Знаменитый писатель был связан с «Трудом» и работал его военным корреспондентом
3 апреля 1920 года в Москве родился писатель, сценарист, один из самых тонких лириков в русской литературе ХХ века Юрий Нагибин. Он ушел из жизни в 1994 году. Широкая публика больше знала его по таким популярным произведениям, как сценарии фильмов «Бабье царство», «Гардемарины, вперед!» Во время Великой Отечественной войны Юрий Нагибин работал фронтовым корреспондентом газеты «Труд». Четыре книги: «Моя золотая теща», «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя», «Тьма в конце туннеля», «Дневники» — во многом автобиографические, откровенные и трагические по сути, изданные незадолго до смерти писателя, — открыли нам другого Нагибина.
В самом начале XXI века, буквально в первый день работы в столичной журналистике, я оказалась в одном из издательств на Мясницкой. Его директор, известный писатель Александр Рекемчук, у которого я пришла брать интервью о его книге про Нагибина, на мое признание, что «я заблудилась во двориках старой Москвы, потому что только-только приехала из провинции», сказал: «Начинать узнавать Москву с Юрия Нагибина — это хороший знак. Мало кто так любил и описывал Москву, как он».
Еще в школе Юрий Нагибин стал писать о своих чувствах по просьбе своей первой любви. Однажды они оказались на почте, и Ниночка прямо в лоб его спросила: «Почему ты не пишешь мне письма?» На что Юрий ответил: «Ты же и так все знаешь, что я буду писать?» Но пройдет всего четыре года, и Юрий Нагибин станет членом Союза писателей — в 20 лет.
На его могиле — памятник в виде чистых белых листов бумаги и каллиграфического автографа. В одном из своих автобиографических рассказов Нагибин вспоминал о том, что все детство, отрочество и юность собирал металлом, пустые бутылки и с особым усердием бумагу:
«В стране был бумажный голод, и мы, школьники, испытывали это на себе. Каждый тетрадочный лист нам полагалось использовать с предельной плотностью. Бывало, учителя снижали отметку на контрольной за слишком размашистый почерк. Каким же радостным событием было развернуть новенькую тетрадь или припахивающий клеем альбом для рисования! Изредка тетрадочные листы были плотными, глянцевитыми, белыми с голубым отсветом от линеек, чаще — газетно-тонкими, серыми, с крупными волокнами, а то и с плоскими кусочками древесины. Я любил выковыривать из бумаги эти бедные останки погубленных деревьев. Мои тетрадочные листы напоминали сито».