- Игорь Леонидович, полагаю, что вы с полным правом можете подписаться под словами "Жизнь моя - телевидение". Что оно для вас значит?
- Безусловно, могу подписаться. Так получилось, что с 25 лет я погрузился в телевидение не просто как в работу, а как в искусство. Бесспорно, телевидение - сложнейшее синтетическое искусство, вобравшее в себя элементы театра, кино, живописи... В то же время оно выработало свои законы и принципы. Думаю, по этому поводу споры бессмысленны. Если есть такие телевизионщики, которые считают ТВ только средством массовой информации, то это их беда: они не заботятся о том, чтобы соблюдать все каноны и законы искусства - выразительность, исполнительское мастерство - если иметь в виду работу ведущих, - режиссуру, поиски чего-то нового, самобытного, русского, а не взятого с Запада.
- Как раз сегодня на телевидении много западных аналогов. Как вы к этому относитесь?
- Никак не отношусь, потому что, слава Богу, в этом не участвую.
- А если как телезритель?
- Довольно снисходительно, потому что понимаю, что оно - зеркало нашей жизни. Если страна процветает, идет вперед, то и телевидение тоже достигает каких-то высот с точки зрения искусства. А поскольку страна еще находится на перепутье и только начинает возрождаться, значит, и телевидение тоже в процессе становления. Видимо, со временем оно постепенно обретет национальные черты и перестанет подражать зарубежным образцам.
- Какую роль в процессе возрождения страны должно играть телевидение?
- Думаю, роль его в этом огромна. Мало того, что ТВ должно быть объективным, но и нести оптимистическое начало. На мой взгляд, сегодня именно этого не хватает нашему телевидению. Я заметил, что даже в развлекательных программах есть какая-то неуверенность, пессимизм, юмор в них мрачноватый. Мы же живем в эпоху больших перемен, и, видимо, поэтому в обществе мало настоящего оптимизма. Следовательно, мало его и на телевидении.
- Но кому, как не вам, проработавшему большую часть своей жизни на советском ТВ, знать истинную цену оптимизма тех лет...
- Конечно, тогда на ТВ его было в избытке, это не соответствовало настроениям и качеству жизни общества. То была лакировка действительности. Но если говорить о поддержании в обществе веры в будущее, то это в хорошем смысле сыграло свою роль. Кроме того, несмотря на застойные времена, в 70-е телевидение было открыто для настоящих, самобытных произведений искусства. Как ни странно, в тот период оно и расцвело: появились замечательные многосерийные фильмы, спектакли, интересные программы. Лучшие творческие силы страны - писатели, режиссеры, актеры - имели прямой доступ на телевидение. Тогда ведь на первом месте стояли не материальные, а творческие проблемы, поэтому многие фильмы той поры, которые показывают и сегодня, убеждают в их высоком уровне.
- Игорь Леонидович, однако вы и сами принимали участие в лакировке действительности?
- Ну, конечно, потому что у меня была такая профессия. Вообще-то это очень сложный вопрос, деликатный... Не верить в то, что сам говорил с экрана, я не имел права. Я должен был убедить себя, что мои слова - правда.
- Как вам это удавалось?
- Видимо, с помощью каких-то внутренних, психологических усилий. Старался донести до зрителей суть того или иного постановления, решения, заявления властей, подчеркивал такие цитаты, которые были доступны и понятны народу и которые, опять же, были направлены на то, чтобы у людей улучшалось настроение, появилась вера, что мы живем правильно и будущее у нас прекрасно. Хотя, конечно же, я понимал, что эти слова нередко идут вразрез с реальностью. Но не надо думать, что мне это давалось легко. Однажды я пришел к председателю Гостелерадио Сергею Георгиевичу Лапину - умнейшему руководителю и очень сложному человеку - и сказал, что больше уже не могу произносить "товарищ Леонид Ильич", что мне очень трудно верить в то, что приходится говорить в эфире. Он меня выслушал и дал очень дельный совет: перечитать Салтыкова-Щедрина. Понятно, что в русском общении сарказм, ирония, второй план играют огромную роль, поэтому о каких-то серьезных вещах можно говорить с иронией. Во всяком случае, Салтыков-Щедрин помог мне найти некую золотую середину, и мое отношение к звучавшему в эфире стало больше соответствовать тому, как народ к этому относился. Народ-то понимал, что слова из телевизора - одно, а жизнь - совсем другое. Так вот и приходилось преодолевать и себя, и сложности в работе... Но, знаете, тогда на ТВ у меня были какие-то отдушины. Кроме информационных программ, вел "Голубые огоньки", "Песню года", праздничные концерты, посвященные, скажем, Дню милиции, и много чего еще.
- А не надо ли нынешним телевизионщикам, на ваш взгляд, перечитывать Салтыкова-Щедрина?
- А его всегда полезно перечитывать, потому он во все эпохи современен. Хорошо зная Россию, гениальный писатель видел ее в перспективе. Он и сегодня актуален, так что произведения Салтыкова-Щедрина должны быть настольной книгой для работников всех искусств, а особенно телевидения.
- Как вам удавалось справляться с железобетонным языком советских документов, которые приходилось зачитывать в эфире?
- Самым главным для меня было найти в них логику и основную мысль, чтобы донести ее до зрителя. Все остальное можно, как говорится, затушевать. Это, поверьте, довольно сложная технология, но овладеть ею помогало профессиональное мастерство, которому я учился у старших коллег с радио, у незабвенной Ольги Сергеевны Высоцкой. Мы в кадре использовали, например, алогичные паузы или какие-то другие профессиональные приемы. Чтобы избежать демагогии, я старался высказываться с экрана попроще. Так, чтобы люди поняли суть. И они, наверное, мне верили.
- Актерская профессия в этом пригодилась?
- Ну а как же! Хотя с самого начала я понял, что профессия диктора - все-таки другая. В нее я привнес то, что получил в школе Малого театра, и то, что требовало телевидение - быть самим собой в предлагаемых обстоятельствах. Поэтому моя задача - ничего не играть, не входить ни в какой образ, а ощущать себя так, как будто я сижу с человеком за одним столом и смотрю ему прямо в глаза.
- Какое из событий, сообщенное вами в эфире, вам особенно запомнилось?
- Я начал работать в эфире 27 сентября 1957 года, а через неделю свершилось очень важное, этапное событие - запуск первого советского искусственного спутника Земли, о чем я с удовольствием сообщил всей стране. Но самым радостным для меня был полет Юрия Гагарина. Через два дня в студии на Шаболовке состоялась с ним встреча. Это был настоящий праздник для души, полная импровизация, никакого контроля - живой, человеческий эфир. С Юрием Гагариным мне посчастливилось общаться еще и во время "Голубых огоньков". Он всегда производил на всех огромнейшее впечатление. И, конечно, трагическое событие 1968 года - гибель Гагарина и Серегина... Много было всяких событий - и радостных, и печальных. Но эти запомнились мне на всю жизнь.
- А с сильными мира сего вам приходилось общаться или поддерживать приятельские отношения?
- Боже упаси! Я считаю, что люди, работающие на телевидении, должны быть чуть-чуть вдали от руководящих кругов. Знай их поближе, я наверняка бы разочаровался, и это отношение было бы заметно с экрана. Но общаться, конечно, общался. С Хрущевым, например. А вот с Леонидом Ильичом так и не пришлось, хотя однажды, по возвращении его из Америки после встречи с Никсоном, я предложил на ТВ взять у него короткое интервью прямо на аэродроме. Как это сделал известный французский обозреватель Леон Зитрон во время остановки Брежнева в Париже. Но в последний момент, когда я должен был подойти к прилетевшему генсеку, люди из девятого управления меня к нему не пустили. Подошел из этого ведомства крепкий такой человечек с руками примерно как у штангиста Жаботинского, схватил меня и сказал: "Интервью не будет" - да еще и на микрофонный кабель наступил...
- Игорь Леонидович, вы были лицом советского телевидения, мужчиной красивым и знаменитым. Видимо, и поклонниц у вас было много?
- В общем-то достаточно много. Они писали мне очень добрые, хорошие письма, в любви объяснялись, особенно когда был молодой. Но я к этому относился слегка снисходительно. Ольга Сергеевна Высоцкая говорила мне: "Всем нравиться невозможно: кому-то не нравится твой нос, кому-то - глаза, а кому-то ты вообще не нравишься". И каждый раз, когда я слышал в свой адрес комплименты, то вспоминал эти слова. К тому же я не встречал никого лучше, чем моя жена, с которой мы прожили почти полстолетия. Ирина Всеволодовна 33 года проработала на телевидении звукорежиссером. Она у меня очень красивая и всегда молодая.
- Вы и сегодня продолжаете работать на телевидении?
- В основном консультантом в телекомпании "ВИД" и на ОРТ в дирекции по оформлению эфира. Нас с Анной Шатиловой обычно вызывают туда, когда надо сделать определенные, я бы сказал, знаковые записи. Кроме телевидения, бывает достаточно мероприятий, куда меня приглашают в качестве ведущего: праздничные вечера, концерты, торжественные события. Недавно, например, вел вечер, на котором награждали работников Газпрома. Мне понравилось, что отметили не только руководителей, но и простых рабочих.
- Вы долгое время возглавляли дикторский отдел ЦТ, преподавали в Институте повышения квалификации работников телевидения и до сих пор, насколько мне известно, к вам за советом обращаются начинающие телеведущие, причем многие из них попали в эфир благодаря именно вам. Кем из своих учеников вы гордитесь?
- Ну что значит - ученики? В этом смысле я могу вспомнить Юрия Левитана, который говорил, что никого специально не учил, а кто хотел, тот у него сам учился - не интонации и не манерам, а отношению к работе, подготовке к эфиру. Своими учениками считаю тех, кто следует моим принципам, которые я усвоил от своих учителей. Главное для меня - это то, что мои подопечные нашли себя на телевидении и успешно там работают. Сегодня на ТВ меня больше всего беспокоит отсутствие контроля - в хорошем смысле этого слова. Не цензуры, а именно контроля за творческим ростом молодежи. Раньше в дикторском отделе на каждого работника было заведено видеодосье, и раз в неделю его просматривал художественный совет или группа педагогов, причем вместе с этим сотрудником. И можно было понять, на каком уровне он находится: растет или, наоборот, топчется на месте, как можно ему помочь, что посоветовать. Никого это не унижало, все было по-доброму и дипломатично. Сегодня на ТВ талантливых людей очень много, но им надо помогать, чтобы они не застаивались, а шли вперед.
- Что раздражает вас на нынешнем ТВ?
- Не могу сказать, что меня что-то особо раздражает. Разве что реклама... Думаю, в эфире мало просветительских, интеллектуальных программ. Они теряются в потоке политических форматов. Меня смущает то, что сегодня на ТВ очень много негативного, которое фокусируется по всем каналам, оставляя тяжелый осадок. Надеюсь, что опыт американского ТВ в показе трагедии 11 сентября станет для нас уроком. Американцы даже в тяжелый момент призывали людей улыбаться, потому что, несмотря на несчастье, жизнь-то продолжается.
- Недавно Фонд социальной защиты присвоил вам титул "Человек-эпоха". Как вы относитесь к такому почетному званию?
- Конечно, я очень благодарен за то, что мне присудили этот титул, для меня это высокая честь. Но, думаю, мои заслуги несколько преувеличены. Рассматриваю его как символическое признание в моем лице всего нашего телевидения, которому, кстати сказать, в октябре исполнилось 70 лет. Жаль, что юбилей прошел незаметно, очень скромно. Видимо, к телевидению уже привыкли, оно есть в каждом доме. Забыли, что раньше смотрели всего два канала, причем черно-белых. Сегодня оно цветное, у зрителя есть выбор, что посмотреть. Но, может быть, это и замечательно.