.jpg)
Не так давно наша страна входила в тройку лидеров часового дела...
У Политехнического музея двойной праздник: собрание часов пополнилась уникальным экспонатом — часовой станцией Центрального телеграфа, а куратор собрания Татьяна Фокина выпустила книгу «600 лет часового дела на Руси» — подробнейшую отечественную летопись этого искусства.
Часовая станция Центрального телеграфа поступила в музей совсем недавно
Коллекция, находящаяся на попечении Татьяны Фокиной, насчитывает более 3 тысяч единиц хранения, но такого великана (2 метра в высоту и 4 метра в длину) в ней еще не было. Станция, синхронизировавшая все часы Московского телеграфа, а впоследствии и более тысячи уличных часов столицы (выпущенные ленинградским заводом «Хронотрон» в 1950-е, они тоже имеются в коллекции), работала без капитального ремонта с 1929 года вплоть до закрытия телеграфа. Теперь она украшает экспозицию музея в технополисе «Москва». Таких грандиозных часовых приборов в стране было всего два: на Центральном телеграфе и в историческом здании Государственной Думы, где станция проработала с 1912-го по 1975-й.
— В фонды Политехнического музея часы начали поступать со времени его открытия, — рассказывает Татьяна Фокина. — Но демонстрировались они как разрозненные экспонаты. Начало систематизированному собранию было положено в 1969 году, когда музей приобрел коллекцию часов, насчитывавшую более 130 экземпляров, у Павла Васильевича Курдюкова, знатока и собирателя из города Ангарска. Я тогда только пришла в музей, и меня, выпускницу МЭИ, приставили к часам. Оканчивала я факультет автоматики и вычислительной техники, то есть занималась электроникой, часы же — прежде всего механика. Пришлось все осваивать с нуля — второе образование получать в научных библиотеках и архивах. Но мне очень интересно стало, как же устроены эти магические механизмы, измеряющие то, чего нельзя ни потрогать, ни увидеть...
Теперь по этой коллекции можно проследить всю историю часов — от древних солнечных до точнейших современных. Многие механизмы созданы талантливыми российскими механиками и конструкторами. История отечественного часового дела уходит корнями во тьму веков. Но за точку отсчета принят 1404 год, когда, согласно летописному свидетельству, в Москве на великокняжеском дворе у соборной Благовещенской церкви сербским монахом Лазарем были установлены первые башенные часы.
«Сей часник наречется часомерье, на всякий час ударяет молотом в колокол, размеряя и рассчитывая часы ночные и дневные», — повествует летописец. Упоминание дневных и ночных часов не случайно: циферблат, в отличие от привычного нам, имел 17 делений. Мастера исходили из продолжительности светового дня, а на широте Москвы самый длинный составляет как раз 17 часов. Механизм был устроен таким образом, чтобы можно было замедлять или ускорять ход в зависимости от времени года. К 1585 году часами были оснащены уже не только Спасская, но и Тайницкая и Троицкая башни.
А пошло дело шагать по всей Руси. В своей книге Фокина рассказывает удивительную историю о мастере-самоучке Федоре Скородумове, в 1885 году собравшем башенные часы из деревянных деталей для родного села Бурга в Новгородской облас-ти. Татьяна Алексеевна обнаружила разобранный механизм на чердаке сельсовета. Циферблат не сохранился, но механизм сотрудникам музея удалось восстановить.
Переход от солнечных часов к механическим можно назвать революционным, хотя поначалу точность их составляла плюс-минус час в сутки из-за того, что механизм приводился в движение маховиком. Но тут подоспела вторая часовая революция — открытие Галилеем свойств маятника и его идея использовать его для отмеривания равных промежутков времени, что значительное увеличивало точность. Кстати, не так давно Политехнический заказал в НИИчаспроме действующую модель Галилеевых часов, выполненную по чертежам великого ученого, и теперь она составляет часть музейной коллекции. А точку в истории маятниковых часов поставил советский конструктор Феодосий Федченко, в 1970 году разработавший уникальный астрономический хронометр с погрешностью хода в одну секунду за 15 лет. Такая точность обеспечивается помещением маятников в вакуумные колбы. Изобретение запатентовано в Великобритании, Швейцарии и США.
Первые часы, сделанные Феодосием Михайловичем, хотела приобрести Гринвичская обсерватория, но он сам передал их в дар Политехническому музею, а в Англию уехал второй экземпляр. Англичане не зря положили глаз на прибор. Для обсерватории это инструмент первой необходимости, поскольку в астрономических наблюдениях порой имеют значение и миллионные доли секунды.
Особый раздел собрания — «императорские» часы. Выдающийся изобретатель Иван Петрович Кулибин подарил Екатерине II часы размером чуть больше куриного яйца, состоящие из 427 деталей. Их механизм мог исполнять четыре мелодии, включая «Оду императрице», сочиненную самим мастером, и приводить в движение театр-автомат с микроскопическими фигурками. Талант Ивана Петровича прошел и такое испытание. Князь Потемкин заказал для государыни в Англии у знаменитого часовщика Джеймса Фокса часы «Павлин». При перевозке они превратились в груду деталей и были доставлены Кулибину в корзинах. И он из этой груды воссоздал сложнейший механизм. А ведь любой техник вам скажет: легче сконструировать собственный механизм, чем разобраться, как действует чужой.
.jpg)
«Павлин» сегодня украшает Эрмитаж. Зато в коллекции Политехнического есть часы, сделанные польским крестьянином Францем Карасем в дар императору Николаю II. Их в разобранном и сильно поврежденном виде Татьяна Фокина и ее коллеги обнаружили в одном из подвалов Эрмитажа в начале 70-х и с разрешения тогдашнего его директора Бориса Пиотровского увезли в Москву. «Я сама собирала циферблат из осколков, раскладывая их на полу как головоломку, — вспоминает Татьяна Алексеевна. — А наши механики по деталям собирали механизм. И часы, молчавшие больше полувека, снова ожили!»
Штрихи
Если сыграть в ассоциации, то на слово «часы» большинство из нас откликнется — «швейцарские». Между тем, СССР к началу 80-х вырос в одну из трех главных часовых держав мира. Притом что часовую промышленность после революции пришлось создавать с нуля. Нет, часовые заводы были у нас и прежде. Два первых производства, в Москве и Петербурге, открылись в 1762 году по повелению Екатерины II. Но существовали они недолго, уже при Павле в Россию хлынули иноземные часовщики. При всем уважении к «Павлу Буре» и другим именитым фирмам, российским мастерам они доверяли только сборку, а производство располагалось в Германии или Швейцарии.
Первому и Второму московским часовым заводам, запушенным в 1930 году, пришлось начинать с начала. А в 1990-е наша часовая промышленность была разрушена до основания, и возрождение ее началось совсем недавно. Хочется верить, что 600-летней истории отечественного часового дела прерваться не дадут.
Внизу на циферблате с двух сторон размещены надписи: «Остроумного таланта математик самоучка крестьянин» и «Уроженец Люблинской губернии Новоалександрийского уезда». Часы с заводом на 400 суток показывают не только время, но и долготу дня и ночи, время восхода и захода солнца, а также движение Солнца, Земли и Луны относительно друг друга.