«Современные дети не знают Кощея»

Лингвист Максим Кронгауз – о Колобке, «авторках» и нескончаемой борьбе за чистоту русского языка

Ведущий российский лингвист, доктор филологии, профессор РГГУ и НИУ ВШЭ, зампредседателя Комиссии по развитию высшего образования и науки Общественной палаты РФ пробует себя в амплуа сказочника. Презентация книги для детского и семейного чтения «Пишем сказки с Максимом Кронгаузом» стала одним из самых ярких событий книжного фестиваля «Читай и отдыхай», прошедшего в минувшие выходные на железнодорожном вокзале в Иваново — памятнике архитектуры конструктивизма. О подзабытых героях русского фольклора, феминитивах и офисном жаргоне говорим с именитым филологом.

— Вы называете себя «сказочным механиком». Почему, становится ясно, когда читаешь ваши сказки, где ведется постмодернистская игра с сюжетами и героями: царевна Несмеяна хохочет над тянущей Репку компанией, Колобок-Месси выигрывает матч у звезд футбола Волкова и Лисина, а потом еще и женится на Несмеяне и забирает полцарства в придачу... А, собственно, почему вы решились взяться за русские сказки?

— Современные дети скорее знают Волан-де-Морта и Гарри Поттера, чем Бабу-ягу, Ивана-царевича и Колобка. Поэтому я поставил себе задачу заинтересовать их русским фольклором. В научной среде есть такое «правило»: если чего-то не знаешь, начни это преподавать. Именно поэтому я деконструирую известные сюжеты. Детям предлагается игра: они должны догадаться, из каких сказок что позаимствовано, и написать свою историю с этими же персонажами. Надеюсь, моя книжка поможет возродить традицию совместных семейных вечеров, даст новые темы для общения и подогреет интерес к чтению. Родители ведь сегодня часто жалуются, что дети ничего не читают...

— Как родилась такая идея?

— Мы с моими коллегами разрабатывали учебник по русскому языку, и я посчитал интересным пригласить писателя, который бы иллюстрировал каждый параграф текстом, щедрым на соответствующее языковое явление,— например, безударные гласные. И желательно, текстом ярким, чтобы заинтересовать читателя, а уж потом вовлечь в проблему. Увы, в традициях нашей школы — отдельное изучение слов, знаков препинания, а не текста в целом, который в языке все-таки важнее, да и школьнику иметь с ним дело гораздо интереснее. Но в процессе работы мы не вписались в рамки, установленные Министерством образования, и написали вместо учебника «Не-учебник». Он вышел в виде двух книжечек: по сути, это орфография, пятый и шестой классы, но изложенная глубже и, мне кажется, точнее. Все-таки в школьных учебниках много ошибок и упрощений. А мы постарались сделать, как нам казалось, по-настоящему.

— Если выйти на общий уровень, как считаете, «просело» ли преподавание русского языка в школе? Ведь грамотность, судя по текстам в Сети, сейчас явно не на высоте.

— Да, и у этого явления имеются объективные причины. Дело не только в распространении интернета, где школьник привык видеть самые разные тексты, и большинство, скажем помягче, менее грамотны, чем те, что читали советские дети. Важнее, на мой взгляд, то обстоятельство, что резко упал сам престиж грамотности. Сегодня многие молодые просто не понимают, зачем она, грамотность, если достаточно написать так, чтобы тебя поняли. Советский школьник, студент, взрослый человек опасался написать неправильно — сделать ошибку было стыдно. Однако этот стыд сегодня размыт интернетом, где на определенном этапе подключились «падонки», совершавшие нарочитые «ашипки» в словах и предложениях.

— Вы рассказывали, что сейчас работаете над словарем русских феминитивов. Скажите, всевозможные «авторки», «режиссерки», а то и еще более непривычные формы — это, вообще говоря, грамотно или нет?

— Всплеск интереса к этому аспекту языка сейчас, на мой взгляд, — вопрос не грамотности, а скорее идеологии разных поколений. Феминитивы были всегда. Никто ведь не спорит с «учительницей», «писательницей», «поэтессой», «журналисткой». Бурные дискуссии последних лет больше касались образования «новых» феминитивов, не всегда правильно построенных, вроде упомянутых вами «авторки» и «режиссерки». Нам показалось интересным проследить историю их появления и бытования. Всего таких словесных единиц не так много, и они группируются по смыслу: «бизнесмен — бизнесвумен — бизнесменка — бизнесменша»... Да, порой это жаргонизмы, но многие из них используются широко. Нам было интересно посмотреть, как они применяются в живой речи, и попытаться как-то это упорядочить.

Интересно, что с феминитивами связаны некоторые мифы — вроде того, что суффикс «-ша» обязательно обозначает «жену кого-то», поэтому давайте, мол, использовать другой суффикс. «Генеральша» — это «жена генерала», а если генерал — женщина, то она все равно «генерал». Но ведь, скажем, «кондукторша» — это вовсе необязательно и даже скорее вовсе не «жена кондуктора». Как и «докторша», хотя раньше с «докторшей» все было так же, как с «генеральшей». Другие суффиксы, которые сейчас считаются нейтральными, вроде «-ка» или «-ница», тоже могут нести «не тот» смысл. Достаточно вспомнить слово «солдатка». Да и слово «чиновница» в свое время тоже означало не «женщину на чиновной должности», а опять-таки жену.

— «Авторка» и «режиссерка» — ужасно?

— Дело вкуса, но проблема не в идее феминитива, а в способе ее реализации. Например, ничто не помешало появлению слов «спортсменка», «штангистка», «футболистка»... А вот если говорить о разных сообществах внутри большого языкового пространства, то там возникают свои нормы, и вполне грамотные люди из этих сообществ их придерживаются. Более того, у разных людей взгляд на нормативность может различаться, и это тоже неудивительно для живого развивающегося языка.

— А как вы относитесь к офисному жаргону вроде приветствия «хорошего дня», обтекаемой фразы «я вас услышал» и тому подобного? Нужно ли с этим бороться?

— Я вообще не сторонник борьбы, мне интереснее описывать какие-то явления, пусть иногда мне неблизкие. Вообще офисный жаргон вряд ли имеет шансы стать общеупотребительным, он для этого слишком маркирован. Если кого-то смущает, что многие его формулы — кальки с английского, то громадное большинство этого калькирования просто не замечает. Пример — прощание «Увидимся!»: то же, что и английское "See you!","See you later!" Или сдвоенное «Пока-пока!» (влияние английского"Bye-bye!«). Или, скажем, формулу «Пока, до связи!» раньше можно было услышать только в жаргоне связистов. Сегодня же у всех телефоны, или мы общаемся письменно по электронной почте, и проще и уместнее стало говорить именно так. Меняются времена, меняются отношения — и язык тоже подстраивается, меняется.

— Что скажете про обострившуюся борьбу с заимствованиями?

— Это вопрос количества. Наша культура традиционно принимает все — и делает своим. Те заимствования, что приживаются, быстро обрастают «родственниками». Например, слово «пиар»: появились «пиарщик», «пиарить», «пропиариться»... Многие в этом контексте вспоминают адмирала Александра Шишкова с приписываемыми ему «мокроступами» вместо «галош» и «топталищем» вместо «тротуара». То есть попытки изоляционизма были, но в основном ничего из этого не приживается. И все же если уж надо бороться с излишними заимствованиями, то именно придумывая и предлагая альтернативы — новые слова. А не исключительно штрафы и наказания.