.jpg)
В консерватории под игру феноменального пианиста распивали кофе и поедали бутерброды
Привет из предновогоднего Большого зала Московской консерватории: здесь 31 декабря играли Моцарта, и не кто-нибудь, а Михаил Васильевич Плетнев. И не стоя за дирижерским пультом, а сидя за роялем, что случается в последние годы очень нечасто. Публика была так разгорячена, что кое-кто «на десерт» далеко вышел за рамки традиционного филармонического поведения.
Сперва о серьезном. Партнерами знаменитого музыканта были его РНО и дирижер Александр Сладковский, с которым у Михаила Васильевича особые отношения — как с представителем Казани, города детства Плетнева (Александр Витальевич — глава Госоркестра Татарстана, с которым Плетнев тоже охотно играет — например, Второй концерт Рахманинова на прошлогодней «Белой сирени»). Ну и вообще Сладковский надежный дирижер, отлично знающий РНО.
Вначале сыграли увертюру к «Похищению из Сераля». Ее Юпитеров блеск, контрасты мажора и минора, аллегро и адажио, яркие реплики разных групп послужили хорошей разминкой для ушей публики и для самого оркестра, которому дальше предстояло делать Моцарта в ансамбле с самим Плетневым.
26-й концерт — вроде бы «из самых». Тем не менее, по моим наблюдениям, на пять исполнений Двадцать седьмого приходится одно — Двадцать шестого, и с чем это связано — не пойму. Как у Бетховена с Пятым и Четвертым, которые совершенно равны по гениальности, но не по исполняемости. Может, интерпретаторов инстинктивно тянет к «последненькому» у композитора?
Все было сыграно Плетневым сногсшибательно просто, как не может, кажется, больше никто из наших теперешних пианистов. Звук — бесхитростный до идеальности: в прозрачном, как альпийское озеро, Моцарте и без того довольно тайн, чтобы его еще «усложнять». И точность потрясающая, а одну нотку где-то в побочной теме репризы первой части просто даже нужно было чуть-чуть смазать, чтобы оценить качество и ровность всех остальных звуковых жемчужин. На мой вкус, иногда даже звучание было чересчур ровным, словно Михаил Васильевич как интерпретатор хотел максимально отойти на второй план, а на первый вывести сам моцартовский текст. Правда, во второй части пианист все же дал волю прихотливым акцентам, без которых Моцарт (помните пушкинское — «незапный мрак иль что-нибудь такое») на самом деле непредставим. А вот в финале немного притормозил темп. Может быть, оттого концерт, показалось, лишился доли блеска и напора, с которым его обычно играют. С другой стороны, иногда полезно приглушить тон, чтобы тебя трепетнее слушали.
Расчет оказался безошибочным, успех — полным, зал требовал биса, и музыканты не разочаровали: сыграли еще раз медленную вторую часть, где Михаил Васильевич к уже слышанным нами маленьким фактурным вольностям добавил еще чуточку импровизационных гармонических перчинок.
И уже больше бисировать не стал. Хорошенького понемножку, особенно накануне Нового года.
Впрочем, своих друзей — Сладковского и весь ансамбль — Плетнев не бросил и ушел из БЗК, плотно нахлобучив от мороза свою плотную летчицкую ушанку, только одновременно с ними. А им еще предстояло сыграть и спеть Торжественную мессу до мажор KV337. Что музыканты оркестра, хорового коллектива «Интрада» и солисты Кристина Мхитарян, Александра Кадурина, Ярослав Абдраимов и Олег Цыбулько сделали достойно, только тенор Абдраимов под конец, разволновавшись, вдруг перескочил обозначенный ему Моцартом «высотный коридор». Но разгоряченную праздничным вечером публику это не расстроило.
Кстати, о ней, о публике — на обещанный «десерт». Говорят, хорошо, что в залы нынче приходит новый слушатель. Вот только иногда он, пожалуй, «слишком новый». Передо мной, в 12-м ряду партера, милая девушка, смачно плюхнувшись с первыми тактами музыки на кресло, с оглушительным шорохом развернула пакет и стала... поедать бутерброды, запивая их кофе, да еще громко обсуждая происходящее (музыку? трапезу?) со спутником. Когда закончился кофе, стаканчик с картонным цокотом полетел на пол. Напомню, все это — не просто в консерватории, но под игру Плетнева.
.jpg)
Правда, подкрепившись, девушка пошла, как сказал кто-то, вручать цветы исполнителям. Возможно, намерение такое и было, но увидеть ее дошедшей до сцены не довелось — видимо, заблудилась в незнакомых консерваторских пространствах. А может, на чувстве ориентации сказались какие-то другие, принятые прежде кофе вещества? Вечер-то праздничный. Так и представляю, как за новогодним столом девушка потом с увлечением рассказывала: «31 декабря мы с приятелем ходим на Михаила Плетнева...»