Накануне дня рождения поэта заглянем внутрь его «Домика в Коломне»
«А. С. Пушкин возвратился в здешнюю столицу из Арзрума. Он был на блистательном поприще побед и торжеств русского воинства, наслаждался зрелищем, любопытным для каждого, особенно для русского. Многие почитатели его музы надеются, что он обогатит нашу словесность каким-нибудь произведением, вдохновенным под тенью военных шатров, в виду неприступных гор и твердынь, на которых мощная рука эриванского героя водрузила русские знамена», — писала «Северная пчела» 16 ноября 1828 года. Чем же ответил Пушкин на призывы патриотической общественности?
«Четырестопный ямб мне надоел: / Им пишет всякий. Мальчикам в забаву / Пора б его оставить. Я хотел / Давным-давно приняться за октаву. / А в самом деле: я бы совладел / С тройным созвучием. Пущусь на славу! / Ведь рифмы запросто со мной живут; / Две придут сами, третью приведут».
Так начинается «Домик в Коломне». Странная поэма, о которой пушкиновед Михаил Гершензон писал: «Первая треть ее занята длиннейшим рассуждением о стихотворных размерах, с полемическими выпадами против тогдашней журнальной критики; остальные две трети — прекрасное повествование, сюжет которого, однако, чрезвычайно странен. Непонятна связь между тем вступлением и самой повестью, но еще более непонятно, для чего Пушкин вздумал тщательно излагать в великолепных стихах пустой анекдот — историю о том, как вновь нанятая кухарка в мещанской семье оказалась переодетым мужчиной».
Знаменитый литературовед считал, что «понять «Домик в Коломне» можно, только погрузившись сочувственно в настроение, которое переживал Пушкин в дни создания этой поэмы». Задача, прямо скажем, не из простых даже для искушенного читателя, особенно если учесть, что поэма была создана за несколько дней вдохновенной Болдинской осени.
По свидетельству Павла Анненкова, повесть при появлении ее в «Новоселье» (1833 год) «почти всеми принята была за признак конечного падения нашего поэта. Даже в обществе старались не упоминать о ней в присутствии автора, щадя его самолюбие». Белинский писал: «Домик в Коломне» — игрушка, сделанная рукою великого мастера. Несмотря на видимую незначительность ее со стороны содержания, эта шуточная повесть тем не менее отличается большими достоинствами со стороны формы«. Он находил, что от чтения этой повести на душе остается «впечатление легкое, невыразимо-сладостное».
Пушкин видел реакцию современников, но не сердился и молчал.
Мария Виролайнен, главный научный сотрудник Отдела пушкиноведения Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН рассуждает о «Домике в Коломне» иначе. Поэма была написана в 1830 году, после того как Пушкин совершил путешествие на Кавказ в действующую армию. От него ждали поэтических откликов на события кавказской войны, а Пушкина это очень раздражало. В конце концов вместо воспевания побед русского оружия он написал поэму, посвященную самому ничтожному случаю, анекдоту: история о том, как гусар, переодевшись кухаркой, проник в скромный домик вдовы и ее дочери.
Конечно, это уже само по себе было полемическим выпадом, но главное заключается не в этом. Главное сосредоточено в первых девяти октавах «Домика в Коломне», посвященных поэзии, поэтическому мастерству. Именно в этих октавах зазвучала военная тема: «Отныне в рифмы буду брать глаголы. / Не стану их надменно браковать, / Как рекрутов, добившихся увечья, / Иль как коней, за их плохую стать, — / А подбирать союзы да наречья; / Из мелкой сволочи вербую рать. / Мне рифмы нужны; все готов сберечь я, / Хоть весь словарь; что слог, то и солдат — / Все годны в строй: у нас ведь не парад».
Конечно, это очень легкий шутливый текст. Но у него имеется и второй план, абсолютно серьезный. Для поэзии, действительно воспевающей военную тему, например, для какой-нибудь оды, главным будет то или иное сражение, победа или война в целом. Например, характерная для XVIII века сквозная мысль: победа русского оружия дарует всем народам мир и тишину. Пушкин как бы переструктурировал, демонстративно поменял местами смыслы. Война стала поставщиком метафор: рекруты, строй, парад, рать... Весь этот военный словарь использован для описания поэтического творчества и его обозначения. А главной мыслью стало утверждение полной, царственной независимости и свободы поэзии. «А стихотворец, с кем же равен он? / Он Тамерлан иль сам Наполеон».
Он властитель, но не служитель! Он не властитель умов, не человек, который властвует над толпой или миром, он вообще не тот, кто претендует на власть над действительностью, и он не возделыватель действительности, кем станут позднее русские классики, которые поставят своей задачей служение обществу («Веленью божию, о муза, будь послушна»).
Поэт в «Домике в Коломне» — владыка только своего поэтического мира. Он командует рифмами, словами, октавами, глаголами, наречиями, и эта волшебная власть, как Золушкина карета, немедленно исчезает за порогом поэзии. Золотой век — это эпоха главенства поэзии, свободная от служебных задач, обращенная на самое себя. «Цель поэзии — поэзия», — утверждал Пушкин. И это доказывает в лекции «Золотой век» как литературный феномен" сопредседатель Пушкинской комиссии РАН Мария Виролайнен.
А существует ли адрес того домика в Коломне? Пушкин всегда точен в своем творчестве во всех смыслах, но домик тот, конечно, вымышлен. А вот очаровательное место, где домику полагалось быть, настоящий островок старой Коломны, сохранилось. И даже память о пушкинских героях там запечатлена — стоит стела с его стихами. В народе до сих пор эту местность называют Покровкой, хотя с 1923 года Покровскую площадь переименовали в площадь писателя Тургенева, а Покровскую церковь снесли весной 1934 года.
Иван Сергеевич Тургенев, похоже, там и не бывал никогда. Пушкин же после окончания Лицея до своей ссылки с 1817-го по 1820-й жил с родителями на Фонтанке, 185, бывал на службе в церкви Покрова Пресвятой Богородицы. Построена она на деньги прихожан, среди которых были и родители Александра Сергеевича. «У Покрова / Стояла их смиренная лачужка / За самой будкой. Вижу как теперь / Светелку, три окна, крыльцо и дверь. / Дни три тому туда ходил я вместе / С одним знакомым перед вечерком. / Лачужки этой нет уж там. На месте / Ее построен трехэтажный дом».
Каменный Покровский храм на месте прежнего деревянного возведен в 1798-1812 годах Иваном Старовым, а рядом по проекту Василия Стасова и Константина Тона в 1814-1816 годах были построены две часовни. Сейчас нет ни церкви, ни часовен, в центре нынешней площади Тургенева находится сквер, спроектированный архитектором Николаем Бенуа, открытый 11 июня 1887 года. Сквер там и остался. В 2000 году на месте храма установлен памятный знак. Из сквера можно дворами дойти до набережной Фонтанки к бывшему доходному дому Клокачева, где Пушкины снимали квартиру в семь комнат, вероятно, на втором этаже. Три из них, парадные, выходили десятью окнами на Фонтанку, остальные во двор, где находился небольшой сад. Пушкин занимал одну из комнат, выходивших окнами во двор.
Сохранилось ее описание, сделанное переводчиком В. А. Эртелем. «У дверей стояла кровать, на которой лежал молодой человек в полосатом бухарском халате с ермолкою на голове. Возле постели на столе лежали бумаги и книги. В комнате соединялись признаки жилища молодого светского человека с поэтическим беспорядком ученого». В этой комнате Пушкин закончил поэму «Руслан и Людмила». Здесь поэта часто посещали друзья Дельвиг, Баратынский. «Я живу / Теперь не там, но верною мечтою / Люблю летать, заснувши наяву, / В Коломну, к Покрову — и в воскресенье / Там слушать русское богослуженье».
Вот оно как все соединилось в нашей истории!