Если бы Марина Брусникина во МХТ имени Чехова не перевела на язык сцены произведения бытописателя "хрущевских" пятиэтажек и спальных микрорайонов, то мы бы и не вспомнили, что живет среди нас писатель чеховских традиций, который подробно исследует судьбу обычного человека, заслуживающего не меньшего внимания, чем герои дворянских усадеб. Спектакль называется "Река с быстрым течением", что означает быстротекущую жизнь: не успеешь и оглянуться, как она уже на закате. И начинаешь лихорадочно пересчитывать количество сделанных ошибок, просчетов, корить себя за бездушие и слепоту, пытаясь как-то задержать время, но убыстряющие свое движение годы делают свое "черное" дело.
В отличие от своих коллег Марина Брусникина не увлекается поиском новых форм, она подчиняет их содержанию, отдавая пальму первенства авторскому слову, звучанию мысли, заложенному между строк подтексту, добавляя к нему маленькими порциями свою режиссерскую фантазию. Так она поступает всегда. И когда ставит Виктора Астафьева ("Пролетный гусь"), и Людмилу Улицкую ("Сонечка"), и Валерия Исхакова ("Легкий привкус измены"). Это ее почерк, ее выбор, вызывающий массу нареканий со стороны продвинутых критиков, считающих такие постановки типично литературными, а потому устаревшими по форме. Я же ничего консервативного в этом не вижу, так как по-прежнему считаю театр младшей сестрой литературы, а не наоборот. И потом, как мне кажется, самое интересное сегодня на сцене - это неформально изменяющийся человек, способный заразить зрителей своими эмоциями, заставляющий поверить их, что он не фантом, не выдумка, а реальный персонаж.
Мотив публичного одиночества витает в атмосфере спектакля. Он переходит из одного сюжета в другой, как переходят персонажи, меняя свои имена, род занятий, оставаясь все теми же людьми, для которых понятие "счастье" складывается из хорошей работы, благоустроенной квартиры, поездок на юг во время отпуска. При этом совсем неважно, что включенные в спектакль произведения Маканина - "Рассказ о рассказе", "Полоса обменов", "Ключкарев и Алимушкин" - написаны в 70-е годы, когда докторская колбаса считалась деликатесом. Природа-то человека не изменилась. Просто уровень запросов его повысился, социум изменился, но он все так же стремится к благополучию, оставляя на потом мысли о вечном, непреходящем.
Тема неизбывного счастья является главной в постановке Брусникиной. Она переплетается с всесильным роком, когда по непонятным причинам преуспевающий герой становится игрушкой в руках судьбы и летит вниз, а другой поднимается на гребень успеха и сотни раз плюет через левое плечо, чтобы удача не оставила его.
В одном из рассказов Маканина "Ключкарев и Алимушкин" есть страшный по своей обыденности момент. Ключкарев (Олег Тополянский), празднуя в кругу друзей свое повышение по службе, вдруг узнает, что молодой Алимушкин (Денис Бобышев), впавший в апатию и получивший инсульт, скончался и ничего после себя не оставил: ни детей, ни диссертации - ничего. Жизнь как шла, так и продолжала идти, и после смерти Алимушкина ничего не изменилось, но внутри у Ключкарева образовалась пустота, возникло ощущение лопнувшей струны. Ну как тут не вспомнить "Вишневый сад"?..
Элемент самопознания играет в этом спектакле очень важную роль. Для этого режиссер вместе с художницей Екатериной Кузнецовой придумывают зеркальный лабиринт, в котором герои спектакля видят себя со стороны и могут что-то дополнительно понять про себя. Эти встречи с собой в зеркальном отраженье не всегда бывают приятные, порой они курьезные, смешные, как в пошлых водевильчиках. Так герой рассказа "Полоса обменов", появляясь в квартире красивой вдовы, чтобы договориться об обмене, неожиданно для себя влюбляется в нее, и вот он уже выступает в роли любовника, совсем не желая того, потому что в душе остается примерным семьянином.
Судя по тому, в какой сцепке работают исполнители спектакля, включая ведущего Дмитрия Брусникина, актеры прекрасно чувствуют себя в условном мире Маканина, поскольку это их мир, мир сообщающихся сосудов. И когда у одного человека что-то убывает, то нечто появляется у другого. Поэтому забывать об этом никогда нельзя, а еще лучше, как сказал Чехов, - всегда помнить о том колокольчике, который звенит, когда кому-то где-то плохо.