- Отчего вы всегда ходите в черном? - задал я "для разрядки" первый вопрос, вспомнив бессмертную фразу из чеховской "Чайки".
- Разумеется, это не траур по моей загубленной жизни, - легко подхватил интонацию Михаил Сергеевич. - Этот стиль одежды сложился сам собой. В то время, когда я только начал облекаться в черные, слова "имидж" еще никто не знал. И никаких дизайнеров и художников по костюмам, которые складывали актерский образ, не было в помине. Да и вообще во времена моей молодости редко кто мог похвастаться разнообразным гардеробом. Помню, был такой анекдот: "Как ты меня узнал через столько лет?" - "По пальто". Этот анекдот - про меня. Я проучился в институте в общем-то в одном свитере и джинсах. "Парадной" одежды у меня долго не было. И только на съемках фильма "Мама" я на суточные купил себе в Румынии черный пиджак, черные брюки и черную водолазку - ее, кстати, еще надо было "достать". Вот так я и появлялся на экранах телевидения, на концертах. А потом это стало не то что традицией, а моей актерской униформой, что ли.
- Вы шляпу когда-нибудь снимаете?
- На эстраде не снимаю никогда. А в жизни я ее не так уж часто надеваю. Когда хочу, чтобы меня не узнали, - влезаю во что-нибудь светлое, а сверху нахлобучиваю джинсовую кепку. Но все равно узнают.
- Вас сильно "достает" ваша популярность?
- Да нет, у меня выросла толстая кожа, я научился с этим жить. Я ведь практически не бываю на людях. Не хожу на экскурсии, не гуляю по улицам даже тех городов, где оказываюсь в первый раз. Из парадного - в машину, из машины - бегом до служебного подъезда. Поэтому у меня нет дубленки, шубы, я редко надеваю пальто. Мест, где меня можно "достать", совсем немного - это аэропорты, вокзалы. Но я туда прибегаю в последние минуты... Конечно, основное мое время съедает дорога. Фактически мне платят не за то, что я выступаю на сцене, снимаюсь в кино, а за то, что неутомимо передвигаюсь в пространстве: лечу во Владивосток - возвращаюсь из Владивостока, еду в Германию - возвращаюсь из Германии... Единственное место, где я могу "отдохнуть", то есть получить удовольствие, - это сцена театра, но там я работаю практически бесплатно.
- Нет желания, говоря расхожей фразой, "остановиться, оглянуться"?
- Как раз сейчас у меня очень спокойный, созерцательный период. Мало что делаю нового, много читаю, думаю, аккумулирую в себе какие-то вещи. Остановиться совсем, замереть - я не могу. Хотя бы потому, что мне надо содержать семью. Да и без работы я себя дискомфортно чувствую. Если бы мне предложили полежать недельку на диване, я тут же рехнулся бы. Но вкалывать, как раньше, то есть сниматься в трех фильмах сразу, играть 20 спектаклей в месяц, - от этого меня нынче увольте.
- У вас бывают приступы острого недовольства собой?
- Часто.
- И как это выглядит?
- Я впадаю в бесплодную, неразрешимую рефлексию. Беда в том, что моя актерская профессия связана с партнерами, один я собой ничего не представляю. Я не могу написать песню, не могу сочинить сценарий, пьесу, я не умею рисовать, не могу поставить фильм или спектакль. Я - всего лишь исполнитель, и это меня бесит.
Еще меня раздражает падение профессионализма во всех видах и жанрах творчества. То, чему меня учили в институте, то, чему я сам учился на спектаклях Евстигнеева, Ефремова, Миронова, Даля, Луспекаева, Товстоногова, - все это сегодня никому не нужно. Требования в кино, в театре, на эстраде - крайне низкие. Наверное, на этом уровне и я мог бы сделать проект телепередачи, написать песню или пьесу, но мне это неинтересно. Хочется настоящей, серьезной работы, а один я ее сделать не могу. Искать же единомышленников, связываться с коллективом в мои планы не входит. Какой-то замкнутый круг...
- Что вы читаете?
- Все подряд, но в основном мемуары, книги по истории. Когда читаю хорошую художественную литературу, то как бы погружаюсь в действие, проигрываю его про себя. И с горечью обнаруживаю, что мои представления о том, как сыграть ту или иную роль, сегодня выше, чем мои способности воплотить это. То есть я знаю, как, условно говоря, взять высоту в 3 метра, но сам прыгнуть на 3 метра уже не могу. И это выводит меня из себя.
- А в юности могли прыгнуть на 3 метра?
- В юности я не думал ни о чем таком. Меня, молодого жеребца, выпустили из загона, я помчался, а куда, зачем - не знаю. Это был восторг от жизни, от театра, от кино, от самого бега, пусть порой и по кругу. Серьезные мысли об уникальной и очень трудной, ответственной профессии артиста пришли много позже.
- Как вы считаете, в какой мере вы реализовали к сегодняшнему дню свои возможности?
- В известной мере, конечно, реализовал. Подобно все тому же спортсмену, который прыгнул, скажем, на 2 метра 20 сантиметров, я могу спокойно идти на пенсию. Мне грех жаловаться на судьбу, я переиграл множество ролей классического репертуара: Лопе де Вега, Мольера, Дюма, Шекспира... Я встречался на сцене и на съемочной площадке с Алисой Фрейндлих, Алексеем Петренко, Маргаритой Тереховой, Евгением Леоновым, Анатолием Солоницыным... И все же, если бы мне предложили сегодня настоящую роль, я бы еще встрепенулся, как боевой конь при звуке походной трубы.
- Мне кажется, что вас использовали все-таки в основном как актера романтического, как идеального исполнителя рыцарей плаща и шпаги, а с глубокой психологической драматургией вы встречались реже...
- Может, и слава Богу? Для этого вообще-то другие артисты есть, и их много. Мне трудно представить, скажем, Смоктуновского в роли Д'Артаньяна. И, наоборот, Боярского в образе Гамлета, Порфирия Петровича. Каждому - свое. Даже Тартюф - этот обаятельный негодяй - уже для меня большой подарок. А потом давайте допустим на минуточку, что я встретился на своем творческом пути с Достоевским, Чеховым, Островским... Совсем не уверен, что последним это доставило бы большое удовольствие. Как, впрочем, и зрителям.
- Знаю, вы горите идеей снять продолжение "Трех мушкетеров", досочинить историю их жизни и смерти... Вас не смущает, что Д'Артаньян и его товарищи, которых мы видели молодыми, красивыми, теперь предстанут на экране изрядно потускневшими, скажем так, потертыми?
- Я не женщина, мне трудно судить, насколько мы трачены молью и жизнью. Для меня Бельмондо как актер и мужчина гораздо интереснее именно с возрастом. Равно как и Жан Габен, Марлон Брандо, Аль Пачино... Мужские поступки можно совершать в любом возрасте - и в 16, и в 65. Я придумал, во имя чего Д'Артаньян и его друзья совершат свой последний подвиг. У режиссера Юнгвальд-Хилькевича - свой взгляд на то, каким должно быть кино. Но я готов на любой вариант, лишь бы встретиться с персонажами, которые сыграли в моей жизни и в жизни моих друзей такую большую роль.
- Мушкетеры, кроме того, что они были героями, были еще известными повесами, ловеласами, бражниками. Поэтому и я позволю себе перейти к более легкомысленным вопросам. Например, к такому: говорят, ваша первая фраза на сцене была...
- ..."Ишь, нахлестался".
- Вот именно. Вам не кажется, что она сыграла пророческую роль в вашей судьбе?
- Это вы насчет возлияний? Ну что ж, я действительно провел жизнь в этом смысле довольно бурно. Скажу больше: я никогда не старался пропускать вместе со своими друзьями это увлекательное, чисто русское занятие.
- Сегодня вы тоже позволяете себе "расслабляться" таким образом?
- А как же. Я пил, пью и буду пить. Конечно, сегодня я делаю это не так часто, как мне хотелось бы. Потом, я не так часто встречаюсь со своими друзьями. Последний раз это случилось 25 января, в день рождения Высоцкого. Мы помянули Владимира Семеновича, застолье было серьезным, мужским.
- Владимир Семенович знал толк в этом деле...
- И многие другие творческие люди знали в нем толк: Петр Алейников, Олег Даль, Александр Вампилов - список можно продолжать долго.... Некоторых это даже раньше времени свело в могилу. Но у меня есть своя теория на этот счет. Я считаю, что только тот, кто идет во всем до конца, до упора - как Урбанский в риске, как Высоцкий в любви и выпивке, - способен и в творчестве поразить, пронзить. Это профессия такая роковая - надо выплеснуть себя всего без остатка. А тот, кто умеет себя контролировать, сдерживать в жизни, вряд ли удивит на сцене или на экране.
- Ваша жена с пониманием относится к вашим "выплескам"?
- Я умею оберегать ее от крайностей своей натуры. Если бы это было по-другому, она бы давно ушла от меня. Я не крушу мебель, никого не бью, не бегаю с топором по квартире. Мои выпивки случаются в компании друзей, часто в другом городе и на семью не оказывают такого разрушительного воздействия, как можно предположить. Если это происходит дома, тут вступают в действие некие сдерживающие начала. Я не сумасшедший, нет.
- Я знаю, что у вас "домостроевские" взгляды на роль женщины в семье. Она должна быть дома, при хозяйстве. Между тем ваша супруга Лариса Луппиан - известная театральная актриса. Как вы с этим миритесь?
- Когда я говорю о "домострое", то в первую голову имею в виду роль мужчины в семье. А мужчина должен работать и зарабатывать - это его прямая обязанность. Если я, родившись в достаточно бедной актерской семье, где родители получали по 150 рублей, смог создать для своих домочадцев условия, когда они живут в хорошей квартире, не знают недостатка ни в еде, ни в питье, ни в одежде, имеют возможность путешествовать по миру, ходить на самые престижные премьеры, то я вправе требовать от них, чтобы они относились ко мне с должным уважением. Вот и весь мой "домострой". Такому подходу к жизни стараюсь научить и своих детей.
- Чем они занимаются?
- Лиза первый год учится в театральном институте. У нее есть азарт, желание стать актрисой. Она тоже родилась за кулисами театра, знает все его тайны, но сумеет ли проявить свою индивидуальность - покажет, как ни банально это звучит, время. Лиза у нас натура более эмоциональная, Сергей, как и положено парню, более сдержанный, даже скрытный. Но тем не менее записал и сейчас выпускает в продажу пластинку, где он автор музыки, слов и исполнитель песен. Сейчас у Сережи такой период, что он хочет попробовать себя во всем. Например, учится у Владимира Бортко на режиссуре. Но актером, клянется, не станет никогда. Насмотревшись, видимо, на мой тяжелый труд, он понял, что ему работать в таком ритме не по силам. И он, конечно, прав. Я могу пахать 24 часа в сутки и подряд несколько недель. Ну, может, еще Колька Караченцов так страшно работает. Я его встречаю спящим в самолете, он откроет один глаз, скажет: "Привет, Миша" - и тут же снова засыпает.
- Вы тоже отсыпаетесь в самолете?
- Я в самолете спать не могу. И вообще могу без сна прожить довольно долго. Знаю, конечно, что если не поспать 2 - 3 ночи, то обязательно осипну, и тогда мой выход на эстраду не имеет смысла. Но я же не вокалист, голос у меня не поставлен, кричу, ору, сиплю - мне и это прощают.
- Нормальные 7 - 8 часов ежесуточного сна - это для вас из разряда утопии?
- Когда у меня спокойная жизнь, когда я дома, то раньше полчетвертого утра спать не ложусь. В квартире уже давно тихо, я досматриваю последние передачи, пью кофе с молоком, проглатываю снотворное, которым забиты мои карманы, беру недочитанную книгу - сейчас это "Фауст" Гете, - и приходит сон. Если надо встать в 8 утра, значит, встаю в 8 и никаких проблем не испытываю. В сон меня тянет чудовищно в 5 - 7 часов вечера. Если есть спектакль или концерт, я себя, естественно, перебарываю. Если спектакля нет и передремну хоть полчаса - опять ночь потеряна для сна.
- К концертам, спектаклям как-нибудь готовитесь?
- Никогда и никак. Я просто знаю, что сегодня спектакль - и этого мне достаточно. Я могу играть в шахматы, читать анекдоты в журнале, разговаривать о футболе, но стоит меня вызвать на сцену - и все, я готов. Готов за сутки до спектакля.
- Вот вы сказали про футбол... Я знаю, что вы много лет болеете за "Зенит".
- Я именно болельщик, а не фанат. Получаю удовольствие от того, чтобы прийти на стадион, поговорить о футболе. Выпить пива или водки. Стадион - это особая планета, на которой мне очень комфортно. Там нет женщин рядом, никто тебя не ругает. Когда выпиваешь - это нормально. Не выпиваешь - ненормально. Ты все знаешь про своих соседей, друзей по этому мужскому клубу. У этого с собой всегда сигары, а у этого - семечки. Этот приносит с собой коньяк, а этот непременно водку. Этот выпивает за каждый гол, а этот и без голов пьет. Меня эта атмосфера расслабляет, отвлекает от тяжелых мыслей.
- А сами в футбол не играете?
- Раньше играл довольно часто в составе команды актеров, сейчас меня вполне устраивает статус болельщика.
- А как поддерживаете физическую форму?
- Я не знаю, что такое плохая физическая форма. У меня конституция такая - пошел в отца, дядю, брата. Я могу есть, могу не есть - все равно вешу 73 килограмма. Я экономически выгодный муж - меня можно не кормить. Чем больше работаю, тем мобильнее становлюсь, тем проще мне на сцене. Шесть концертов в день - да с легкостью! Заболевать я начинаю, когда кончается работа. Когда шумит поезд и ты в нем едешь, - то ни черта ведь не слышишь. Вдруг поезд остановился, оказывается, поют птицы, шумит ветер. Так и тут. Три дня не поработал, обнаруживается, что у тебя есть насморк, панкреатит, диабет... Посмотришь на язык - он желтый. Глаза - мутные. Когда слезаешь с лошади, очень болят ноги. Чтобы они не болели, нужно снова сесть на лошадь...