"Я ЗАПИСЫВАЛА СМОКТУНОВСКОГО НА ПОЛЯХ"

В последние годы Алла Демидова не так часто радует зрителей новыми работами в кино и театре. Она ушла в литературу, издав уже около десятка книг. Недавно в свет вышел ее очередной опус "В глубине зеркал". С этого обстоятельства "Труд" и начал беседу с актрисой.

- Когда вы работаете над мемуарами, пользуетесь ли какими-либо старыми записями, дневниками или предпочитаете, чтобы события устоялись в памяти?
- К счастью, у меня есть склонность к дневникам. Память не в состоянии годами удерживать множество сиюминутных деталей. А когда я открываю старые записи, все забытое как бы заново оживает. Думаю, что все актерские книги если не сочинены кем-то со стороны, то написаны актерами, которые не ленились вести дневники. Недавно на юбилее Андрея Вознесенского ко мне подсела Люда Максакова, сказала, что читает мою книгу и удивляется, как я запомнила столько про Параджанова, Тарковского, Высоцкого, Бергольц, Бродского и других. Я ей говорю: "Ты тоже могла бы написать, например, о Рубене Николаевиче Симонове, гениальном человеке, с которым ты работала над многими спектаклями". А она возражает: "Я все помню лишь в общих чертах, детали и впечатления забылись".
- Те люди, о ком вы вспоминаете, или их родственники не предъявляют ли к вам претензии, что, дескать, все было не так?
- "Все было, но все не так" - этого не может быть, потому что я записываю именно то, что было, и ничего не выдумываю. Что же касается взгляда на человека, то у каждого он свой, субъективный. В свое время я готовила книжку о Смоктуновском "А скажите, Иннокентий Михайлович". Мы с ним вместе жили в одном доме, снимались в шести или семи картинах и, можно сказать, хорошо друг к другу относились. Наши разговоры я записывала на полях роли, а когда стала расшифровывать, то поняла, что получается не такой уж гладкий портрет. Поэтому поехала к нему показать рукопись. Там, например, я его спрашиваю: "Иннокентий Михайлович, вы гений?" Он отвечает: "Да. Назовите мне другого такого актера, который сыграл бы Мышкина, Гамлета, Головлева, царя Федора, Иванова..." Я соглашаюсь: "Действительно, на таком уровне никто не играл столько. Но разве можно о самом себе так говорить?" - "Получается, Алла, что я выгляжу дураком? И это не следует публиковать?" Тут в разговор вступила его умная жена Суламифь Михайловна: "Кеша, ты не прав. Все написано хорошо". И книжка вышла. Хотя я знаю, что Смоктуновский запретил издавать о себе некоторые монографии и статьи, которые ему не понравились. Он серьезно относился к своей профессии. Намного серьезнее, чем я. Мне вот все равно, что обо мне пишут или какие высказывания приписывают. А Смоктуновский молился богу театра. И вычищал не свою биографию, а именно профессию. И, в общем, он был прав.