.jpg)
Он сидел на ней незадолго до своей гибели
В минувшую субботу, 25 ноября, военного корреспондента телеканала «Россия 24» Бориса Максудова, получившего смертельное ранение в Запорожье, похоронили на Троекуровском кладбище. Несколькими днями раньше, 18 ноября, Борис скромно отметил свое 38-летие. Судьба свела меня с ним незадолго до его трагической смерти: в конце сентября — начале октября мне вместе с Борисом довелось побывать в Ташкенте, на кинофес-тивале «Жемчужина шелкового пути». Впрочем, еще раньше, в начале 90-х, я знал и его мальчишкой, и его маму, и деда Бориса. Мы в ту пору жили в столице Каракалпакстана Нукусе.
Борис — потомственный репортер. Его дед, Борис Муравин, был известным журналистом, работал в редакциях вначале в родном для семьи Ставропольском крае, затем в Выборге Ленинградской области. С 1970-х он трудился в Узбекистане, в республиканском отделении ТАСС. Мама Бориса Галина Сиязева была сотрудником отдела промышленности рес-публиканской газеты «Советская Каракалпакия», откуда перешла в пресс-службу рес-публиканского совета профсоюзов. И Борис с детства видел работу ее и ее коллег, бывал в редакциях, а в школьные годы пробовал свои силы в репортерстве.
Когда в 2001-м его семья переехала на Ставрополье, он окончил там школу и пошел работать. В 17 лет Борис поехал в Сочи, поступил на педагогический факультет местного вуза по специальности «Русская и зарубежная литература». И одновременно сотрудничал с местным радио и городской газетой. Уже после первого курса и серии удачных, неординарных репортажей его позвали в штат ГТРК «Сочи».
Окончив вуз, Максудов перебрался в Краснодар на главный кубанский телеканал. В 2011 году снимал репортажи из затопленного Крымска, где стихия тогда унесла сотню жизней, в 2014-м работал на Олимпиаде в Сочи. В том же 2014-м переехал в Крым, снимал горячие сюжеты о присоединении полуострова к России, работая на телеканал ТВЦ. В Крыму Борис познакомился со своей второй женой Олей, работавшей на «России 24». Вскоре они вместе переехали в Москву, где Борис стал корреспондентом ВГТРК.
С лета прошлого года он ездил в зону спецоперации, снимал репортажи. Говорил: надо показывать и рассказывать зрителям, что там происходит. За месяц до своей гибели Борис взял отпуск. И вместе с Ольгой съездил в Узбекистан. Они побывали в Ташкенте, Самарканде, Хиве. И на малой родине Бориса в Нукусе, где он родился и вырос и где не был 22 года. Зашел во двор, в котором вырос, отыскал скамейку, на которой сидел с пацанами четверть века назад...
Дальше его записи в соцсети. «Скамейка и стол во дворе моего детства. Когда-то они были под навесом. На морщинистых досках пытаюсь разглядеть надписи, сделанные мной и соседскими пацанами 25 лет назад. Но южное солнце и степной ветер превратили дерево в безжизненные истуканы. Когда-то они были центром притяжения в жизни небольшого дворика. Здесь сплетничали, ругались, играли в карты и нарды, даже спали на столе, когда жара в бетонных коробках хрущевки была нестерпимой. Не оборачивайтесь назад. Иначе превратитесь в эти морщинистые доски. Все, что нам нужно, — внутри нас. А скамейку и стол надо поменять. На новые. Жизнь продолжается».
...А мне вспоминается, что во время последней поездки в Ташкент и Самарканд мы вспоминали годы, прожитые под жгучим узбекским солнцем. Борис был весел, шутил, смеялся. Опечалился, только когда рассказывал, что его отец Бахтияр Максудов, сотрудник генеральной прокуратуры республики, погиб при загадочных обстоятельствах в конце 90-х. Тогда отцу не было и сорока.
— Тридцать девять лет для мужской линии нашей семьи — непростой возраст, — сказал Борис. — Вот перешагну эту черту, тогда все будет нормально.
Впрочем, тревожные нотки улетучились из его голоса, когда он стал делиться знаниями об исторических местах Самарканда, Бухары, Хивы. Говорил как профессиональный историк. Такое было ощущение, будто он когда-то работал экскурсоводом в этих древних городах. Восхищался экспонатами Музея искусств Каракалпакстана, в который бегал в детстве и отрочестве.
— Но тогда это было небольшое здание, а сейчас два дворца с картинами, просто восторг! — делился Борис.
И еще одно воспоминание, которое мне сейчас не дает покоя. Когда мы улетали из Москвы в Ташкент в ночь на 28 сентября, пришла весть о том, что вблизи ташкентского аэропорта сгорел таможенный терминал. Сообщалось, что огонь может распространиться на близлежащие дома и сам аэропорт. Пассажиры, конечно, встревожились, Ольга даже предложила поменять билеты, пока ситуация не прояснится. Но Борис, не раз видевший беду на расстоянии вытянутой руки, как мог, нас успокаивал. А потом философски заметил:
— Как ни берегись, а от судьбы не уйдешь. Хочется, конечно, чтобы она была благосклонна, но это не от нас зависит.
Он знал, о чем говорит. Трижды был в командировке в ДНР. Вел репортаж с рынка, куда через несколько минут после этого упал снаряд. По такому поводу резюмировал: видимо, в рубашке родился...
Вот и после отпуска он поехал в Запорожье. Вел репортаж о наших бойцах у села Мирное Токмакского района, там его и настигли осколки с беспилотника. Вероятно, один из них задел кровеносную артерию. Врачи не смогли остановить кровь ни в Токмаке, ни в Джанкое. Борис был в сознании и до последнего беспокоился о матери, спрашивал о дочери:
И еще одно откровение, сделанное Борисом 11 ноября на его странице во «ВКонтакте»: «Самое ценное на войне (и одновременно обесцененное) — это человеческие жизни. И человеческие судьбы. Меня мало интересуют все эти пушки, орудия, танки, самолеты и прочие игрушки для убийств. Они меня с недавних пор пугают. С тех пор, как я своими глазами увидел, к чему они приводят. Меня настораживает хтонический и дьявольский интерес к этим вещам людей, которые никак не связаны с войной. И восхищает гуманность и серьезность тех, кто с этим орудием работает. Парадокс. Чем ближе к фронту — тем больше человечности».
Теперь вот думаю, о чем он нам всем хотел сказать.