кто разрушил организационную систему, поддерживавшую его. И даже в этих условиях коллектив выдает по несколько премьер в сезон. Критиковать легко - а попробуйте сделать лучше! Меняются эпохи, а Большой театр остается Большим театром. Есть такие творческие организмы, которые могут болеть, но не могут исчезнуть. Они всегда возрождаются.
- Но болезнь премьерства во все времена поражала театральные коллективы. Кажется, и Большой не избежал этой участи...
- Чтобы вся жизнь Большого театра была насквозь пропитана этим недугом - такого не припомню. Если говорить о склоках и интригах, то в них я не участвовал. Предпочитал соревноваться с соперниками на сцене: я пою, и ты поешь, и пусть критика и публика выбирают "победителя". Вообще, по моему глубочайшему убеждению, чем лучше актер, чем выше его талант и мастерство, тем он меньше напоминает окружающим о своем премьерстве. Я застал в Большом театре атмосферу всеобщей заинтересованности в создании хороших спектаклей, достойных его великой сцены.
А как Борис Александрович Покровский умел зажечь артистов, заразить своим азартом! Всегда все у него работали с упоением. Если назавтра предстояла репетиция с режиссером Покровским, то с вечера я ложился спать с мыслью: "Какой прекрасный день предстоит!" В общении Борис Александрович очень прост. И как человек труда не терпит никакого пижонства или премьерства. У нас в Большом даже малейшие проявления этого порока он умел уничтожить на корню. Например, если вдруг кто-то на репетиции появлялся в щегольском костюме или в белых брюках, то для такого не в меру нарядного артиста он обязательно придумывал мизансцены с валянием на полу или стоянием на коленях. А как-то вдруг выяснилось, что "звездной болезнью" захворала Галина Павловна Вишневская: перестала отвечать на приветствия, словно забыла, как кого зовут. Однако тот же Покровский любил с ней работать, потому что свою не слишком богатую певческую и актерскую одаренность она компенсировала исключительным трудолюбием.
- Как вы относитесь к творчеству нынешнего кумира публики Николая Баскова?
- У Николая хорошие вокальные и актерские данные. Я один раз пел с ним в Большом театре в опере Верди "Набукко". Он тщательно подготовил новую для себя роль Исмаэля, уверенно пел и действовал на сцене. Доводилось мне слушать его пение и по радио, видеть на телеэкране - это уже в так называемом "легком жанре". Он человек, несомненно, одаренный, и ему нужно как можно скорее сделать выбор - опера или эстрада, - чтобы сосредоточиться на чем-то одном. Желаю ему успехов - а они приходят лишь тогда, когда предъявляешь к себе самые высокие требования.
Беседу вела