Порадовала всех нас министр здравоохранения Татьяна Голикова. Доложила на заседании правительства о достижениях в такой жизненно важной сфере, как высокотехнологичная медицинская помощь (ВМП). Речь, напомню, о дорогостоящем, нередко уникальном лечении — например, операциях на сердце, пересадках органов, онкологических заболеваниях. Эта область всегда была ахиллесовой пятой нашего здравоохранения. Получить квоту на лечение было трудно, а нередко вообще невозможно.
Сейчас ситуация меняется. Пролеченных (как говорят медики) больных по сравнению с началом
На первый взгляд, замечательные результаты и действительно много жизней удалось спасти. Однако все познается в сравнении. Давайте посмотрим, каковы реальные потребности наших граждан в таком лечении. Начнем с кардиологии. Сердечные болезни, как известно, являются главными убийцами в мире. Инсульты, инфаркты ежегодно уносят жизни миллионов.
Один из эффективных методов лечения, широко использующийся для предупреждения инсультов и инфарктов, — ангиопластика. Это когда через небольшой прокол — например, в районе бедра — в артерию вводится катетер, который по сосудам доставляется в грудную клетку к самому сердцу — именно к тому месту, где находится тромб или
Ангиопластика, стентирование стали в свое время революционным новшеством в кардиологии. В США за год делают 1,3 млн таких операций. У нас в 15 раз меньше.
Хорошо известна и другая операция на сердце — аортокоронарное шунтирование (АКШ). Но ее нельзя отнести к малотравматичным. Потому что до недавнего времени операция проводилось, как правило, на открытом сердце, при этом разрезалась грудная клетка. Американцы в последние годы резко уменьшили количество АКШ, но все же делают этих операций немало. Обнадеживает, что появились новые методы, например внутрисосудистое протезирование, при котором сердечный клапан устанавливается с помощью катетера, без вскрытия грудной клетки.
В ряду сердечных недугов особое место занимает аритмия. По данным доктора медицинских наук Алексея Турова, 2 тысячи человек каждый час погибают в мире от жизнеугрожающих аритмий. Опасность велика. И в США ежегодно устанавливают 140 тысяч кардиостимуляторов. У нас — в разы меньше.
Итак, более 1,5 миллиона американцев получают высокотехнологичное кардиологическое лечение. Вопрос: сколько в России делают аналогичных операций и какова потребность? Чтобы определить ее в сравнении с Соединенными Штатами, надо учесть два обстоятельства.
Итак, 600 тысяч кардиологических больных в России остаются за бортом. Многие даже не знают, что им необходимо высокотехнологичное лечение, которое может существенно продлить жизнь. Другие стоят в очереди на операцию, но могут умереть, не дождавшись ее. Сколько таких трагедий? Не знает никто. Но иногда дело доходит до громких публичных скандалов. В начале мая
Шум тогда поднялся нешуточный — в прессе, в общественных организациях. Уже назавтра представители Министерства здравоохранения Свердловской области, используя телевидение, поспешили заявить, что миллионы рублей будут выделены Институту кардиологии в ближайшее время. Вместе с тем чиновники вынуждены были признать: в региональном бюджете нет денег, чтобы полностью профинансировать дорогостоящие кардиологические операции.
«Нет денег» — значит, заведомо обречены те, на кого не хватило бюджетного финансирования:
Смертность от
Одна из главных причин огромного отставания от стран — лидеров по количеству операций на сердце и сосудах — недостаточное финансирование. Мы строим новые центры медицины высоких технологий, но даже существующие клиники, оснащенные дорогостоящим современным оборудованием, принимают значительно меньше пациентов, чем могли бы, потому что не имеют денег на расходные материалы и другие нужды. Спрашивается: если не хватает средств на операции в хорошо зарекомендовавших себя больницах, то будут ли в полной мере финансироваться новые центры?
Не удовлетворена потребность в дорогостоящем лечении не только в кардиологии. Если прибавить несделанные операции на венах, других сосудах, то картина получается совсем грустной.
А вот ситуация с заменой больных суставов на искусственные. Сегодня в мире отмечается стремительный спрос на эти операции. В Америке, например, ежегодно имплантируется около 500 тысяч эндопротезов. Что касается России, то потребность, по подсчетам специалистов, 250 тысяч, а выполняется ежегодно только 30–35 тысяч операций, то есть в семь раз меньше, чем нужно.
Еще тяжелее доля у российских диабетиков. Каждый год у 600–700 тысяч человек хирурги ампутируют часть ноги. Многие после через
В целом, по оценкам, 1,6 млн россиян нуждаются в высокотехнологичной медицинской помощи (включая онкологию). Таким образом, в минувшем году ее получил лишь каждый пятый. А в
Как же быть остальным сотням тысяч больных? Судя по всему, они останутся наедине со своими проблемами и завтра, и послезавтра. Фонд «Подари жизнь» собирает деньги на лечение детей: для Васи Бегунова нужно 222 тысячи рублей, для Никиты Зябкина — 354 780, для Егора Набоко — 222 тысячи, для Татьяны Жарковой — 928 тысяч, для Маргариты Поповой — 169 200:
Итак, несмотря на увеличение объемов высокотехнологичной медицинской помощи, говорить о «прорыве», «серьезных успехах в этой области» неуместно. И уверять, что в
Профессиональные спортсмены предпочитать лечиться за границей и там же проходить реабилитационный период после тяжелых операций. Но стоит отметить, что для них не стоит финансовый вопрос лечения, поскольку большинство клубов и федераций имеют контракты с крупными страховыми компаниями, на которые и ложится оплата лечения в случае травмы спортсмена.
Футболисты чаще всего выбирают для лечения Германию. Особенно у них пользуется спросом клиника доктора Томаса Пфайфера. Этот специалист поставил на ноги после травм чуть ли не каждого второго футболиста нашего чемпионата. В свое время в его клинике оперировались такие известные игроки, как Егор Титов, Дмитрий Парфенов, Вениамин Мандрыкин, Евгений Бушманов и многие другие.
Знаменитый фигурист Евгений Плющенко рассказал «Труду», что он также выбрал местом проведения предстоящей операции одну из немецких клиник. «В 2005 году у меня была очень болезненная травма — повреждения паховых мышц, — вспоминает олимпийский чемпион. —
Лариса Лебедева, москвичка: «В России буквально приговорили, в Германии за 15 минут вернули к жизни»
— Я столкнулась с тем, что в нескольких российских клиниках мне поставили три разных диагноза. В первой сказали, что нужна срочная операция на сосудах, во второй — что оперировать нужно шейный отдел позвоночника, а в третьей — что у меня болезнь Паркинсона, и она не лечится, можно только пытаться поддерживать состояние. Врачи, у которых я была, — серьезные специалисты, попасть к ним было сложно даже по знакомству. И стало совершенно непонятно, кого слушать. Когда я была уже на грани срыва, родственники отправили меня в одну из клиник Берлина. Уже через 15 минут после осмотра врач сказал, что никакого Паркинсона у меня нет. За два дня мне качественно, вежливо и приятно провели обследование и поставили окончательный диагноз. Никакой операции не понадобилось. Мне назначили лечение. Уже потом врач сказал, что если бы у меня было
В конце прошлого года в крупной автомобильной аварии пострадал губернатор Свердловской области Александр Мишанин. Тогда на трассе Екатеринбург — Серов столкнулись несколько автомобилей. Главу региона поместили в реанимацию. Его состояние оценивалось как тяжелое, врачам пришлось сделать несколько сложных операций. После того как врачи Свердловской больницы сообщили, что интенсивный период лечения закончен, родственники Мишанина отправили его в одну из клиник Германии. Там ему предстояло пройти курс лечения.
Ситуация, когда пациентов после тяжелых хирургических вмешательств отправляют на реабилитацию за рубеж, для нашей страны не редкость. Врачи отмечают, что нехватка серьезных реабилитационных центров в России — одна из важнейших медицинских проблем.
— Доктор, у меня голова болит.
— У меня тоже.
— И сердце колет.
— У меня тоже.
— И печень
— У меня тоже.
— Знаете, доктор, я лучше пойду к другому врачу.
— Эй, подождите. И я тоже!
* * *
Идет операция в российской глубинке.
Хирург:
— Сестра, наркоз.
Сестра:
— Какой?
Хирург:
— Наш, местный.
Сестра:
—