.jpg)
Известный виолончелист Александр Князев выступил с ГАСО Татарстана и Александром Сладковским в Казани и Москве
По негласной традиции, начало музыкального сезона в России проходит под знаком Шостаковича. 25 сентября − день его рождения, и в честь композитора в эти дни проходят крупнейшие фестивали – вСамаре и Тольятти («Шостакович. Над временем»), в Нижнем Новгороде («Современная музыка: Шостакович, Мейерхольд, Шнитке»), в Кургане («…имени Шостаковича»). Музыка Шостаковича звучала на многих концертах фестиваля «Звезды на Байкале» в Иркутске, а его Восьмой симфонией и Вторым виолончельным концертом с солистом Александром Князевым открыли в Казани свой новый сезон Государственный академический симфонический оркестр Республики Татарстан и его лидер Александр Сладковский.
Ту же программу исполнители повторили в Москве, на открытии персонального абонемента ГАСО РТ в Московской филармонии. Герой обоих вечеров Александр Князев – настоящий эксперт в области виолончельного репертуара, с ним мы обсудили творчество Шостаковича и не только. Но начали разговор, конечно, со Второго концерта (1966) Дмитрия Дмитриевича, посвященного Мстиславу Ростроповичу, о котором его первый исполнитель говорил как о «симфонии», где «Шостакович наделяет виолончель качеством невиолончельной силы. Мне не хватает смычка. Мне не хватает техники, не хватает сил. Я должен подниматься на совершенно новый уровень исполнительских средств».
– Почему вы выбрали для обоих вечеров именно этот концерт?
– Ну просто я его обожаю, играю последние 30 лет, если не больше, в том числе много раз играл вместе с Александром Сладковским. А одно из первых выступлений состоялось с Большим симфоническим оркестром и Максимом Шостаковичем в Большом зале Московской консерватории. Это был 1996 год. Даже помню точную дату – 2 февраля.
– Тогда вы сыграли его впервые?
– Нет, мой первый опыт был за несколько лет до этого, представьте себе, в Южной Африке, в Кейптауне. Но именно в 1996-м состоялась моя московская премьера, для меня важная и памятная. Прежде всего, потому что я был на сцене с сыном великого композитора, это почетно и престижно, я очень волновался, но был огромный успех, хотя кое-что я играл не совсем точно так, как написано в нотах… И соглашусь с Мстиславом Леопольдовичем: этот концерт сложный – по музыке, по содержанию, непросто написан с точки зрения виолончельной техники. Именно в силу сложности Второй довольно редко исполняется, Первый – гораздо чаще. Сейчас-то мне играть его нетрудно, так как я это делал много раз, но виолончелисты всегда скажут: если выбирать, то лучше Первый.
– Процитирую рецензию на тот концерт в Московской консерватории (февраль 1996-го): «Князев подчеркнул в концерте лирические черты; особенно хорош у него был монолог первой части, пульсирующий живыми интонационными подробностями, сыгранный красивым благородным звуком»...
– Приятно слышать спустя столько лет... Но там еще и очень сложный оркестровый аккомпанемент – по мнению Александра Сладковского, самый сложный из всех шести концертов Шостаковича, если мы говорим о двух скрипичных, двух фортепианных и двух виолончельных.
– Но как раз Александр Сладковский из тех дирижеров, которые любят аккомпанировать, имеют к аккомпанементу особый вкус, на мой взгляд. Вы согласны?
– Да, конечно. Мы с ним знакомы лет 20 и столько же вместе играем, переиграли почти весь виолончельный репертуар. Даже не знаю, чего еще не коснулись... Пожалуй, только концерта Прокофьева. А все остальное – концерты Дворжака, Сен-Санса, Шостаковича, конечно же, Вариации на тему рококо Чайковского, даже концерт Шнитке – сыграли. Исполняли и Sinfonia concertante (Концертную симфонию) Моцарта, которая вообще-то написана для скрипки, альта и оркестра, я там исполняю партию альта.
Мы с Александром начали выступать, когда он был вторым дирижером оркестра «Новая Россия» Юрия Башмета. Я его тогда еще не знал, и, как человек амбициозный, на предложение ответил: «Вообще-то я со вторыми дирижерами не играю». Но мне кто-то шепнул: этот второй дирижер особый, очень талантливый. Довольно быстро я понял, что это действительно так, и мы подружились. Оказалось, что мы близко чувствуем музыку, и уже стало совершенно неважно, какой он: первый, второй, да хоть третий дирижер… Тем более, что вскоре он перестал быть вторым, возглавив Госоркестр в Казани (2010). А дальше – произошел феноменальный рост коллектива. Я иногда играл с казанцами до Сладковского: в 1990-х – начале 2000-х. Это были буквально «руины», коллективом явно никто не занимался. И вдруг, буквально через год-полтора оркестр заиграл на очень высоком уровне. Мне казалось, что это невозможно, что так не бывает. Но так случилось, а сейчас, за эти годы, он еще вырос невероятно, став одним из лучших в России, я бы сказал, что это коллектив европейского уровня.
Вообще оркестр — это субстанция, которая не стоит на месте: либо идет вверх, либо падает. ГАСО Татарстана постоянно идет вверх. Как это удается Александру, не знаю, это его секрет, но главное – результат. Вот наши два сентябрьских концерта в Казани и Москве в очередной раз это показали. Я слушал Восьмую симфонию Шостаковича из зала. Могу сказать, что духовая группа феноменальная, да и весь оркестр в превосходной форме.
Александр Сладковский и его оркестр
– Согласна, а кроме того, музыка Шостаковича – это конек казанского ГАСО, Алекандр Витальевич ведь записал с ним все 15 симфоний и все инструментальные концерты… А кстати, у вас есть объяснение, почему Шостакович, который отнюдь не был виолончелистом, так много внимания уделял в своем творчестве виолончели?
– Он и скрипачом не был, но для скрипки написал столько же, сколько и для виолончели – два концерта и сонату. Просто это яркие концертные инструменты, для кого же еще писать? Но я могу похвастаться тем, что играю на виолончели еще одно произведение Шостаковича, на самом деле не являющееся виолончельным – его Альтовую сонату, последнее произведение композитора, законченное буквально за два месяца до смерти, в больнице. Помню, как ее феерически исполняли Юрий Башмет и Святослав Рихтер. Удивительно: Шостакович обратился к альту единственный раз в конце жизни и написал для этого инструмента гениальное сочинение. В нем много цитат, в частности, в медленном финале «всплывает» «Лунная соната». Первым виолончельное переложение сделал Даниил Шафран, но я играю свою собственную транскрипцию, так что, в отличие от большинства виолончелистов, в моем репертуаре два концерта и две, а не одна, сонаты Шостаковича.
– Насколько я знаю, вы вообще активно занимаетесь переложениями...
– Да. Я значительно расширил виолончельный репертуар, потому что он на самом деле довольно узкий. В результате играю пять скрипичных сонат Бетховена, пять сонат Брамса – все три скрипичные и две альтовые, скрипичные произведения Шуберта и Моцарта: его сонаты и другие произведения, например, «Кегельштадт-трио», написанное для кларнета, альта и фортепиано, а я там исполняю партию альта. В моем репертуаре и «Чакона» Баха – ее вообще-то пытаются «одолеть» многие виолончелисты, но не у всех получается. Обычно делают упрощения, я же играю все ноты, которые Бах написал для скрипки.
Еще я записал шикарную скрипичную «Элегическую поэму» Эжена Изаи, которую переложил для виолончели, и она так понравилась японскому Обществу любителей Изаи, что они выпустили ноты по этой записи. Что касается записей, то я записал почти всего скрипичного Брамса, сейчас хочу начать запись сонат Бетховена: Крейцерову (№ 9), Весеннюю (№ 5), Седьмую, Четвертую – ихя уже сыграл, на подходе № 6 и № 2. Всего будет шесть, и это самые лучшие сонаты.
– А вы делитесь переложениями с коллегами?
– Да, и я рад, что виолончелисты начинают мои переложения играть. Значит, я иду правильным путем, расширяя весьма скромный виолончельный репертуар. Ведь, если не говорить о жанре виолончельного концерта, то, кроме шести сюит Баха и произведений немецкого романтизма (сонаты «Арпеджионе» Шуберта, двух виолончельных сонат Брамса и пяти Бетховена, а также нескольких пьес Шумана) больше почти ничего не играют. А я сделал транскрипцию еще целого ряда скрипичных сочинений Шуберта: трех сонатин, дуэта, Блестящего рондо и даже знаменитой Фантазии, – это огромная программа, хватит на два вечера.
Конечно, не все скрипичные произведения можно сыграть на виолончели. Что-то получается лучше, что-то хуже. То, что хуже, я и не беру. Но расширил я репертуар принципиально и надеюсь, это важно и для концертирующих музыкантов, и для тех, кто только осваивает инструмент.
Александр Князев сделал виолончель инструментом универсальных возможностей. Фото Зураба Джавахадзе
– Вы преподавали в Московской консерватории в 1995-2004, среди ваших учеников такие известные музыканты, как Рустам Комачков и Олег Бугаев. Несколько лет назад вернулись к преподаванию…
– Да, но теперь решил закончить с педагогической деятельностью, просто времени не хватает. Я играю на трех инструментах: помимо виолончельных, постоянно даю органные концерты, а еще увлекся роялем. Трех инструментов мне хватает более чем. Так что в консерватории у меня теперь всего один ученик, я его, конечно, доведу до конца, остался последний год, и, как только он закончит консерваторию, я на этом поставлю точку. Студент у меня прекрасный, он уже лауреат международных и всероссийских конкурсов, играет в Московской филармонии – Данила Владыко.
– А что вы можете сказать о новом поколении виолончелистов?
– Я их много слышал на конкурсе имени Чайковского, так как был членом жюри. Конечно, все они талантливы, но важно, как пойдет их развитие. Если станут глубокими музыкантами со значительным внутренним содержанием, то это интересно. Если же все останется на уровне конкурсных побед, то это другая история.