Нарисуем — будем жить
В «Геликон-опере» поставили неизвестную в России раннюю оперу Вагнера «Запрет на любовь»
В «Геликон-опере» поставили неизвестную в России раннюю оперу Вагнера «Запрет на любовь», неожиданно превратив романтическую комедию в ироничный рассказ о затянувшейся реконструкции самой «Геликон-оперы».
Прослышав, что «Геликон» вытащил из забвения юношескую оперу Вагнера, автор этих строк решил: ну вот, театр, хоть известный своими изобретательными зрелищами, но по вокальным силам труппы, конечно, не «Ла Скала», прибегнул к старому козырю — отыскать среди заслуженно забытых партитур одну особенно забытую и попробовать привлечь интерес публики к малознакомому названию.
Но уже увертюра с ее сочетанием оркестровой мощи и полетности показала: и в 22 года Вагнер был Вагнером, и не напиши он потом дюжины своих зрелых опер, оттеснивших «Запрет на любовь» в тень, эта сверкающая контрастами, стремительная по драматургии партитура ставилась бы лучшими театрами мира. Сколько здесь прозрений! Разве мучимый душевными противоречиями сумрачный властолюбец Фридрих с его пафосными ариями и змеиным плетением хроматических мелодий — не прообраз зловещего и трагического Летучего Голландца, а то и самого бога Вотана? Разве громогласно-страстная Изабелла — не старшая сестра валькирии Брунгильды или Изольды с их запредельной экзальтацией? А страдающая от неразделенной любви Мариана не напоминает ли охваченную страстью к Голландцу фанатичку Сенту?
Единственным отчетливым недостатком оперы стал ее слишком запутанный сюжет. С Фридрихом, вице-королем Сицилии, желающим скрыть старый грешок — интрижку с некоей Марианой и оттого запрещающим свободную любовь и ее символ — строящийся Дворец Счастья, — более-менее ясно. Понятно, как Изабелла, растолкав во Фридрихе задавленную сексуальность, хочет подвигнуть того помиловать Клаудио, осужденного за нарушение запрета на свободное проявление любви. Но уже разобраться, в чем функции других персонажей — а их в опере изрядно — без подробного либретто невозможно. Вероятно, эта перегруженность сюжета стала одной из причин не сложившейся сценической судьбы произведения.
Геликоновцы доказали — запрет на «Запрет» был несправедливым. Закроем уши на некоторые оркестровые киксы — ведь и правда, «Геликон» не «Ла Скала», — но вот с вокальной точки зрения в опере в основном порядок. И Марина Карпеченко (Изабелла) — по задаткам вполне себе будущая Брунгильда, и Алексей Дедов — совершенно вагнеровский роковой баритон, и Али Магомедов (Клаудио), пожалуй, потянул бы роль Зигфрида. А собрал этот ансамбль дирижер-постановщик Владимир Понькин. Впрочем, не забудем, все это — в камерном зале нынешнего «Геликона», а «большой» Вагнер требует и большой сцены, где еще неизвестно, как проявили бы себя эти актеры.
Кстати, о помещении. В декорациях Хартмута Шоргхофера (Австрия), где простым перемещением куска крепостной стены меняются массовые сцены на интимные, день на ночь и т. п., нетрудно узнать подобие двора самой «Геликон-оперы» — не того, что во временном здании на Новом Арбате, а реконструируемого, на Большой Никитской. Помните скандал, устроенный охранителями старины из «Архнадзора» по поводу незаконного, с их точки зрения, вторжения в историческую усадьбу Шаховских-Глебовых-Стрешневых, двор которой перестраивается под большой зрительный зал «Геликона»? При виде того, как в спектакле противоборствующие группы периодически наезжали друг на друга этой самой краснокирпичной стеной с характерной башенкой над аркой-подворотней, живо вспоминалось весеннее заседание общественного Градостроительного совета Москвы, где, отодвигая друг друга, ожесточенно спорили реконструкторы и консерваторы, каждый со своими чертежами злополучной башенки и арки. Не зря кто-то из актеров все время носил под мышкой книгу одного из лидеров «Архнадзора» Рустама Рахматуллина «Две Москвы», массовка была одета в строительные комбинезоны и каски, а Фридрих — в начальственный костюм, смешно дополненный Лоэнгриновым золотым шлемом с крыльями. Посыл понятен: может, не стоит так цепляться за крючки закона, а если они мешают живой жизни, то отменить их? Как в опере Вагнера отменили в конце концов дурацкий запрет на любовь, и Дворец Счастья все же был построен.