Облезлая пятиэтажная хрущевка произвела удручающее впечатление, к тому же мемориальная доска была заляпана грязью. Чуть поодаль на набережной стоял памятник Рубцову: поэт больше походил на металлурга, - видимо, таким образом скульптор хотел подчеркнуть "рабочую косточку" Рубцова. Пробиться к Василию Белову, другу поэта, мне тоже не удалось. Сказали, что он сильно болен и уже около года на людях не появляется.
Совершенно неожиданно меня вывели на 65-летнюю женщину, у которой, как выяснилось, был роман с Николаем Рубцовым. Ей тогда было 30 лет, ему 33. Я позвонила Генриетте Трофимовой, и она охотно согласилась встретиться. Сейчас она на пенсии, живет одна, ее 33-летний сын работает в Череповце. Единственное, о чем она просила, - это не приезжать, когда в Спасо-Прилуцком монастыре, расположенном напротив ее дома, идут утренняя и вечерняя службы, которые она посещает ежедневно...
- Генриетта Евгеньевна, как вы познакомились с Рубцовым?
- Это произошло в конце ноября 1969 года. Работая инспектором телефонных станций, я часто ходила с проверками по городу и обедала в ресторане "Север", где днем можно было вкусно и недорого поесть. Однажды ко мне за столик подсели двое мужчин. Мы разговорились, один из них представился Александром Ивановичем, заведующим отделом информации газеты "Красный север", второй, по имени Алеша, был инженером-строителем. Они предложили мне сходить на следующий день к поэту Рубцову, пообещав, что будет интересно. Я согласилась. Кому же не хочется увидеть популярного поэта? Да и мужчины показались мне порядочными и симпатичными. В то время я была не замужем...
Первое, что поразило меня в хозяине квартиры, когда он открыл дверь, - это то, что он был в шапке-ушанке и валенках, хотя было совсем не холодно. А еще он резко бросил: "Тут у меня не бордель, и девушек легкого поведения водить ко мне не надо". Я растерялась, не зная, как на это реагировать. Выручили спутники, они бросились защищать меня. Рубцов, поняв, что сказал лишнее, стушевался и широким жестом пригласил пройти в скромно обставленную 16-метровую комнату. В одиннадцатом часу ночи, когда все было съедено и выпита бутылка вина, друзья засобирались домой. Но Рубцов сделал так, что я осталась у него.
Буквально через десять минут после их ухода появилась худощавая, высокая женщина. Позже я узнала, что это была Нинель Старичкова, которая в своей книге воспоминаний о Рубцове описала эту встречу, зачем-то придумав, будто я курила и пила водку. Такого вообще не могло быть: дурные привычки - это не про меня. Если мы с Колей впоследствии и выпивали, то предпочитали шампанское. В тот вечер Старичкова усиленно предлагала мне вместе поехать в Заречье, где мы обе жили. Николай же настаивал, чтобы Нинель немедленно ушла. Не вытерпев, он в сердцах спросил: "Ты мне кто: жена, любовница?" От этого вопроса женщина как-то съежилась, смолкла. И ушла, преднамеренно оставив на столе журнал, а через некоторое время вернулась якобы за ним. Закипая, Рубцов вдруг сказал: "Мы вот завтра с Генриеттой идем расписываться в загс, ты нам сейчас мешаешь"... Естественно, после этого Старичковой пришлось окончательно уйти. Был час ночи.
- Наверное, Рубцов вам понравился, если вы, увидев его впервые, решили остаться у него?
- Это было похоже на любовь с первого взгляда... Он был настолько обаятельный человек, что ему хотелось верить.
- Как дальше складывались ваши отношения?
- На следующее утро он предложил мне переехать к нему. И я, дурочка, согласилась, взяв с собой из дома только подушку - поскольку второй у него не было. До сих пор не могу понять, как я могла тогда решиться на такой шаг, ведь однажды я уже обожглась на неудачном браке. Мы прожили с Николаем вместе полтора месяца...
- О нем говорили, будто он был нервным, резким, заводился "с пол-оборота"?
- Не знаю, может быть, с кем-то он и был таким, но обычно мы с ним ладили.
- Наверное, у него, как у многих холостых мужчин, был кавардак в квартире?
- Вовсе нет, служба на флоте приучила Николая к чистоте и порядку. За собой он тоже всегда следил, рубашки у него были чистенькие, выглаженные. Я очень брезгливый человек и никогда бы не могла жить с грязнулей.
- И все-таки вы расстались. Почему? Кто в этом был виноват?
- Никто. Просто Бог отводил меня от него. Дело в том, что я ездила в командировки, возвращалась усталая. Мне не хотелось, чтобы Николай видел меня в таком виде, поэтому день-два проводила у мамы. Однажды накануне празднования Нового 1970 года я вернулась из такой тяжелой командировки и решила, как обычно, остаться у нее. Сообщить об этом Николаю я не могла, поскольку телефона у него не было (кстати, телевизора тоже никогда не было), но, видно, кто-то сказал ему о моем приезде, и он обиделся. После этого мы перестали жить вместе. Иногда я приходила к нему, что-то готовила, стирала, оставалась на ночь, но наши встречи становились все реже, а к лету совсем прекратились. Правда, когда Николай лежал в больнице (нечаянно порезав себе руку стеклом), я его навещала, мы ели черешню, болтали, он даже предлагал мне "сбежать вместе с ним далеко-далеко"...
- Наверное, ваши встречи прекратились потому, что у вас появилась соперница - поэтесса Людмила Дербина?
- Николай стал встречаться с ней с лета, но я об этом ничего не знала. И только когда 12 декабря 1970 года он позвонил мне на работу и попросил зайти к нему, я, оказавшись в хорошо знакомой мне квартире, догадалась об этом. На единственном кресле висело голубое платье с голубым стеклярусом, на нем красовались жирные пятна, повсюду валялись женские вещи, было неубрано. Чувствовалось, что здесь произошел скандал.
- Подозреваю, у вас тут же появилось желание уйти?
- Нет. Я подумала: если меня позвали сюда спустя полгода, значит, на то была серьезная причина, и осталась. Поначалу мы приглядывались друг к другу, говорили о разной чепухе. Прочитав лежащую на столе рецензию на сборник стихов Дербиной, я сказала: "Статья замечательная, но сознайся, Коля, писалась-то она тобою в постели"? Он все отрицал, умолял меня остаться. Я осталась, видно, потому, что продолжала любить его. Ночью между нами произошла ссора. Я расплакалась и пообещала завтра уйти навсегда.
Когда я проснулась, Николай уже приготовил чай, позвал меня к столу и совершенно неожиданно сделал мне предложение... выйти за него замуж. Горько усмехнувшись, я ответила отказом. "Почему?" - спросил он. - "Да потому, что тобою надо как-то руководить, а я не умею. Лучше подари мне что-нибудь на память". Он выбрал на полке вот эту тоненькую книжечку со своими стихами и преподнес мне. Видите, здесь дата: 12 декабря 1970 года. После этого, взяв свою любимую гармонь, он стал петь песни на стихи Сергея Есенина. Пел со слезами... Больше я его живым не видела. Не знаю, может быть, если бы я не ушла от него тогда, смирила свою гордыню, то он остался бы в живых?.. Расстался бы со своей Дербиной, и она бы его не задушила в постели...
- Скажите, встреча с Рубцовым как-то повлияла на вашу жизнь?
- Как вам сказать: конечно, я его любила и ревновала, наверное, поэтому и взбрыкивала, не понимая до конца, насколько он был одинок в своей гениальности. Теперь, спустя 35 лет, мне это понятно. Я очень сожалею, что не смогла родить от него ребенка, хотя мы не раз говорили об этом. Ведь после него осталась только дочь Елена - от гражданской жены, которую по иронии судьбы тоже звали Генриеттой. Моя любовь к нему была совершенно бескорыстной, он это чувствовал и, наверное, поэтому за месяц до своей гибели пытался как-то склеить нашу общую жизнь.
...Вы спросите: была ли я счастлива потом? Наверное, ведь у меня появился долгожданный сын. А вот стихи, которые мне посвятил Николай, помню до сих пор:
В твоих глазах для
пристального взгляда
Какой-то есть рассеянный
ответ...
Небрежно так для
летнего наряда
Ты выбираешь нынче
желтый цвет.