Винт повернулся дважды

Оперу «Поворот винта» Бенджамина Бриттена поставили в московской «Новой Опере»

В московской «Новой Опере» поставили «Поворот винта» Бенджамина Бриттена — одну из самых ярких опер ХХ века. Бриттеновская оперная панорама столицы и всей России стала, бесспорно, красочней. Но только на два дня.

Если на всем творчестве Бриттена — величайшего из британских композиторов ХХ века — стоит печать зловещей мистики, то «Поворот винта» — мистика в самом концентрированном ее явлении. Гувернантка, приехавшая в загородный дом ухаживать за двумя детьми, Майлсом и Флорой, обнаруживает, что за их душами и телами охотятся два мертвеца — бывший слуга Квинт и бывшая гувернантка миссис Джессел. Она вступает в борьбу за спасение детей и, кажется, даже выигрывает ее, но только Майлс, который под влиянием наставницы нашел в себе силы выкрикнуть проклятие привидению, сам падает замертво.

Важно не низвести повествование Бриттена до элементарной страшилки с привидениями, а передать глубокий смысл новеллы Генри Джеймса и оперы Бриттена: зло непобедимо, и если тебе даже кажется, что ты одолел его, оно отомстит ударом с другой стороны. А прозрачные намеки на «особые отношения» мальчика Майлса и Квинта в его земной жизни напоминают о драме самого Бриттена, который из-за гомосексуальных склонностей тоже, видимо, ощущал себя своеобразным «привидением» среди обычных людей. Так что однозначно ли отрицателен Квинт — еще вопрос, так же как непонятно, к добру ли фанатичное желание Гувернантки во что бы то ни стало вступить в лобовое столкновение с противной силой: именно оно приводит мальчика к гибели.

Партитура «Поворота винта» — одно из самых тонких и изощренных музыкальных сочинений столетия. Всего несколько солистов и камерный ансамбль вместо большого оркестра — но какое богатство красок, то рисующих тревогу Гувернантки (скачущие ритмы ударных, вихри струнных пассажей), то погружающих в приторный гипноз греха и липкое спокойствие смерти (сладостные рулады деревянных духовых, елейно обволакиваемые пассажами арфы). Передача этой тонкой и одновременно космичной звуковой ткани — удача британца Яна Латам-Кенига, уже несколько лет работающего музыкальным руководителем «Новой Оперы».

По-бриттеновски стильны и поющие актеры. Тон здесь задают британцы Сюзанна Харрелл (Гувернантка), чье сопрано сочетает небесную прозрачность с почти дьявольской энергией, и юный дискант Том Дизли (Майлс), которому равно даются и капризное мальчишечье озорство, и беззащитная в своей идеальности красота нездешних бриттеновских мелодий. Ничуть не выбивается из ансамбля наш Ярослав Абаимов (Квинт), великолепно переходящий от медовых фиоритур к злобно-рваному речитативу...

Режиссерски (Оливер Мирс) спектакль незамысловат порой до степени школьной постановки. Но вот художнице Анне-Мари Вудс при всей внешней лапидарности ее работы удалось поймать бриттеновский дух обманной простоты. Эти постоянные движения бутафорских загородок-стен, время от времени открывающих проходы в зияющие пространства, эти ядовитые просветы зеленого на сером фоне, из которых являются призраки, создают атмосферу нарастающей тревоги, которая не может не закончиться катастрофой.

Удивительно, что эта воссозданная на московской сцене постановка Оперного театра Северной Ирландии прошла в России лишь дважды — 27 и 28 августа. Ни в какие бизнес-концепции такой шаг устроителей, в первую очередь Британского совета, не вписывается: окупить материальные затраты подобным образом невозможно. Тем более это поражает, если вспомнить, в какой обстановке нарастающего отчуждения между Западом и Россией проект делался. Вот, на мой взгляд, пример культурной политики, которая не поддается сиюминутным конъюнктурным ветрам.

И все же жаль, что представлений было только два...